Арка – дань луне, она состоит из двух зеркальных полумесяцев. Полная луна породила римскую арку, заостренная исламская арка составлена из двух семидневных лун. В Наблусе можно найти арку на каждую фазу луны, на каждый день лунного календаря, и старательный студент, изучающий архитектуру, смог бы составить здесь полную историю арки.
Этот древний город стал столицей Северного царства после развала державы Соломона. Слишком гордый и древний, чтоб покориться Иерусалиму, он обладал своими святынями и своим храмом. «Эмигранты» из Вавилона, которые реставрировали Иудейское царство в Иерусалиме, не пытались вернуть Шхем на прежнюю орбиту. И по сей день иудеи редко рискуют заглядывать сюда – обычно проскакивают Наблус на рысях, наглухо закрыв окна своих японских машин, чтоб граната или камень не залетели.
Новая история Наблуса сложилась неудачно. Жители считаются гордыми и негостеприимными. Из-за древних римских бань их название – наблуси – стало синонимом мужеложца. Промышленности тут мало, отношения с военными властями самые неудовлетворительные. Несколько раз Наблус проявлял незаурядное мужество – в войне с Наполеоном, когда ополчение из Наблуса предвосхитило действия русских партизан, а потом в войне с египтянами. За легендарную стойкость в дни палестинского восстания, интифады, город получил прозвище Джабаль-эль-Нар – Огненная Гора. Он страшно пострадал. Разрушения еще не сгладились, но подлинная атмосфера арабского города, живущего своей, пусть и невеселой, жизнью, стоит того, чтобы в нее окунуться.
В старом городе три мечети: Большая мечеть, бывшая церковь крестоносцев; мечеть Пророков, на месте которой, по легенде, похоронены десять сынов Иакова, предки северных колен Израиля, и Зеленая мечеть, поставленная там, где Иаков выплакал себе глаза после инсценированного братьями «убийства» Иосифа. Древности Шхема находятся в трех километрах к востоку от касбы, где торчит полураскопанный курган Тель-Балата. Холм зарос сорной травой. В траншеи, прорытые немецкими археологами, жители близлежащего лагеря беженцев Балата набросали мусор. Археологи-
ческие раскопки в Шхеме остановились с началом Шестидневной войны и установлением израильского военного правления. Израильтяне предпочитали раскапывать места побезопаснее, более тесно связанные с иудейской традицией, вроде Масады.
Несмотря на сор, руины древнего Шхема потрясают. Самая внушительная – огромная стена циклопической кладки, возведенная всухую, без строительного раствора, за две тысячи лет до нашей эры. Сохранились восточные ворота, в них можно войти и сегодня. В центре холма – площадка с колоннами, где, видимо, стоял древний храм Шхема Бейт-Баал-Брит, храм Господа Завета. Он был огромен, стены – в тридцать метров длиной, пятиметровой толщины – должны были производить внушительное впечатление. В центре рос огромный дуб – предок священных деревьев наших дней, о которых мы уже вели речь. У этого дуба – Элон-Морэ – Авраам построил алтарь. Самое название шхемского божества – Господь Завета – напоминает о Завете (союзе) Авраама с Господом. Судя по этой связи с Авраамом, можно предположить, что шхемский храм привлекал людей и процветал и в библейскую эпоху, а гегемония Иерусалима была скорее мечтой южан, чем реальностью.
Шхема нет в перечне городов, завоеванных Иисусом Навитом, и это упущение красноречивее иного упоминания. Действительно, почему «сынам Израиля» не пришлось завоевывать Шхем? Видимо, там во время Исхода жили родственные израильтянам племена и завоевывать их не было нужды, считают некоторые историки.
Со временем Шхем становится столицей Израильского царства. Два царства, со столицей в Иерусалиме и со столицей в Шхеме (потом в Тирце, а после в Самарии), иногда враждовали, иногда жили мирно. Северное царство было более развитым, поддерживало постоянные отношения с финикийцами, сирийцами, Месопотамией. Юг – Иудея – был более отсталым. Север оттеснял его и от торговых, и культурных контактов. Все же пророки свободно ходили и по Иудее, как стало называться Южное царство, и по Израилю, то есть по Северному царству.
Древнее царство Израиля утратило свою независимость в 722 году до нашей эры и стало частью Ассирийской империи, а впоследствии – ее преемниц: Вавилонской, Персидской, Македонской, Римской, Византийской, Арабской, Оттоманской и Британской. Утрата независимости не смертельнее утраты девственности, и местное население свыклось с ней, так же как жители Твери – с присоединением к Московскому царству, а аквитанцы, провансальцы и гасконцы – с подчинением Парижу. Царство протяженностью в сто километров не могло сохранить независимость в нашем регионе.
