Она даже его не воспитывала поэтому, скинув на служанок, как шавку.
- Расскажите, - попросил инспектор, коснувшись кружки, – господин. Если вы желаете.
- Если об этом кто-нибудь узнает, клянусь, не один архиепископ вас не спасёт, - угрожал Готфрид, проведя по вилке. – Лоренцо… ребёнок не от брака. Ещё до того, как Иннори обвенчал меня с Евгенией, я был влюблён в девушку из… города. Но её дело, которым она промышляла…
- Преступница, контрабандистка, - предположил Этиен.
- Да, - кивнул Готфрид, опустошив наполовину кружку. – Мы были знакомы десять лет, когда ещё мой отец был маркграфом. Это были прекрасные десять лет любви и страсти. Я каюсь – первый раз я познал женщину не в браке, - он протянул руку за острыми рыбными чипсами. – Чем мы только вдвоём не промышляли. Я хоть и имел деньги, власть, но это чувство, когда помогаешь любимой, когда спасаешь её из передряг, вместе удираете от стражи и обманываете портовых клерков, ввозя кофе и книги из Араббии, которые запретили иерархи.
- Как так получилось, что она забеременела?
- Как будто ты не знаешь, как это происходит? – улыбнулся лорд.
- Теоретически, если только, - сдавленно произнёс Этиен. – Почему она осталась одна?
- Я должен был жениться на Евгении, дочери графа Альдегойского, но я не мог оторвать своё сердце от Дулькаты. Месяцы я знобил и пил. Я сказал ей об этом, - щёки маркграфа побагровели, а голос стал «глубже». – Мы провели пару восхитительных ночей, после которой она исчезла, оставив письмо, где писала, что запомнит меня на всю жизнь. А через девять месяцев, прямо накануне свадьбы, в своей комнате, в замке, я нашёл корзину с ребёнком и запиской.
- И никто не застиг того, кто проник?
- Нет. Видимо она использовала зелье невидимости.
- Она?
- Да. Я более чем уверен, что это была именно Дульката. В своё время мы, какими только путями не проникали в замок, в обход стражи. Да и записка была от неё, - Готфрид вздохнул, допив горькое пиво. – Она писала, что ребёнок мой, но в силу своей работы, не может его оставить. И ему будет лучше со мной. Евгения, скрепя сердцем, согласилась его оставить и воспитывать как своего… говорила об этом. Эх, как же там сейчас Дульката живёт?
- Мне не известна ваша печаль, мой господин, - минорно посмотрел Этиен на монарха. – Что теперь будет с Лоренцо? Он ведь… бастард, получается.
- Я не хочу ссориться с Церковью. С отцом Иннори я уже поговорил, - маркграф тяжело выдохнул, опустив голову. – Мне придётся лишить его сословных привилегий и отправить в монастырь святого Доминика. Слишком много явных грехов на нём, да и отец Иннори совсем недавно раскрыл то, как мой сын… читает «Призыв к простоте», который распространяют местные еретики. Это стало краем. Парень всегда отличался непослушанием, но после первых походов в городской бордель и тамошние постоялые дворы, у него совсем крышу сорвало.
- А наследники? Закон и наследственная практика требуют, чтобы у вас были наследники мужского пола, минимум двое.
- У меня есть ещё три сына от Евгении.
- Что это за спор о республике? – спросила эльфийка. – Мы слышали, что тут было восстание и от него остались… определённые и не совсем приятные последствия.
- Вы хорошо осведомлены, - поразился маркграф. – Пять лет тому назад городской совет Циенны, при поддержке Гильдии торговцев и цехов, объявили о принятии декларации «О создании республики». За короткое время им удалось вооружить своё ополчение и начать активные действия против меня.
- Почему? – Этиен было хотел потянуться за ещё одной кружкой пива, но лёгкое головокружение дало ему знать, что хватит.
- Мне пришлось ввести три налога в городе сроком на год. На морские товары, на текстиль и товары цехов. Император начал войну с Самодержавием и нужны были деньги. К тому же был ограничен ряд вольностей цехов и торговцев.
- И город этого не вынес?
- Да. Если налоги ещё как-то город терпел, то вот наступление на всем известные вольности не смог стерпеть. Три года мы рубили друг друга, до тех пор, пока мои рыцари не разгромили ополчение прямо под городом.
- Сие находится странным, - посмотрела на пальцы Люсси. – Если вы победили, почему город отстоял вольности?
- Представьте себе – большой город, с портом, с производством, с резиденцией Гильдии торговцев, который является купеческим центром Маркграфства. На нём держится вся экономика моей вотчины, - твёрдо заключил Готфрид. – Нельзя было не пойти на некоторые уступки. Просто невозможно. В обмен на деньги для войны императора, я документально, своей печатью, подтвердил их вольности. Теперь Циенна имеет свой совет и магистрат, решающий все внутригородские дела. А также ополчение в количестве двух тысяч человек. Но не все были рады такому, - голос маркграфа стал мрачнее. – Радикалы из республиканского движения продолжили борьбу. Бандиты готовы драться до последней капли крови, лишь бы меня убить.
- Расскажите чуть больше о них. И о еретиках, - попросил Этиен.
- Ну да. Есть старый замок на юге отсюда. Один из оплотов старой республики. Чем дальше на юг, тем больше нор и дыр в которых они скрываются, - Готфрид стал злее. – Эти твари нападают на деревни, грабят караваны и временами устраивают штурмы моих крепостей.
- Сколько сейчас под контролем повстанцев?
- Процентов тридцать, не более того. В основном это леса, непроходимые топи и дремучие места. К тому же, у них есть свои агенты, вербующие народ и собирающие информацию.
- Хорошо, очень интересно, - Этиен нашёл в этом что-то важное. – А что вы знаете о еретиках «Благой общины Вальда»?
- Ох, это попытка городской бедноты, мятежных церковнослужителей и торговцев создать свою церковь в Циенне во время восстания, - Готфрид проглотил последний кусок рыбы, доев чипсы. – Когда приняли Декларацию, священники стали призывать к мирному урегулированию, а мятеж называли грехом. И чтобы найти опору в вере, Городской совет внял лозунгам иподиакона Вальда и выдворил всех городских священников и епископа вместе со всеми нелюдями. Они создали «новую церковь», которая быстро нашла опору среди городских низов за счёт того, что дала возможность… разорить храмы и назначать клириков из народа. А все индульгенции были сожжены на главной площади, - Готфрид покачал головой.