Смотрит прямо в голубые глаза Германа, облизывая его пальцы, делая это с неким наслаждением, наблюдая, как в них тает лед. Улыбка трогает его губы, а у Полины замирает сердце.
— Хочешь еще поиграть, да, девочка?
— Да.
— Скажи это еще.
— Да, хочу.
— Такая голодная девочка. Голодная?
— Да, очень голодная.
В нее словно вселился демон похоти, Полина сама не знает, что говорит и чего просит. Но она горит под взглядом этого мужчины, она хочет, хочет, чтобы он не останавливался. Хочет чувствовать его, хочет жить.
— Пойдем.
Герман надевает брюки, тянет девушку за собой. Темный коридор, в ванной, скидывает с нее халат и разорванную сорочку, раздевается сам. Толкает в ванную, включает воду сильным напором, затыкая пробкой слив.
— Что ты делаешь?
— На что это похоже? Садись, я тебя всю замарал.
Полина облизывает губы, опускается в наливающуюся водой ванну, Герман встает рядом, прямо перед ее глазами его полуэрегированный член, он даже и так большой. Выпуклые вены вдоль ствола, он весь блестит от спермы и ее выделений. Герман поворачивает ее спиной, садится сзади. Полина откидывается на его грудь, по телу разливается сладкая истома, горячая вода расслабляет мышцы. Герман гладит ее по плечам, убирая волосы на одну сторону, чуть массируя шею.
— Помнишь, я задал тебе вопрос? Ты предохраняешься?
Девушка напрягается, Герман это чувствует, чуть больнее сжимая шею.
— Да.
— Что да?
— Помню.
— Так что?
— Нет.
— Ты обманула меня? — хриплый шепот прямо в ухо. Герман сдавливает ее плечи, притягивая к себе.
— Нет. Не обманула.
— Как же так?
— Если ты о детях, то можешь не переживать, я не могу их иметь.
Сказала, а у самой в груди все разрывает от боли и в горле ком. Вот вроде он ей никто, но почему так реагирует? Почему так обидно, словно ей дали пощечину, словно ткнули пальцем в не затянувшуюся рану, и она снова стала кровоточить
Даже с Валентином не было так обидно, было противно и мерзко, что она питала надежду, что считала их отношения серьезными, но оказалась все совершенно иначе. Но нет, не серьезно, так, чисто секс, в котором Валентин видел только себя, а Полина была, как удобная вещь, всегда рядом, всегда под рукой. И то, осознание всего этого пришло потом, когда сама сказала ему, понимая, что реакция может быть какой угодно.
Так и вышло, Валентин надолго задумался и четко дал ей понять, что такая как она, женщина второго сорта, ему не нужна в качестве жены, но они могут продолжать встречаться, в этом плане ничего не изменится.
Было противно, нет, не обидно, как сейчас, а именно противно, словно зашла в мутную воду, а под ногами ил. Тогда первый раз была боль и непонимание. Когда ее первый мужчина, от которого она забеременела, посмеялся ей в лицо, сказав, что ему все равно. Отмахнулся, развернулся и ушел, оставив ее одну, совсем одну, мол, это ее проблема, а его это не волнует. Матери было не до нее, она устраивала свою личную жизнь. Полине пришлось самой решать все свои проблемы, как выразился тот человек.
Полина даже имени не произносила его с того дня, а прошло тринадцать лет. Тринадцать лет она не может простить ни себя, ни его. Хотя, по сути, как она могла и может его винить? Не захотел, отвернулся, ушел, это был его выбор, а Полина не собиралась бежать вслед, падать в ноги, кричать, что любит. В семнадцать лет на это хватило гордости, а так же смелости пойти и сделать аборт. Значит, не так сильно любила сама или просто дура. Но как было поступить? Если даже некому было подсказать и поддержать. Сейчас можно оправдываться сколько угодно, списывая на возраст, молодость, глупость, но что сделано, то сделано.
— Как это случилось?
Полина не сразу поняла, о чем ее спрашивают, незаметно вытерла со щек слезы. Вот самое время для истерик и сожалений о прошлом. Вот именно сейчас, сидя в ванной с голым шикарным мужиком из ее порочных снов, который вызывает страх и возбуждение одновременно, гнобить себя.
