Читать интересную книгу Порнограф - Сергей Валяев

И просыпаюсь на родных пружинах тахты. На лице сидит, слепя, солнечный заяц, похожий на североамериканского скунса, использовавшего мою пасть в качестве клозета.

С проклятиями переворачиваюсь в тень и говорю себе, что либо я мирно упиваюсь, как весь народ, либо начинаю воплощать мечту в реальность. А мечта проста: найти того, кто в знак признательности подарит Ванечке Лопухину коробку из-под ксерокса, набитую доверху ассигнационными билетами цвета летней лужайки в штате Вашингтон. Признательность — за что?

Вчера мы не только пили палящий глотку ром и пели Куба — любовь моя, но и решили действовать следующим образом: мои друзья разрабатывают автомобильную версию, а я ищу партнера по койке господина Жохова. А почему бы и нет?

— Найти один зад среди десяти миллионов — это так просто, друзья мои, — заявил я коллективу после того, как приметил возле кактуса Фиделя Кастро, забредшего, видно, к нам на огонек.

Естественно, я пригласил пламенного революционера к нашему столу. Он улыбнулся в свою знаменитую бороду, как инквизитор в ХVII веке алхимику, утверждающему, что может добыть из монаршеской мочи золото; после чего Фидель позвал меня, хама, на свой островок свободы, где ею, кажется, и не пахло. Что не имело никакого значения для человека с плохим обонянием. И я туда отправился. И что же? Ничего не помню, кроме берега, засыпанного осколками стекла… Брр! А если это сон в руку?..

Да, нельзя и некуда отступать. Надо шагать вперед и вперед. А что там, впереди?..

Я приоткрыл глаз — скрипели доски, по ним топал кот, как бегемот на водопой во время африканской засухи 1904 года. Неистерпимо хотелось пить. Пить и пить. Аш два О. Проявив недюжинную силу воли, я поднял свои обезвоженные клетки и потащил их на кухню. Там припал к трубе над ржавой раковиной и на час застопорил хозяйственную деятельность нашего клоповника.

Потом без успеха грюкнулся в дверь Александры — я снова был всеми покинут. Вот что значит — язык без костей. Что ж такого наплел, коль мои друзья разбегаются поутру? Однако уже был полдень, а я и думать не думал заниматься собственными поисками. Упав на тахту и частично на кота, я принялся глазеть в потолок, напоминающий цветом огромную таблетку c анальгетиком, снимающего головную боль. А голова моя трещала по двум причинам, то ли была отравлена хлорированной водой, то ли много думала. Я решил, что от мыслей, и это меня взбодрило.

Путь же поиска будет бесхитростен, главное, найти в записных книжках номер телефона одной сумасшедшей клакерши по имени Исидора, любительницы балета и минета. C ней я имел честь познакомиться на премьере в Большом, когда меня отправили по случаю в ложу прессы, чтобы я усладил свой взор всевозможными па на знаменитой сцене. Во время антракта я потерялся и забрел за кулисы. Там пахло скандалом, конским потом и похотью. У пыльного задника, изображающего древнегреческие развалины, молилась барышня-крестьянка. В качестве иконы выступал известный бас Пиавко с расстегнутой ширинкой. Его загримированный лик выражал сладострастие, будто под ним пели падшие ангелы. Мое появление было некстати. Как и вопрос, который был задан без злого умысла по причине того, что я не сразу вник в корневую суть происходящего. Композиция распалась — бас с проклятиями удалился готовить вокальную партию для следующего акта, а барышня-крестьянка вопила ему в спину:

— А контрамарку, козел! Нет, ты видел, — обращалась ко мне. — Пошла, жопа с трубой! Певун херов!.. Вот так они завсегда с честными девушками.

Так мы познакомились — Исидора была вхожа в театральный, простите, бомонд, и мазала каждую знаменитость и звезду таким едким говном, что даже я начинал раздражаться от запашка её слов. По первой наивности было попытался пристыдить бестию, да куда там. И странное дело, многие о ком болтуха распускала совершенно невероятные и дикие сплетни, поддерживали с ней дружеские отношения и, улыбаясь, раскланивались на фуршетах, презентациях и проч. Все объяснялось просто: для актера самое ужасное забвение. Тогда он ходячий труп. Тень из прошлого. А когда за твоей спиной комедианта светское общество со смаком обсуждает твой же роман с актрисулькой, годящейся во внучки. О, значит, жив курилка, который в штанах!

