— Господи, — картинно вздыхает она. — Столько лет прошло, а ты все такая же мямля-овечка. Что, даже не назовешь меня стервой за то что использовала тебя как дойную корову семь лет? А если учесть, что Грушевский мне потом сказал, что информация о твоей татушке ему очень пригодилась, то и в том что я поспособствовала вашему разрыву со Скалаевым можешь меня упрекнуть.
Ее голос сочится ехидством и ядом, но несмотря на кипящую внутри ядерную смесь из эмоций, я не могу вымолвить и слова. Снова погружаюсь в вязкое болото воспоминаний. Фото. Машина. Грушевский. Их драка. Разбитые зеркала. И два разбитых окровавленных сердца.
С каждым ее словом это гнилое болото затягивает меня все глубже и глубже и я понимаю, что еще немного и уйду в него с головой. Это слишком больно. Ее слова задевают за живое и прицельно бьют в самое сердце.
— Ты слишком высокого о себе мнения, — раздается сзади меня твердый голос Скалаева. — Мы не только все еще вместе, но и собираемся сыграть свадьбу в самое ближайшее время.
Лицо Дины заметно вытягивается, а глаза, кажется, всерьез намереваются зайти за брови и приблизиться к линии волос. Она переводит растерянный взгляд с меня на Марата за моей спиной, но несмотря на то что она открывает рот, не издает ни единого звука.
— На приглашение не рассчитывай, прости, не хочется, знаешь ли, краснеть потом перед гостями если их часы вдруг случайным образом окажутся в твоей сумочке.
— Что ты…, — начинает она, но тут же замолкает. Она смотрит поверх моего плеча и я могу только догадываться о том каким испепеляющим взглядом ее в этот момент одаривает Скалаев. И я снова вспоминаю рыдающую подругу, которая сидит в отделении полиции и клянется мне, что произошло недоразумение и дорогие часы ей подкинул ревнивый друг ее парня. Значит, все-таки Марат был в курсе, но решил не рассказывать мне, чтобы не расстраивать…
С грустью отмечаю, что не испытываю ни капли удивления.
В принципе, о том что липовая дружба со мной была не единственным ее недостатком я поняла, когда пришла в первый раз сдавать украшения в ломбард. Когда-то она устроила дешевый спектакль со слезами, убеждая меня, что за мое колечко от Тиффани скупщик дал ей какие-то копейки. Впрочем, когда мне самой понадобились деньги, это стало для меня приятным открытием и продав всего одну пару сережек, я смогла оплатить аренду жилья на несколько месяцев вперед.
Сейчас же я смотрю на ее перекошенное от испуга лицо и впервые за вечер радуюсь присутствию Скалаева. Да, пусть это звучит по-детски, но не хочу, чтобы она узнала обо всех переменах в моей жизни, не хочу оказаться ниже нее. Поэтому, когда рука Марата по-хозяйски обхватывает мою талию, я почти не вздрагиваю, и победно глядя на бывшую подругу, прижимаюсь к нему.
К тому же, инициатива Скалаева не единственная причина для триумфа в моих глазах. От шумной компании посреди зала отделяется упитанная фигура пожилого мужчины и он, следуя примеру Марата, тоже кладет руку на талию Дины. Я словно завороженная смотрю на пальцы-сардельки, которые наверняка, оставят потные следы на ее красном платье и даже не пытаюсь сдержать улыбку, когда мужчина пьяно произносит:
— Динуся, ну ты куда пропала? Папочка заждался.
— Мне что, уже в туалет нельзя сходить? — она раздраженно скидывает его руку с себя. — Я же сказала, что скоро приду.
— А я сказал, что заждался, — не унимается ее “папик” и вытянув губы в весьма омерзительную “трубочку”, кажется, намеревается поцеловать ее.
— Приятного вечера, — киваю в их сторону и поспешно отворачиваюсь от картины неминуемого лобызания. Я заказала вкуснейший салат из морепродуктов и не хотелось бы, чтобы он пропадал зря. А в том, что после их прилюдного поцелуя у меня пропадет аппетит, сомнений не было.
