Она подняла невесомую серебристую руку, осенив Степу широким крестом. Внезапно собака, жалобно завизжав, перекувырнулась и бросилась прочь.
— Прощай, Степан, — фигура женщины побледнела и стала исчезать. — Неси свой крест…
— Какой крест? — сбитый с толку и изрядно испуганный Косухин огляделся, но переулок был пуст. Собака сгинула. Степа, будучи человеком добросовестным, сделал несколько шагов вслед за уходящими в сторону собачьими следами, но был вынужден остановиться — следы пропали, словно четвероногая тварь тоже растворилась в воздухе.
Косухин был встречен с триумфом. Товарищ Чудов по этому случаю даже слез со стула, попытавшись похлопать Косухина по плечу, для чего ему пришлось несколько раз подпрыгнуть. Правда, Степа, как парень честный, сразу же сообщил, что ни полковника Лебедева, ни врага трудового народа Арцеулова задержать не удалось. Но Пров Самсонович тут же прервал его:
— Не уйдут они, товарищ Косухин! Не уйдут от суровой мести пролетариата! А ты лихо их гнездо накрыл! Не сберегли свои мяса, кость белая! Этого Ревяко мы враз раскрутим — не таких раскалывали, не таких! Так что не ошибся я в тебе, Степан!
Товарищ Венцлав был более скуп на слова и, коротко поздравив Косухина, предложил пройти к нему. Кабинет Венцлава теперь находился рядом с обиталищем Прова Самсоновича.
— Садитесь, Степан Иванович, — предложил Венцлав. — Курить будете?
Степа с благодарностью угостился неплохой американской папиросой и выжидательно поглядел на хозяина кабинета.
— А теперь, Степан Иванович, — продолжал тот, — расскажите все, ничего не пропуская. Вы меня поняли?
— Понял, — тихо ответил Степа, сообразив, что товарищу Венцлаву известно даже то, чему был свидетелем один он…
Косухин рассказывал долго, время от времени путаясь и сбиваясь. Венцлав спокойно ждал, на его красном, лице не было заметно никаких эмоций.
— Благодарю вас, Степан Иванович, — кивнул он наконец. — Прежде всего, говорю сразу: ни в едином вашем слове не сомневаюсь и, более того, благодарен, что вы решились рассказать все.
— Значит, это все было? — встрепенулся Степа. — Эта баба… То есть женщина…
— Степан Иванович, — прервал его Венцлав. — Я мог бы сказать вам, что вы переутомились и у вас была галлюцинация. Я мог бы, в конце концов, сказать, что мы используем новые научные методы следствия. Но вы умный человек, вы уже успели много увидеть. Я не хочу играть с вами в кошки-мышки.
— Значит, это правда, — не выдержал Косухин, — насчет нечисти…
На красном неподвижном лице Венцлава появилось нечто вроде усмешки.
— Вы с какого года в революционном движении, Степан Иванович?
— С шестнадцатого! — гордо сообщил Степа. — Первый раз еще при царе заарестовали…
— Ну вот… Вы были революционером, борцом за дело пролетариата и всех трудящихся. А как вас называли жандармы?
— Знамо как, — приосанился Степа. — Бунтовщиками! И даже шпионами немецкими…
— Вот видите… Православная церковь, которая, как вам известно, все века помогала угнетать народ, также расправлялась со своими врагами и называла их ничуть не лучше.
— Ну… это ясно… — задумался Степа. — Выходит, вся эта, извините, нечисть и вправду существует? Значит, попы правы? А говорят, что Бога нет!
— Эк вы хватили! — рассмеялся Венцлав. — Да при чем тут Бог! Есть ли Он, нет ли — этого никто не знает. Просто в мире есть явления, которые не хотят или боятся замечать. Официальная церковь их преследовала. Более того, все это вполне объяснимо с научной точки зрения…
— А, тогда понятно, — несколько успокоился Косухин. — Если с научной… Но кого я все-таки видел? Призрак или что?
— Называйте это призраком, — пожал плечами Венцлав. — Я могу назвать это некробиотическим излучением. Подобные случаи известны уже сотни лет. Помню, однажды…
Венцлав не стал договаривать, покачал головой и замолк.
— А кто эта женщина? — поинтересовался Степа, в голове которого творился настоящий кавардак.
— Жена Арцеулова. Ее звали Ксения, — неохотно ответил Венцлав. — По-моему, вас что-то с ней связывало. Не пойму…
— Быть того не может! — возмутился Степа и, чуть помолчав, пробормотал: — Выходит, похоронил жену, капитан! Красивая была женщина… Жалко, — добавил он неожиданно для себя.
— Ну, хватит! — Венцлав нахмурился и встал из-за стола. — Не раскисайте, красный командир Косухин! Если революции понадобится — вы будете сотрудничать даже с упырями.
— Упырей не бывает, — усмехнулся Косухин, решив, что товарищ Венцлав шутит. Тот не отозвался и, кивнув Степе, вышел из кабинета. Они спустились вниз в тюремный двор, где толпилось несколько свободных от нарядов дружинников. Они разглядывали только что привезенные трупы расстрелянных Косухиным офицеров.
— Приведите этого… Ревяко, — распорядился Венцлав. Косухин козырнул и отправился в тюремный корпус.
Подполковнику Ревяко было совсем худо. Всю дорогу он умолял Степу не ставить его к стенке, обещая взамен все что угодно, вплоть до добровольного вступления в ряды РККА. Косухину было поначалу приятно видеть унижение матерого классового врага, но затем он вдруг представил, что в плен попал не проклятый беляк, а красный командир, и вот так же молит врага о жизни. Степу передернуло и он, забыв, что пленных бить не полагается, двинул Ревяко в скулу, заметив: «Хоть бы застрелился, мразь!» Похоже, это добило подполковника, и во двор он вышел уже в состоянии, близком к полному затмению. При виде своих погибших товарищей, сваленных прямо на снег, его затрясло.
— Не надо… — заныл он, решив, что приходит его последний час.
— Успокойтесь, — веско произнес товарищ Венцлав, и Ревяко, к удивлению Степы, тут же затих. — Где штабс-капитан Мережко?
— Сейчас, сейчас… — забормотал Ревяко, обходя закоченелые трупы и склоняясь к лицу каждого покойника. — Не извольте беспокоиться…
— Чего нам беспокоиться? — вновь не выдержал Степа. — Вот тварь!
— Помолчите! — прервал Венцлав, и Косухин умолк. Голос командира легендарного 305-го ему не понравился.
— Вот! — почти радостно воскликнул подполковник, указывая на одно из тел. — Вот он, господа… простите… товарищи…
Венцлав быстро подошел и присел рядом с трупом, легко поводя рукой над мертвым лицом.
— Порядок, Степан Иванович, — мрачно усмехнулся он. — В полночь поговорим…
Косухин вспомнил генерала Ирмана, и ему вновь стало не по себе.
— Товарищ Венцлав… — решился он. — А как вы… ну, определили…
— Стрелял в сердце, — пожал плечами краснолицый. — Мозг цел… Ладно, займемся покуда живыми.