Ассирийцы и их непосредственные преемники – вавилоняне и персы – зачастую вывозили или переселяли знать и мастеровых из одной части империи в другую. Это был подлый, но понятный прием. Переселенцы могли рассчитывать только на империю, поскольку с местным населением они не ладили. Они даже не могли толком бунтовать – не знали страны и не ощущали связи с ней. С другой стороны, их таланты можно было использовать на благо империи.
Тогдашние переселения значительно уступали «этническим чисткам» XX века, которые начались депортацией армян из Анатолии и продолжились массовой высылкой турок из Греции и греков из Турции. В 1944 году на восток покатились эшелоны с чеченцами, ингушами, крымскими татарами, а после войны миллионы этнических немцев были выселены из родных мест в Судетах, Пруссии, Померании и вывезены в Германию. Миллионы жителей Индии стали беженцами. Жертвой страшной «этнической чистки» оказались палестинцы в 1948 году. На наших глазах прошли массовые депортации на Балканах и в Африке. Армяне были «выдавлены» из Баку, а азербайджанцы – с занятых армянами территорий. Ничего подобного не происходило в прошлом, но не потому, что люди были лучше. До победы идеи «этнического государства» подобное просто никому не приходило в голову.
Империи ограничивались куда более скромными действиями: они организовывали колонии отставных воинов, высылали в изгнание местную знать. Так македонцы, а за ними римляне получали землю в Палестине, так Российская империя заселила Грозный. Оттоманы селили верных им черкесов на границах империи. Ассирийцы держались в тех же пределах: после покорения Израильского царства они переселили его знать, ученых людей и ремесленников в месопотамские колонии. Но в целом этнический состав Северного Нагорья вряд ли существенно изменился. Лишь несколько тысяч из сотен тысяч были «уведены в плен», депортированы. Согласно местной традиции, они были вскоре возвращены.
Их южные соседи, жители Иудеи, не сомневались, что к северу от их границ живут те же израильтяне. Во времена царя Хезекии (Езекии), уже после падения Севера, они звали северян к поклонению в Иерусалимском храме (2 Хрон. 30:10), не считая их иноземцами. Со временем на территории бывшего Израильского царства сложилась своя вера, которая порядком отличалась от иудейской, а население стало называться «самарянами» (или «самаритянами» – это «т» пришло в русский язык из греческого), по названию их столицы Самарии. Так русских называли «московитами». Когда-то все население Северного Нагорья было самарянским, но со временем и оно в основном перешло в ислам. Этот процесс шел медленно и завершился к XVIII веку. Самарянами по вере остались лишь члены семей священников.
К этой маленькой секте принадлежит около пятисот человек. Их можно повстречать в Наблусе, в квартале Сумара, и на вершине священной для них горы Гаризим. Другая колония самарян есть в Холоне, среди рижских и виленских евреев. Они гордятся своим историческим прошлым и охотно рассказывают, что Зеленая мечеть Наблуса была когда-то самарянской синагогой. Рядом с ней, в касбе, самаряне жили до недавних времен, но несколько лет назад они вышли из касбы и поселились в западной части города, в квартале Сумара, в зеленом, застроенном виллами пригороде Рафидие. В Сумаре они живут дверь в дверь, окно в окно, образуя нечто вроде обширной касбы. Войти внутрь можно через ворота синагоги. За ними открывается лабиринт переулков в два метра шириной между вполне современными двух-трехэтажными домами.
Самарянская синагога похожа на мечеть, и богослужение напоминает мусульманское (как еврейское богослужение в Стокгольме похоже на богослужение в лютеранской кирхе). Мы встречали субботу у самарян в Рафидие. Мужчины в красных фесках сидели на молитвенных ковриках, скрестив ноги по-турецки и обратив лица к молитвенной нише – не то к священной горе Гаризим, не то к Мекке. В нише лицом к молящимся сидел хазан (кантор), но все пели в один голос молитву, ничуть не напоминавшую о Вильне и Амстердаме. Время от времени падали ниц, как поступают мусульмане ежедневно и евреи в Иом-кипур.
Мне было приятно сидеть меж ними в этой мечетеобразной синагоге: «туземные евреи» (как называют их наблусцы) были недостающим звеном между мной и палестинцами, дружелюбным Ближним Востоком. Ведь религия обычно отделяет сидящих на полу и носящих чалму от сидящих на стульях и носящих шляпы. Здесь и теологически было что-то связующее меня и Наблус.