— Поздравляю, Пров Самсонович, — в тоне Венцлава трудно было не заметить иронию.
— Вы имели честь познакомиться с капитаном Арцеуловым. С тем самым Арцеуловым, который был послан Колчаком для связи с Ирманом.
«Операция «Владимир Мономах», — понял Степа. — Вот гад!»
— Оказывается, господин Арцеулов все-таки попал в Иркутск, — задумчиво проговорил Венцлав. — Интересно, очень интересно…
— Размножить! — донеслось из-под бинтов. — Размножить и объявить розыск!
Это, как понял Степа, относилось к столь удачному портрету белого гада Арцеулова.
— Да-да… — кивнул Венцлав. — Степан Иванович, разрешите…
И, не обращая внимания на булькающего и бубнящего Прова Самсоновича, он вывел Косухина в коридор и надежно прикрыл дверь.
— Мои люди еще не подошли, — Венцлав говорил тихо, стараясь, чтобы случайные посетители этого мрачного места ничего не услышали. — Вы можете к завтрашнему вечеру собрать десяток надежных товарищей?
— Так точно, — чуть подумав, ответил Степа. — Соберу своих, черемховцев…
— Лишь бы не пошел снег, — задумчиво проговорил Венцлав. — Давайте так… Завтра, в десять вечера вы подходите к тому месту, где на товарища Чудова напал этот белый гад. Место помните?
Косухин кивнул.
— Не знаю, буду ли сам, но я пришлю туда собаку. Поищем след.
— Да какой там след? — удивился Степа. — Почти целый день прошел! Да и снег! Вот если бы сразу…
— А мы попробуем, — товарищ Венцлав мрачно усмехнулся. Степа взглянул на его лицо, и ему сразу же расхотелось спорить.
— Если повезет, собака доведет до места, где этот Арцеулов скрылся. Ну а там уж…
— Да не беспокойтесь, — поспешил заверить Степа. — Не подкачаем!
Весь день Степа бегал по городу, заменяя временно выбывшего из пролетарского строя товарища Чудова. Ночь прошла не лучше: со стороны Иннокентьевской уже слышались разрывы снарядов — это наступал Каппель. Приходилось решать уйму вопросов, то и дело ругаться с Федоровичем, организовывать новые отряды из сознательных пролетариев, которые отчего-то каждый раз оказывались недостаточно сознательными, да еще вдобавок выступать на митингах. На следующее утро Степа не выдержал и, воспользовавшись приглашением недорезанного врага революции Федоровича, уснул прямо в его кабинете.
Проснулся он уже ближе к полудню. Надо было ехать в депо, чтобы поторопить недостаточно сознательных железнодорожников с ремонтом бронепоезда. Уже накидывая полушубок, Степа вспомнил о словах Венцлава. Удалось поймать вечно спешившего Федоровича и договориться, что тот выделит к вечеру десяток бойцов из бывшего Степиного отряда. Довольный таким успехом, Косухин помчался в депо.
Вернулся он ближе к вечеру, усталый и голодный. Очень хотелось отдохнуть, но указанное время приближалось, и Степа, дождавшись обещанного отряда — Федорович прислал вместо десятка бойцов целых пятнадцать — двинулся к одной из привокзальных улиц, туда, где белая контра напала на дорогого товарища Чудова.
Место схватки уже успело покрыться легким снежком. Вокруг была масса следов, оставленных дружинниками и просто любопытными. Косухин пожал плечами — в затею с ищейкой верилось слабо. Между тем время подходило к девяти. Бойцы отряда, не понимавшие цели этой странной экспедиции, начали перешучиваться. Степа ждал, поглядывая по сторонам, но товарища Венцлава все не было.
Внезапно послышался легкий шорох. Из темноты прямо к ногам Косухина вынырнула огромная черная собака. На ней не было ни намордника, ни ошейника, и поначалу Степа слегка испугался. Собака внимательно посмотрела ему в глаза, затем неторопливо подбежала к месту схватки. Все разговоры разом стихли.
— Ух, здоровая! — прокомментировал один из бойцов. — Видать, из породистых…
— Нет такой породы, — авторитетно заметил кто-то.
— Видали? Глаза!
— Тише вы! — прикрикнул Степа. Он присмотрелся, заметив, что глаза собаки только что сверкали красным огнем. Собака сделала несколько кругов около места схватки, затем подняла огромную морду, как бы принюхиваясь, и вдруг завыла. Вой был долгий и какой-то странный. Степе вдруг почудилось, что он различает дикие непонятные слова…
Очевидно, это заметил не он один. Кто-то из бойцов, несмотря на пролетарское происхождение и боевые заслуги, начал тайком креститься. Косухин вдруг вспомнил мертвое лицо генерала Ирмана, и пальцы сами собой сложились в щепоть. Но не успел он поднести их ко лбу, как собака взглянула на него умными, злыми глазами и тихо зарычала. Рука замерла — перекреститься Степа так и не решился.
— Пошли отсюда, а? — предложил кто-то, но собака, вновь зарычав, подбежала прямо к Степе и мотнула огромной черной мордой. Косухин понял и дал команду двигаться.
Собака бежала быстро, почти не принюхиваясь. Лишь изредка она останавливалась — и то, как показалось Степе, не для того, чтобы отыскать пропавший след, а попросту поджидая не столь проворных бойцов. Это странное путешествие вначале проходило в полном молчании, затем языки постепенно развязались. Черемховцы, меряя валенками заледенелые улицы вечернего Иркутска, начали поддаваться неизбежному скепсису. Косухин уже несколько раз выслушивал предположения, что именно ищет непонятная псина и советы не мешать ей в ее личной жизни. Но Степа, сам удивленный всем происходящим, одергивал шутников и приказывал не отставать.
Они прошли уже немало, как вдруг собака остановилась и замерла. Бойцы, окончательно пришедшие в веселое настроение, предложили, что здесь и должно состояться намеченное собачье рандеву. Но странная собака внезапно повернула голову, блеснув огромными, красными глазами, и негромко зарычала. Кто-то шепнул «Ого!» Наступила тишина. Собака неторопливо перебежала улицу и остановилась у крыльца одного из домов.
Внезапно Косухин почувствовал — шутки кончились. Он махнул рукой. Один из бойцов неслышно пересек улицу и подобрался к крыльцу. Все замерли. Разведчик подождал минуту и с сомнением пожал плечами, но вдруг резко махнул рукой.
— Четверо к окнам! — распорядился Косухин. — Остальные за мной! Оружие к бою!
Они ворвались на крыльцо, вышибли легкую дверь и очутились в темной прихожей. Но дом не был пуст — из комнаты лился несильный свет лампы, слышался звук голосов. Внезапно из проема двери появилось чье-то испуганное лицо, тишину разорвал крик:
— Господа! Красные!
Дальнейшее Косухин помнил только отрывками. Они ворвались в комнаты, скрутив троих офицеров, пивших чай вместе со стариком — хозяином дома. Но большая часть постояльцев, забаррикадировавшаяся у входа в погреб, открыла бешеный огонь. Двое степиных бойцов упали на месте. Косухин озлился и, припечатав всю компанию петровским загибом, швырнул гранату.