ещё по чаше дымящегося чая.
— Господин Хидеёси сначала был даже ниже крестьянина, Уилл Адамс. Дровосек, ставший солдатом. Но с мечом в руках и умением его применять человек может достичь безграничной власти, даже если у него нет титула.
— Безграничной… — эхом откликнулся Уилл. — Но это ведь означает, что он прольёт реки крови.
Тадатуне нахмурился.
— Разве ты боишься крови, Уилл Адамс?
— Боюсь? Нет, я не боюсь крови, господин Тадатуне. Но мне претит проливать чью-то кровь без достаточных на то оснований. Этому учит меня моя религия.
Тадатуне кивнул.
— Нужно будет тебе встретиться со священником. Он приходит достаточно часто. Ты встретишься также с моим отцом. Но прежде всего тебе нужно отдохнуть. Эта комната — твоя, мой друг. Твоя и твоего спутника. Эти девушки принесут всё, что вам понадобится.
— Признаюсь, все, чего мне сейчас хочется, это спать, — сказал Уилл. — Думаю, моему товарищу тоже сейчас больше ничего не нужно. Так что, если вы будете так добры, попросите девушек показать нам кровати.
— Кровати?
— Кушетки, на которых мы будем спать, господин Тадатуне.
— Спят вот на чём, Уилл Адамс. — Тадатуне похлопал ладонью по циновке, на которой сидел. — Девушки унесут столы и дадут вам подушки и одеяла, если они вам понадобятся.
— На полу? — вздохнул Уилл. — А подушки, господин Тадатуне, какие они у вас?
Тадатуне улыбнулся.
— Вы, люди из-за моря, почему-то предпочитаете губить силу своего тела слишком мягкими постелями. Но не тревожься, Уилл Адамс, подушки тебе понравятся. Они сделаны так, чтобы было удобно и шее, и голове, — из дерева особой породы.
— Из дерева?!
— Конечно. — Тадатуне поднялся на ноги, подобрав с пола меч. — Не думаешь же ты, Уилл Адамс, что мы кладём под голову камень?
Рай или ад? Его инстинкты указывали на последнее. Но в этом случае зачем бояться смерти? Как это может быть раем, когда здесь нет Господа Бога, священников, нет никакой уверенности в том, что человека не окружает со всех сторон зло, стремящееся привести его к проклятию? Когда здесь верят только в силу и в готовность применить её? Когда здесь считают, что с помощью меча человек может подняться от последнего крестьянина до высочайшего поста в стране?
Но в таком случае, где же наказание? Уилл шагал по саду, ощущая свежесть в голове и во всём теле, наслаждаясь удобством одежды и обуви на ногах. Его кимоно… Само слово казалось греховным. Он только что искупался. Или, скорее, был искупан. Но теперь он уже не испытывал чувственного удовольствия от такого приключения: каждый вечер и каждое утро из пяти проведённых здесь суток его купала девушка, причём каждый раз новая. Бунго… Странное название. Бунго… Но, без сомнения, названия «Англия», «Голландия» или «Франция» покажутся японцу не менее странными.
Быть выкупанным молодой обнажённой женщиной и не чувствовать никакого греха и никакого удовольствия, кроме ощущения тепла и благополучия после погружения в горячую воду. Следовательно, может ли это быть адом? Отсутствие чувственности? Но это чепуха. По словам самого священника, такое состояние уже является благословением Господним. Но он, во всяком случае, был далёк от этого. Купавшая его девушка уже не значила для него ничего, кроме хорошей служанки, которая также приносила ему пищу и подметала пол в его комнате. Но Магоме Сикибу… Он редко её видел. Она больше не присутствовала при купании и, будучи дочерью хозяина, конечно же, не опускалась до личного обслуживания их за трапезой. У неё были другие обязанности — постоялый двор никогда не пустовал. Кажется, этот городок лежал на главной дороге через Бунго.
В сущности, ещё только два раза он был в её обществе после их прибытия сюда. Однажды — когда она вернула их европейскую одежду, вычищенную, выглаженную и тщательно починенную, так что она стала почти как новая. И в другой раз — вчера, когда она руководила стрижкой его чересчур отросших волос и бороды. Да и то она только стояла у него за спиной, время от времени давая указания служанке своим чистым, мелодичным голосом. Только раз она коснулась его шеи, указывая что-то девушке, работавшей острейшим ножом. Его кожа всё ещё хранила память об этом прикосновении, и ночью, во сне, он снова мечтал о её пальцах, касающихся на этот раз не шеи.
Грех? Да, даже в раю есть грех.
— Отличный денёк! — Якоб Квакернек сидел около искусственного холма, наблюдая за бегущим ручейком. — Но, по-моему, здесь других дней и не бывает.
Даже Якоб почти оправился от своей болезни, а Уилл просто никогда раньше не чувствовал себя таким здоровым и отдохнувшим. Как странно — вытерпеть такие адские лишения и муки и оправиться от них так быстро, что через пять дней все вспоминалось, как дурной сон. Но так было не со всеми. Трое умерли на следующий день после высадки на берег. Их похоронили с надлежащей церемонией. Хотя у японцев почти отсутствовали внешние проявления религиозности, к смерти они относились с достаточным уважением. Но больше никто не умрёт. Ни с кем никогда раньше не обращались так хорошо, как с ними в эти последние пять дней.
И всё же они не были довольны ни собой, ни своим штурманом. Некоторые помнили, что он обещал им скорое прибытие. Они прибыли, и это их смущало. Другие — как Гильберт де Коннинг и Ян ван Оватер — завидовали ему и вспоминали (по крайней мере, по их словам) только ужасы их экспедиции и предупреждение бедняги Тима Шоттена. Они без конца твердили, что лучше было остаться на побережье Америки с пятьюдесятью людьми и большими запасами оружия и боеприпасов — тогда, если повезёт, они могли бы захватить какой-нибудь испанский корабль и вернуться домой. И разве не мог бы этот корабль иметь груз золота и серебра? И теперь бы они были богаты и находились бы дома. Теперь же все это откладывалось на неопределённое время.
— Я был на берегу, — сказал Уилл. — Корабль всё ещё стоит на якоре. Хотя, если погода изменится, лучше бы ему там не стоять.
— Разве в этом заколдованном месте когда-нибудь меняется погода? — спросил Квакернек. — Во всяком случае, от нас сейчас ничего не зависит. Благодарю Господа, что за эту неделю я так поправился, но всё же я не рискну снова выйти в море раньше, чем через несколько недель. И большинство команды сейчас ещё слабее меня. Я предлагаю, Уилл, оставить все мысли о возвращении в этом году. Иначе тревога тебя доконает.
Уилл вздохнул.
— Ты, конечно, прав.
Он увидел, что Магоме Кагею вышел из дома