В эфире стоял «здоровый русский армейский» говор, фоном шли звуки крепкого боя, а Сивка лез под руку, отчаянно желая внести свою лепту в бой хоть гениальными советами.
Противника, какой бы выгодной ни была его позиция, раскатать тонким слоем по кустам – для УБОНа, в принципе, не проблема, важнее и нужнее отделаться при этом минимальными потерями в максимально короткий срок. Прорываться на скорости и влететь не глядя во что-нибудь похуже – лучше не стоит. Да и…
– Сивка! Уймись!
Пацан обиделся. Страх, азарт, волнение и невозможность вылезти и поучаствовать в бою – тяжёлое, наверное, испытание для бывшего Шакалёнка, но Заболотину было не до детских переживаний.
… Всё было кончено через сорок минут. Выйдя из опасного участка, батальон встал приводиться в порядок.
Военкор с фотоаппаратом на плече отправился помогать санинструкторам, молча, деятельно, без колебаний и лишних сомнений. Когда-то он сам был таким же – спасал и терял друзей, как сам невесело шутил: «Я был так ленив, что взял сумку, потому что она полегче дополнительного боекомплекта… ну, я так думал». У него до сих пор в голосе осталась та особенная располагающая к себе мягкость – и пронзительный взгляд-рентген, чуткий к деталям и мелочам.
Отловив крутящегося рядом Сивку за плечо, Заболотин кивнул в сторону Военкора:
– Видишь его?
– Репортёра твоего? Ну, – отозвался мальчишка, крутя головой по сторонам. Его фантазия пыталась дорисовать детали произошедшего боя по состоянию, в котором были все вокруг.
– Идёшь к нему или к Баху и спрашиваешь, чем помочь. Понял?
– Ладно, – неохотно отозвался Сивка – и тут же умчался, стремясь поскорее выполнить поручение.
Убедившись, что мальчик пристроен, Заболотин тут же задвинул мысли о нём куда-то вглубь и сосредоточился на делах батальона. Благо, таковых было хоть отбавляй, а давать повод Аркилову снова попрекать «пренебрежением прямых обязанностей» совершенно не хотелось.
… Но не прошло и десяти минут, как Заболотин снова обнаружил рядом с собой Индейца. Мальчик на ходу наново завязывал свёрнутую в жгут бандану на голове и всем своим видом тщательно показывал, что обращать на него внимания «можно не нужно», он так, мимо идёт.
Заболотин не был бы собой, если б не окликнул немедленно:
– Ты куда?
– Меня Бах послал, – сумрачно пояснил Сивка. – В смысле – к навке. Сказал, что мне там не место сейчас.
Заболотин вздохнул и кивком показал, что объяснение понял и принял. В некоторых ситуациях, Бах прав, мальчику лучше не крутиться под ногами санинструктора – жаль, что сейчас именно тот случай.
Капитан на мгновенье зажмурился, моля Бога, чтобы обошлось и у Баха всё получилось… и буквально кожей ощутил, как рядом появился Акрилов.
– Да, Самсон Олегович?
– Про подпоручика Козинцева в курсе? – как всегда, ровный, до зубовного скрежета идеально-ровный тон.
– Что он без сознания. Да, мне сообщили. Неприятно, конечно, но…
– Но журналист, с которым он остался, исчез.
Заболотин не удивился, только потому что был сейчас в состоянии, когда не способен удивляться. Только анализировать ситуацию и принимать решения.
– Сивка, позови Крома. Вся эта братия изначально притащилась с ним.
Мальчишка, как бы ему были ни любопытны подробности происшествия, кивнул и сорвался с места.
– И Морженова, – добавил вслед Аркилов. Сивка притормозил на полдороге, ровно на мгновенье – этого ему хватило, чтобы обернуться, окинуть Аркилова пренебрежительным взглядом и хмыкнуть по-взрослому – и умчался.
Кром и Военкор пришли одновременно. Аркилов даже не успел окончить речь на тему «Это дело пресс-службы, контрразведки и прочих компетентных людей, а наше дело маленькое» – впрочем, Заболотина не покидало ощущение, что второй капитан прекрасно осведомлён о бессмысленности своих воззваний.
… Как выяснилось в ходе недолгих расспросов всех присутствующих, корреспондент одного независимого информационного агентства расстался со своим компаньоном и единственный из всей «журналистской братии» отправился а УБОНом дальше – если, конечно, не брать в расчёт Военкора. Но если Военкора Заболотин просто взял под свою ответственность, то с «новеньким» остался младший из офицеров пресс-службы, сопровождающих всю эту компанию, подпоручик Козинцев. Во время боестолкновения подпоручик был оглушён – а журналист исчез. И трупа его тоже никто не видел. Как будто его приняли с распростёртыми объятьями и своевременно прикрыли от шальных пуль.
И это чертовски Заболотину не нравилось, хотя Аркилов был прав, это – уж точно не их дело. Да ещё и тяжёлый Сивкин взгляд – мальчишка мало что понял в произошедшем, но был сердит и растерян…
Впрочем, капитан вскоре ощутил на себе не только его тяжёлый взгляд.
– Кондрат? – Заболотин даже не обернулся. По выражению лиц окружающих он это понял столь же ясно.
Военкор возвёл очи к небу и распрощался.
– Ребёнок, брысь, – коротко бросил разведчик, останавливаясь за спиной Заболотина.
Сивка хотел было возмутиться, но Заболотин мягко поддержал:
– Забирайся в машину, мы скоро двинем.
Сивка деланно-взрослым движением сплюнул себе под ноги, но послушался и отправился к машине. В присутствии разведчика он как-то робел.
Впрочем, Заболотину самому иногда становилось не по себе под тяжёлым взглядом командира разведроты. Поэтому и сейчас старался не смотреть в сторону прапора.
– Что случилось, господин прапорщик?
– Я нашёл вам вашего журналиста.
– Он не наш, – педантично возразил Аркилов. – За него отвечает представитель пресс-службы, но…
– Где он и что с ним? – коротко спросил Заболотин.
– Жмурик, – ещё лаконичнее ответил разведчик. В ровном голосе слышалась досада. – Неподалёку был… с сопровождением. Те, которые от нас ускользнули. Мне не с руки было разбираться, – и, сочтя свой доклад оконченным, ушёл, не спрашивая разрешения.
Проводив удаляющуюся фигуру, каждым движением выражающую недовольство происходящим, Заболотин внешне равнодушно – хотя на душе кошки скребли и в узел эту самую душу скручивали – пожал плечами:
– Проблема решена. Пора двигаться.
Аркилов ушёл, а Кром хлопнул друга по плечу, мол, не горюй, выкарабкаемся.
Заболотин поморщился, как от зубной боли:
– Не тащи в следующий раз никого знакомого с собой, Вадь.
Кром ухмыльнулся, и эта ухмылка резанула Заболотина.
– Да я тут причём, Жор? Моё дело маленькое – дотопать до тебя, а уж кто там со мной увязался – их проблемы! Я же не виноват, что от тебя журналисты аж к вырям дёру дают. Все вопросы к этому… Козинцыну.