— Ошибки молодости. Не переживай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Герман обхватывает ее рукой, именно той, на которой черный ворон, с силой прижимает к своей груди, упираясь в макушку подбородком. Полина цепляется за нее, накрывая голову загадочной птицы ладонью, слегка поглаживая его, прикрывает глаза. Сквозь шум воды чувствует спиной, как гулко, размеренно стучит его сердце, успокаивая ее.
Переживал ли он? Да, был момент, когда кончил в нее сейчас на кухне, слишком отчаянно он нуждался именно в этом, чувствовать ее полностью. В голове сразу промелькнули сотни мыслей, но одна, самая главная — ему не нужны дети. Не сейчас. Не в этой жизни.
Резко переворачивает Полину на себя, и снова этот его взгляд с осколками льда и пламенем на самом дне зрачков. Сжимает ее лицо одной рукой, он очень часто так делает, Полина запомнила, а потом целует, заставляя забыть обо всем.
Полине снова снился сон. Но не тот, где она изнемогала от похоти и страсти. Это было что-то легкое, невесомое, девушка была пропитана невероятными эмоциями и счастьем. Она не могла понять кто или что вокруг нее, только голубое небо в распахнутом настежь окне, такое яркое и чистое, что Полина щурила глаза и прикрывалась ладонью. Потом взгляд зацепил белую развевающуюся ткань, за ней какое-то движение, улыбка сама появилась на ее лице и уже не сходила с него.
Ей хотелось одернуть ткань и увидеть то, чему она так рада, но рука не могла зацепить ее, как бы она не старалась. Внутри начало нарастать раздражение, а тут так отчетливо стал слышен плач ребенка. Сердце на миг остановилось и снова забилось в тревоге, заметалось, словно птица в клетке.
Паника нарастала все больше, Полина не могла дотянуться до ткани, чтобы убрать ее и посмотреть на то, откуда плач. Но вот появился силуэт, это был высокий мужчина, широкие плечи, темная одежда, он склонился, послышалась невнятная речь. Полина прислушивается, но ничего не может разобрать. Мужчина берет на руки сверток, уходит, плач удаляется вместе с ним. Все исчезает. А ее накрывают совершенно противоположные ощущения, боль чернотой разливается по сердцу, обжигая изнутри, разрывая на миллион частей сердце.
Из горла вырывается крик отчаянья и обиды, она все-таки сдернула эту ненавистную прозрачную штору и видит сквозь пелену слез пустую детскую кроватку, стоящую в углу светлой комнаты. Зажимает рот руками, глушит вой, вырывающийся из горла.
Резко просыпается, спина мокрая, сердце бешено билось в груди. Дышит часто, руки трясутся, словно увидела кошмар. Но тут ее хватают и тянут назад, вздрагивает от испуга. Но сильные мужские руки прижимают ее к горячей груди.
— Полинка, ну чего кричишь, спи.
Это точно не продолжение сна? Именно Влад, сдавив ее плечи, прижимает спиной к себе, ерзает, упираясь возбужденным членом в поясницу. Такой большой, прижимает ее огромными ручищами. Она замирает, хватаясь за него, как за что-то реальное, осязаемое, живое. Вот теперь ее мучают кошмары. Что будет дальше? Депрессия и психушка?
Но как же было все реально, все эмоции, от переполняющего счастья до дикого, страшного отчаянья и боли. Это все ее воспоминания после вопроса Германа. А потом его поцелуй, перемешанный с обидой и удовольствием, с привкусом ее слез сожаления о прошлом и обреченности того, что ничего нельзя вернуть. Хотя вряд ли она поступила бы иначе.
Влад засопел в ухо, все так же упираясь в нее стояком. Он спал, когда они вышли из ванной, Герман отправил ее в постель, сам курил на кухне, оттуда несло легким сигаретным дымом. Полина посмотрела на мощную фигуру, что занимала половину ее кровати, надела пижамные шорты и майку, аккуратно, чтобы не разбудить это голодное до секса животное, прилегла рядом. В голове миллион мыслей, все перемешано и напутано, за окном ночь и метель. В душе такая же неразбериха.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сквозь сон почувствовала, как прогнулся матрас, Герман легко приподнял ее и прижал к своей груди, покорно обняла, запах табака и алкоголя заполнил легкие, а размеренный стук его сердца успокаивал. Когда в последний раз она так спала в своей постели с мужчиной и не припомнит уже. Валентин предпочитал свою территорию, а Полина не хотела оставаться у него ночевать и всегда уезжала домой.