Читать интересную книгу Порнограф - Сергей Валяев

— Так я же это, — и осекся: что за чертовщина? Не для меня с «Nikon» устраивалась вся эта вакханалия? Тогда для кого? — А вы не ошибаетесь?

Актер пожал плечами — всякое может быть, дело житейское, и уточнил задачу, высказанную мной прежде. Потом задумался, тасуя фотографии, как игральные карты. Со стороны это выглядело мило, точно наша троица собирается резаться в подкидного дурака. В общественном месте.

— Так-с, — проговорил наконец господин Шустриков. — Что мы имеем? Мы имеем обоюдный интерес, молодой человек. Вам нужна информация, а нам финансовое обеспечение.

— Шустрик, будь проще, — вмешалась Исидора. — Тебя не понимают.

— Без Оси Трахберга не обойтись, — объяснил актер. — А ты знаешь, милочка, он не работает без оплаты своего труда. Это его принципы.

— Железные, — подтвердила сплетница.

— А кто такой этот Ося, — удивился я, — этот Трахбахберг?

— Как, ты не знаешь, кто такой Ося Трахберг? — воскликнула Исидора. Ооо! — и закатила глазки.

— Ося знает всё, — загадочно проговорил господин Шустриков. — Если хотите иметь результат, вы его будете иметь.

— Но надо платить мани-мани, Лопухин, — вмешалась его спутница.

— Сколько? — поверил в магическое неизвестное лицо.

Была названа сумма в валютном эквиваленте. Мне сделалось дурно: какие цены на рынке информации? Однако, поразмыслив под шум фонтана, понял, что самостоятельный поиск обойдется нам дороже, не считая потери времени и темпа. Я вспомнил о платежеспособном князе Сосо Мамиашвили, и наше трио под разноцветным зонтом ударило по рукам.

Вечером мой легкомысленный поступок был подвержен остракизму. Больше всех, естественно, возмущался Сосо, он бегал по комнате и утверждал, что я иду самым примитивным путем.

— Что ты имеешь ввиду, князь?

— А то, что вы, граф, путаете свой карман с чужим.

Я обиделся: не для себя стараюсь, а для всего общества.

— А деньги мои, — заметил Сосо, — но дело даже не в этом, а в итоге. Почему мы должны доверять какому-то Оси Трахбахбергу, да?

— Как, вы не знаете Трахберга? — удивился я. — Ося знает всё, и результат будет завтра.

— Завтра — это хорошо, — рассудительно заметил господин Могилевский.

— Это черт знает что, а не хорошо, — возмущался господин Мамиашвили, что это за хорошее дело, когда одни убытки? Нет, мне капитала не жалко, лохом не хочу быть!

К счастью, появились девушки Александра и София, и князь сделал широкий жест: ладно, он — платит, хотя и не верит моим сомнительным россказням и розыскам.

— А вы сами-то, — вспомнил, — что имеете?

Надо признаться, день для моих друзей был куда успешнее. Через полковника ГАИ Каблучкина и общегородской компьютер были установлены владельцы хренова «Мерседеса» и хреновой «Ауди». Первый автомобиль принадлежал господину Лиськину, известному деятелю в эстрадном шоу-бизнесе, а второй — гражданину Литвы Субайсису, гостю нашей столицы.

— И что из этого следует?

— Пока ничего, Ванечка, — ответила Александра. — Более того, господин Лиськин гуляет по Елисейским полям и возвращается только завтра.

— А Субайсис?

— Уезжает, — ответила Софочка. — Завтра. Из гостиницы «Метрополь».

— «Метрополь»?! — вскричала хором наша мужская половина, перепугав коммунальный люд за стенами.

Надо ли говорить, что решение в наших горячих головах поспело мгновенно. Оставив Софочку с котом за старшую, мы запрыгнули в «Победу» и сломя голову понеслись в отремонтированном болиде по вечерним столичным магистралям. Было такое впечатление, что мы на Т-34 прорываемся через фронт: огни рекламы мелькали за бортом, как трассирующие очереди крупнокалиберных пулеметов, прямой наводкой били фары встречного транспорта, а лица бойцов были искажены и напряжены. На ходу обсуждался план наших действий. Главное, проникнуть в малахитовой бастион отеля, а там нелегкая вывезет.

— Князь, будешь изображать турка, — предложил я.

— Почему это? — обиделся Сосо. — Я что? Похож на турка?

— Он похож на дитя Эллады, — уточнила Александра, прося, чтобы я прекратил травмировать собой психику друзей.

— Пойду я, — вмешался Мойша Могилевский и натянул на свой выразительный шнобель солнцезащитные очки. — У вас рожи проходимцев из Засрацка, исключая из списка, конечно, Александру, — и чмокнул ручку девушки, подлец.

