очень молода, невысока ростом, с тонкими руками и ногами, узкими плечами и бёдрами, плоским животом и едва наметившейся грудью. И все это терялось в водопаде роскошных чёрных волос. Едва созревшая, подумал он и удивился, что думает о таких вещах, не чувствуя себя грешником.
Он оглянулся на Сикибу. Та медленно опустилась на колени, указала на него рукой и поднялась. Он заколебался, но нужно было делать что-то, и поскорее. Он опустился на колени, как ему показали, девушка опустилась рядом. В дальнем углу комнаты Мельхиор проделал то же самое, уставившись на вторую служанку, как кролик на удава.
Ведро воды опрокинулось ему на плечи. Он сразу покрылся гусиной кожей, настолько вода была холодна. Но сразу же ощутил руки девушки с душистым мылом, скользящие по его плечам и бёдрам.
— Уверяю вас, мисс Сикибу, — выдохнул Уилл, почувствовав, как пальцы девушки скользнули между ног и по ягодицам, — мы и сами справимся.
Сикибу улыбнулась в ответ.
— Уилл? — задохнулся Мельхиор. — Уилл? Боже, Уилл, теперь мы наверняка прокляты.
Прокляты? Или благословенны? Он непроизвольно вздрогнул, и девушка бросила на него испуганный взгляд. Тут же она получила выговор от хозяйки за то, что причинила какое-то неудобство гостю. Боже, не так уж я слаб. Но она уже убрала руки, оставив мыло капать с кончика его члена. И обмывала ему ноги и ступни. Он же не отрывал глаз от улыбавшейся Сикибу.
Покончив с намыливанием, девушки окатили их водой и только после этого позволили залезть в чан. Вода в нём была настолько горячей, что у Уилла перехватило дыхание. Но тут же тело его расслабилось, и его охватило блаженство. Он откинул голову, рассматривая трёх девушек, стоящих рядом и смотрящих на него, затаив дыхание. Он мог бы лежать так целую вечность, вспоминая случившееся только что и боязнь подумать о том, что ещё может случиться. Но Сикибу уже показывала жестами, что пора выходить. Секунду спустя они оказались завёрнуты в тёплые мягкие полотенца. Девушки вытирали их насухо, вызывая в то же время неописуемое возбуждение, чувство такого подъёма, что оно почти компенсировало пустоту в желудке. Сикибу, улыбаясь, показала на одежду, которую она принесла с собой. Она состояла их двух полос материи, одна из которых оборачивалась вокруг пояса, а вторая пропускалась между ног и закреплялась спереди. Поверх они надели свободные халаты, похожие на халат Сикибу, но сделанные не из шёлковой, а из хлопковой ткани, и скрепили их кушаком. Одежда была очень удобной, хотя он чувствовал какой-то грех в том, что одет в такое убранство вместо туго застёгнутого камзола и облегающих рейтуз.
Склонив голову набок, Сикибу осмотрела его со всех сторон, поклонилась и, рассмеявшись — прекраснейший из всех звуков, показалось ему, — хлопнула в ладоши. Он пытался понять, что она этим выразила — восхищение или изумление, но она отвернулась и оглядела Мельхиора. Внезапно он ощутил укол ревности. К Мельхиору? Из-за девушки, которую он только что увидел? Что в ней было такого, кроме того, что она видела его таким, каким ни одна другая женщина, включая и жену? Зенократа, Зенократа, «прекрасная — слишком слабый эпитет для тебя»… Как эти слова Марло засели у него в голове!
Девушка, мывшая его, вытерлась сама, снова облачилась в халат и открыла дверь. Он шагнул наружу. Как изменился весь мир вокруг! Теперь его накормят. Так же, как купали?
Сикибу поспешила вперёд, ведя их в дом. Пройдя по коридору, они вошли в одну из комнат, виденных раньше. Здесь, скрестив ноги, сидел на циновке Симадзу но-Тадатуне. Его большой меч лежал рядом, короткий всё так же висел на поясе.
— А-а, Уилл Адамс, — произнёс он. — Вот теперь ты действительно готов к трапезе. Надеюсь, ты успокоишь своих соотечественников.
Только тут Уилл заметил, что в комнате находились также Гильберт де Коннинг и Ян ван Оватер, изумлённо взиравшие на Уилла и Мельхиора, на их одежду, на женщин.
— Вам придётся вымыться, — сказал Уилл и улыбнулся Сикибу. — Кто позаботится о них?
Она ответила на улыбку и поклонилась. Конечно же, она. И две девушки. На мгновение его охватила ярость. Что же, она будет руководить купанием всей команды корабля? К концу этой церемонии она позабудет его совершенно.
— Ну же, Уилл Адамс, садись, — сказал Тадатуне. — Здесь, слева. А твой товарищ — справа от меня.
Уилл повиновался, удивляясь оказанной Мельхиору чести, и знаком пригласил того сесть.
— Теперь, за трапезой, мы можем поговорить. — Тадатуне хлопнул в ладоши. Тотчас же показались три девушки — не старше тех, которые их купали. Они внесли три небольших столика на низеньких ножках и поставили перед каждым из мужчин. Поклонившись, девушки исчезли.
— Пища, Уилл, пища, — проговорил Мельхиор. — Мой желудок не может больше терпеть.
— Что сказал твой друг? — спросил Тадатуне.
— Он в нетерпении ожидает начала трапезы. — Уилл носом втянул воздух. — Что это за удивительный запах?
— Достаточно ли нагрета комната? — поинтересовался Тадатуне.
— Конечно, сегодня довольно тёплый день.
— Сейчас стоит пора Солнечных Дней. Но скоро наступит сезон Весенних Дождей, и тогда будет очень сыро. Поэтому Магоме Кагею обогревает свой дом. В полу есть отверстие, вон там, под той циновкой. Там тлеют угли с добавками ароматических трав. Они дают и тепло, и запах. Чай.
Вошедшие девушки держали в руках подносы с маленькими чашками без ручек. В чашках дымилась зеленоватая жидкость.
— Что это? — поинтересовался Мельхиор. Тадатуне вопросительно посмотрел на Уилла.
— Мой друг спрашивает, что это такое.
— Чай, Уилл Адамс. Это важная часть любой трапезы. — Тадатуне поднял чашку обеими руками и скорее вдохнул, чем отпил глоток.
Уилл попробовал сделать так же и ошпарил верхнюю губу. Он услышал, как поперхнулся Мельхиор, и проводил глазами девушек, выходящих из комнаты.
— Очень вкусно, — сказал он. — И хорошо согревает.
— И обостряет аппетит, — добавил Тадатуне. — А твоему товарищу он не понравился?
— Он ждёт, пока чай немного остынет. — Тут любопытство, смешанное с некоторой долей ревности, осилило его. — Кроме того, он польщён честью сидеть по правую руку от вас.
Тадатуне удивлённо поднял брови.
— Наверное, он меньше твоего бывал в цивилизованном обществе, Уилл Адамс. Почётное место, на котором сидишь ты, тебя совершенно не волнует.
Чтобы скрыть смущение, Уилл отпил ещё глоток. Впечатление было такое, будто в глотку ему влили расплавленный свинец.
Тадатуне улыбнулся.
— Конечно же. Я совсем забыл — священники рассказывали мне, что в Европе почётным считается место справа. Но как это может быть, Уилл Адамс? С левой стороны я ношу меч. Разве может быть место почётнее