Словом, Исидора являлась, как бы тонизирующим средством против творческого запора, и поэтому пользовалась, прошу прощения, уважением и вниманием. В её уши, как в сливной бачок, попадали все последние новости из-за кулис и коек, превращаясь в милой головке в такую невероятную чепуху и вздор, что у большинства работников искусства несусветная чушь вызывала головокружение и шок. Однако скоро слушок обрастал такими конкретными подробностями, что не верить в него было преступным легкомыслием.

… Мне повезло — Исидора не удавилась на телефонном шнуре и её не прибили пирожными на приеме в честь премьерного провала во МХАТе, что в Камергерском переулке. Сначала я узнал последние новости о том, что г-н Гржжижимский набил морду г-ну Иванову-Смесяковичу, сумевшему наставить ему рога в антракте, когда госпожа Гржжижимская завернула не в ту гримуборную, а уж потом мы начали обсуждать наши проблемы.

Исидора поняла меня с полуслова: ах, голубые небеса, а сам-то, Ванюха, не поменял сексуальной, ха-ха, ориентации? Я отвечал, что нет, и готов, мол, доказать собеседнице свою половую состоятельность. После того, как она подсобит в поисках неизвестной фигуры. Какой фигуры? Пришлось коротко изложить свои похождения в качестве папарацци.

— Ах, ты, сукин котик, — хихикнула шельма. — Решил зарабатывать на слабостях человеческих?

— А что делать? — повинился.

— А мой интерес?

— Процент от сделки.

— Если что, ославлю на весь свет, — предупредила сплетница и сказала, чтобы я ждал ответа.

Через час я уже находился под зонтиком летнего кафе на Тверской. За моей спиной шумел фонтан и смеялись счастливые дети. У самодельного треножного стенда разместился уличный старичок-фотограф, похожий на грустного ослика из мультфильма.

Столица мякла асфальтом и людьми, бесцельно бредущими по нему, точно по тесту. Основатель города на гордом жеребце порывался ускакать с гранитного постамента в тень. Бесконечная автомобильная река медленно плыла по своим законам. Я сидел на неудобном пластмассовом стуле и дул газировку в ожидании делового свидания.

И, поглядывая на развезенную жарой первопрестольную, подумал, что все происходящее напоминает анекдот, правда, не очень смешной. Зачем эта суета и маета? Ради золотого тельца? И глупой мечты об острове? Как бы не поплыть к этому острову на лодочке, похожей на гроб?..

На этой оптимистической мысли появились Исидора в коротеньких шортиках и маечке и человечек с белым лицом актера.

— Ха! Папарацци, — засмеялась девица. — Ты чего вчерась хлебал? — Я признался, поправляя «Nikon». — Фи, кубинский ром! Шустриков, никогда не дуй эту гадость, будешь таким же бякой мятой.

— Я вообще не пью, — поклонился Шустриков, — кроме водочки в хрустальной рюмочке, запотевшей от холода.

Я сглотнул слюну и приподнялся со стула, выказывая всем своим видом удовольствие от встречи. После азиатских церемоний лично для нашей дамы был заказан теплый джин-с-тоником, и началась наша деловая встреча. Я передал господину Шустрикову несколько снимков с коротким комментарием. Исидора глянула на фото и заражала, как, быть может, лошадь под основателем столицы в 1147 году.

— Ванюха, классная работуха! Ха-ха! — смеялась плутовка, посасывая пойло из жестяной банки. — Рука мастера, Шустрый, а? Учись, пока Лопопухин жив и здоров.

— Я — Лопухин, — огрызнулся.

— А вот этого я видела, — указала острым ноготком, выкрашенным в цвет увядающей сирени, на депутата. — Где я видела эту жопу, а? — Наморщила лобик, как это делает обезьянка на плече уличного фотографа.

— Уже покойник, — ответил я. — Меня интересует второй.

— Лопуша, ты убийца? — хихикала.

— Как ты народная артистка России, — нашел достойный ответ.

И пока мы таким образом пикировались, господин Шустриков внимательно рассматривал картинки. Трудно было соотнести его великодушно-тускловатый облик актера с тем тухлым дельцем, благодаря которому мы, собственно, собрались под пестрым шатром кафе. Раньше такие члены общества Мельпомены занимали активную социальную позицию: партком-местком-товарищеский суд, а вечером выходили на сцену и в свете софитов произносили гениальную фразу всех времен: «Кушать подано, господа!». И что же теперь? Халява кончилась и надо выживать в условиях капиталистического рая?

— М-да? — задумался постаревший лицедей. — Странные позы, однако.

— В каком смысле? — не понял. — Позы как позы.

— Ненатуральные, молодой человек. Будто для съемки.

— Так я же это, — и осекся: что за чертовщина? Не для меня с «Nikon» устраивалась вся эта вакханалия? Тогда для кого? — А вы не ошибаетесь?