— Кстати, — сделав пару шагов, Марат, вдруг, замирает, и по инерции сдерживаемая его рукой, я тоже останавливаюсь спиной вбиваясь в его грудь. Его рука на мне слегка напрягается, чтобы удержать и на секунду я чувствую едва заметное касание пальцев в вырезе платья. Его ладонь скользит по лопаткам, проходит вдоль позвоночника и тут же исчезает, будто эта мимолетная ласка мне привиделась. Лишь мурашки, разбегающиеся по моей коже словно ручейки тока, свидетельствуют об обратном. — Скоро здесь будут журналисты, и если вы не хотите, чтобы фото с вашей любовницей случайно попали в кадр, рекомендую отправить ее восвояси. Вряд ли вашей жене это понравится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вслед за Маратом я перевожу взгляд на правую руку мужчины и вижу там обручальное кольцо, сдавливающее его толстый палец словно колечко на колбасе.
— Спасибо за предупреждение, — ничуть не тушуясь произносит он и противно хихикая добавляет. — Поехали-ка, Динуся, продолжим вечер в более приятной обстановке.
На мгновение лицо Дины искажается гримасой злости, но она быстро берет себя в руки и елейным голосом говорит:
— Конечно, дорогой.
К своему удивлению, я понимаю, что больше не испытываю обиды на нее. Нет, на сострадание я, конечно, тоже не замахиваюсь, но вот жалость… да, жалость это самое близкое название тому, что я сейчас чувствую. Причем, жалость не к ней самой, а к той женщине, которой она могла бы стать. Семь лет Дина изображала мою подругу, сейчас изображает любимую женщину этого мужчины, хотя готова дать руку на отсечение, ни о каких настоящих чувствах там речи и нет. Если бы только Динара уважала себя чуть больше, она бы не тратила свою жизнь на тех людей, что ей противны. Она бы нашла другие способы получить деньги… пойти работать, к примеру. Даже я, не имея профильного образования, умудрилась найти работу в спортзале и лицее и содержу не только себя, но и сына. Уверена, с ее грамотами и кубками за первые места на соревнованиях, ее бы встретили с распростертыми объятиями в любой школе танцев или фитнес-центре. Но Дине настолько всегда хотелось красивой и легкой жизни, что она готова была уничтожить свою душу ради внешней оболочки…
Глава 29 Марат
— Можно? — Сначала голова, а потом и сама Альбина появляется в кабинете.
— Заходи, — кажется, впервые за день я поднимаю глаза от документов.
Работа всегда помогала мне загрузить голову и выбить из нее все лишние мысли. А их за последние дни накопилось слишком много. Вчера Алиса прямым текстом дала мне понять, что нахождение в моей компании не доставляет ей ни малейшего удовольствия, весь вечер испепеляла меня взглядом и поглядывала в нетерпении на часы. По-хорошему, мне бы понять намек и тоже напомнить себе об исключительно деловой плоскости наших отношений, но когда я увидел ее с этой стервой Динарой, снова включились какие-то животные инстинкты, которые истошно вопили “защитить свое”.
И она дала себя обнять, прижалась ко мне, словно ей, действительно, нужна была опора. И на какой-то момент мы оба перенеслись в прошлое… Ну ладно, возможно, только я. Но в том прошлом нас было двое. И все эти мимолетные прикосновения кожа к коже не были лишь украденными мгновениями. В прошлом она отдавала мне их добровольно.
Но надо отдать ей должное, принцесска даже не сбросила мою руку как тогда на благотворительном вечере. По крайней мере не сразу. Дала усадить себя обратно за наш столик под ненавидящий взгляд бывшей подруги, но как только та скрылась из виду вместе со своим боровом, Алиса сразу же отстранилась от меня и, даже одернула платье, будто хотела очистить то место, которого я касался. Я уже молчу о ее взгляде… Если в начале вечера он был испепеляющим, то в конце я боялся, что она превратит меня в ледяную статую. И так как в отличие от книжного Кая, по мне слёзы лить некому, так бы я и остался ледышкой на всю жизнь…
После приезда журналистов она сразу засобиралась домой, несмотря на то что всего за пару минут до этого заказала десерт, а когда я предложил подвезти ее, безапелляционно заявила:
— Я еду к своей семье, Марат. Тебе там не место.
И несмотря на то, что я и не претендовал на почетную должность члена ее семьи, она сказала это с такой неприязнью, такой злостью, будто я снова в чем-то провинился. Не то чтобы я раньше понимал что творится в наших отношениях, но последние пару дней все запутали окончательно, перевернули с ног на голову.