Молодцы тем временем, не спеша и перекидываясь даже не словами, а какими-то междометиями, продолжали свое дело. Из-за спинки кресла достали некое подобие шапочки с множеством разноцветных проводов тянущихся от нее куда-то вдаль. Шапочку аккуратно натянули на голову, зафиксировав ремешком на подбородке. Затем, все также не спеша, перешли к другим частям тела. Куча датчиков на присосках буквально опутали тело несчастного, теперь Валерий Васильевич уже в этом не сомневался, Николая Павловича, с ног до головы, не оставляя на нем ни сантиметра свободного пространства. Верховный впился глазами в лицо Тучкова, пытаясь отыскать на нем следы какого-нибудь дискомфорта, но лицо эфэсбэшника было хотя и спокойным, но не выдавало признаков неудовольствия. Напротив, оно постепенно разглаживалось и расслаблялось, приобретая черты умиротворенности и снисходительности к поступкам всех без исключения жителей Земли (видимо препарат из мензурки начинал свое действие). Закончив паучью деятельность по опутыванию своей жертвы проводами с датчиками, наследники Малюты Скуратова достали из карманов своих белых халатов и водрузили на свои лица темные очки с плотно прилегающими наглазниками. «А вот это уж совсем что-то новенькое» — поежился Верховный. Сидящие рядом с ним генералы, многие из которых прошли горнило не одной из необъявленных войн последнего десятилетия, кажется, даже забыли, как дышать, настолько тихо было в комнате. А тем временем люстра с разноцветными плафонами немного опустилась вниз и включила свои огни. Огни были красными, желтыми, зелеными и синими. Веселенькое разноцветье этих огоньков делало обстановку в комнате неестественно карнавальной. Огоньки в плафонах вяло перемигивались, так что это стало наводить дремотное состояние на всех, кто наблюдал за происходящим. Откуда-то послышались тихие звуки органной музыки. Это был, без всякого сомненья Бах, великий мастер органной музыки. Музыка тихо звучала, и медленно моргали огоньки в люстре. Афанасьев с детства был лишен музыкального слуха, но даже он уловил, что огни в плафонах гаснут и вновь зажигаются в такт органным звукам. Дикое сходство происходящего с дискотекой становилось все явственней. Казалось, что время и пространство сначала поменялись местами, а затем незаметно растворились друг в друге. Валерий Васильевич и сам не заметил, как потерял всякую связь с окружающим его миром. В себя его привел звук упавшей на пол папки одного из внезапно уснувших соседей. А музыка, меж тем, начинала звучать громче и огни в плафонах замелькали гораздо шустрее. Дождавшись, когда тело подопытного окончательно расслабится и впадет в некое подобие нирваны, с застывшей на размякшем лице глуповатой улыбочкой и только что не пускающим слюни, специалисты, сидящие за пультом, приступили к следующей фазе допроса. Основываясь видимо на том материале, что Тучков передал им вместе папкой, они довольно толково начали задавать вопросы по теме, касающейся возможной незаконной экономической и политической деятельности «пациента», на которые, впрочем, тот охотно давал исчерпывающие ответы, не убирая с лица идиотской улыбки, так раздражавшей Афанасьева в эти минуты. Время от времени, кто-то из молодцов в халатах покидал допрашиваемого и подходил к операторскому пульту. О чем-то шушукаясь с сидящими, он затем возвращался, что-то там подправлял в амуниции «подопытного кролика» и после этого вопросы стали носить все более конкретный и въедливый характер. К вопросам и ответам Афанасьев мало прислушивался. Его не интересовали вопросы «крышевания» бизнеса, финансовые пирамиды и сомнительного свойства сделки, проворачиваемые Тучковым. В конце концов, результаты допроса будут, как они вчера договорились на Совете, в открытом доступе для всех его членов, и он в любое время может ознакомиться с ними. Сейчас же его больше всего интересовало физическое и интеллектуальное состояние своего будущего коллеги. Он впился глазами в экран, пытаясь найти на лице Николая отпечатки физиологических и душевных страданий. Поглощенный этим нелицеприятным созерцанием он и не заметил, как сменилось музыкальное сопровождение допроса. Теперь это был уже не благородный Бах, а усиленный динамиками звук метронома, бьющий по вискам. Разноцветные огни при этом замелькали с неистовой скоростью, создавая почти непреодолимую рябь в глазах и сильнейшее головокружение. Вместе с изменением музыкального и цветового сопровождения сменилось и поведение людей в белых халатах. Афанасьев никак не ожидал подобного поворота событий. Это были уже не люди, неспешно и размеренно делающие свою привычную, казалось бы, работу, это были какие-то изверги, потерявшие вмиг всякое подобие человечности. Мало того, что они деятельно стали вмешиваться в процесс допроса, так они вообще стали вести себя по-хамски. Они поочередно буквально выкрикивали вопросы в лицо бедного генерал-полковника, обвиняя его чуть ли не во всех смертных грехах. Вопросы сыпались как из Рога изобилия, причем один нелепее другого. И все это на полном серьезе. Его обвиняли в связях со всеми спецслужбами мира, в продаже государственных тайн и сдачи наших агентов за рубежом, о тайных личных счетах в иностранных банках и еще Бог знает о чем. Они уже не столько спрашивали, сколько безапелляционно утверждали, что их «пациент» продался сразу всем разведкам мира. Войдя в раж, один из молодчиков ухватил Тучкова за ухо, торчащее из под шапочки, и выворачивая его, как у провинившегося в чем либо мальчишки, начал орать ему в ухо прямые угрозы и оскорбления. Лицо пытаемого покрылось обильной испариной, он даже не всегда успевал отвечать на задаваемые вопросы, не то, что на оскорбления, а тело при этом яростно выгибалось в пароксизме не то невыносимой боли, не то наслаждения. «Господи! Неужели они ток пустили?! Это уже не наследники Малюты, а какие-то внуки доктора Менгеле[34]» — с ужасом подумал Верховный. В голову начинали закрадываться мысли о том, что если они так по-палачески относятся к врио директора всесильного ФСБ, то что же они сделают с ним? Тут, или придется брать на себя все вины Мира, или пасть смертью храбрых от сердечного приступа. Тело Тучкова продолжало биться и выворачиваться в диких конвульсиях, но молодцев это только раззадорило сильнее прежнего. Дело дошло до откровенного рукоприкладства. То один, то другой, то и дело отвешивали Николаю Павловичу увесистые затрещины. И тут Афанасьев, который сам был уже почти на грани обморока, услышал шум и какой-то посторонний и непривычный звук у себя за спиной. Он тут же обернулся. Среди оцепеневших от изумления генералов, лежал, видимо только что упавший со стула танкист Бибиков. Его обильно рвало. Проигнорировавший вчерашнее предупреждение Тучкова о крайней нежелательности набивать чрево съестным накануне процедуры он теперь бурно извергал из своего желудка остатки не переваренной до конца пищи. На помощь ему никто из зрителей не спешил. Те и сами находились в трансе, от увиденного на экране, проклиная в душе