— Как это?! — обиженно заорали я и «дитя Эллады». — У нас вовсе не такие лица, как он говорит, да, Сашенька?..

— Интеллект налицо, — засмеялась девушка.

Миха был тверд, как кремень, если мы хотим добиться результата, то следует действовать не нахрапом, а интеллигентно, используя знание других языков, кроме родной матери. И какие же он, полиглот, мать его так, знает слоганы?

— Dtynаhаjl nhаjjkаl olаkh drаtoyаuo hаj njаjаiiаklаol, мать, проговорил господин Могилевский.

Надо ли говорить, что мы потеряли дар речи. Что это значит, господи? Иврит, неучи, коротко ответствовал наш товарищ, за исключением «мать». Да, согласились мы, наша «мать» не переводится не на какие иные благородные языки мира.

Меж тем наш танк на колесах подкатил к звездному мотелю, сверкающему огнями в душном вечере, точно космический челнок на космодроме, снаряжающийся к подозрительным кольцам Сатурна. У стеклянных дверей бились наши земные, но перламутровые потаскушки.

— Вах, какие розанчики, — цокнул Сосо.

— Здесь хорошо pick up the mushroom, — задумчиво проговорил Могилевский.

— Чего?!

— Здесь, говорю, хорошо собирать грибы, — наш друг-полиглот выбирался из авто. — Саша, будь добра, проследи, чтобы эти джентельмены не делали резких движений, — и отправился прочь.

Что он имел ввиду, мы не поняли. Для нас работа прежде всего, успел крикнуть я удаляющейся фигуре, заметив, что она удивительным образом преобразилась: не тюха азиатский шлендахлендал к сияющим мраморным ступеням, а гранд иберийский, понимаешь.

— Никогда не подозревал об актерском таланте у Мойшы, — заметил спутникам.

На что получил банальный ответ: жить захочешь, через ушко проскочишь. С этим утверждением трудно было спорить. Либо мимикрируй, либо слопают с потрохами и не подавятся. Я представил нашу «Победу» пирожком, где вкусным мясным фаршем были мы.

— Ну и шутки у тебя, Ванечка, — обиделась Саша. — Я не хочу быть начинкой. Я сама кого угодно проглочу.

— А я вот бы от пирога не отказался, — замечтался Сосо. — С грибами.

— Лучше с котятами, — гнул я свою линию, вызывая новое возмущение.

— С собаками, балда, — огрызнулся князь и начал было рассказывать о специальных питомниках в КНДР, где выращивают песиков для выдающихся руководителей партии и правительства, которые жирные, как зайцы и по вкусу напоминают…

— Кто жирные? — решила уточить Александра. — Руководители партии и правительства?..

— Не… собаки, — невозмутимо ответил князь, любитель деликатеса. — А вкус у них… пальчики оближешь.

— Ну вас, живодеры, — рассердилась девушка и выказала желание покинуть наше навязчивое общество. Хотя бы на время.

Не успела. Мы увидели: из живой и вязкой массы у дверей «Метрополя» вырывается джентельмен мира Мойша Могилевский и спешит к машине. Мы испугались — что такое? И, перетрухав, были правы: наш приятель плюхнулся на сидение и приказал давить на газ.

— Куда?

— В Склиф!

— В институт Склифософского, — изумились мы, — а что такое?

— Что-что, Субайсис наш там.

— Живой?!

— Вроде бы.

— Черт подери, Мойша, — заорали мы, — объяснись толком, что с ним?!.

— Что-что? Отравился Субайсис.

— Как это? — открыли мы рты.

— Обыкновенно. Пирогом с грибами, кажется?

— С грибами? — и мы с Сосо, переглянувшись, начали неудержимо хохотать, а, может, с котятами или зайцевидными собаками?

Господин Могилевский от удивления покрутил пальцем у своего виска: в чем дело, друзья мои, вы что белены объелись? Белены-белены, гоготали мы. На это Александра передернула плечами и заявила, что мы все с большой придурью и путь наш должен лежать в клинику имени Кащенко, где, таких как мы, лечат оздоровительными электрическими разрядами, пропуская его через весь скелет: трац-трац-тра-та-тац и ты полноправный член общества, то есть идиот.

Когда мы успокоились, то узнали, что смех наш весьма неуместен, потому, что господин Субайсис очень даже плох и находится в реанимации. И у нас, заметил господин Могилевский, должен возникнуть естественный вопрос: кому нужно, чтобы тот, с кем мы мечтали о встрече, неожиданно находится на своем последнем жизненном рубеже, похожем на бруствер окопа, разделяющим оптимистические полки Жизни и рати Смерти.

— Вот только не надо красивых слов, — завопили мы на такие завитушечные слоганы полиглота. — Лучше скажи, что делать-то?

— Предлагаю навестить пациента. Как его лучшие друзья.