— А подробней?
— Всему своё время, Бен, всему своё время! — маршал интригующе подмигнул и снова свалил.
— Не нравится мне он, — Дункан сплюнул. — Мутный какой-то.
— Мне вообще никто не нравится… — буркнул я, стараясь палочкой счистить коровье дерьмо с сапога.
— И я тоже? — шотландец обиженно насупился.
— А должен? Я вообще по бабам, дружище.
— Негодяй, разбил все мои надежды… — Магвайр заржал. — А я уже понадеялся. Ну что, по пиву? Блюхер хвастался, что вчера вечером варку нового сорта закончил.
Я глянул на часы и решил, что пара пинт пильзнера в организме не помешает.
Однако, по своему обыкновению, не сразу вошёл в салун, а подобрался сначала к окну. Ну а что? Шериф должен быть в курсе каждого слова каждого мудака в этом сраном городишке! А вдруг какой идиот поливает меня грязью?
Ожидания оправдались — народ в салуне судачил именно обо мне. А точнее — только обо мне.
— Две тысячи долларов, мать мою!
— Да за такие деньги, я кого хошь голыми руками удавлю. Но только не нашего шерифа…
— А чего, из задницы подтекает?
— Конечно подтекает. Мне мои яйца ещё понадобятся.
— А причём здесь яйца?
— Ты что не знаешь, придурок? Шериф неровно дышит к яйцам!
— Ага, пинкертонцу левое отстрелил.
— А сегодняшнему, ну, который из тюряги сбежал, так вообще, оба оторвал…
— Оторвал? Да ну нахрен?
— Точно говорю! Мне Томми Могильщик рассказал. Начисто оторвал! Или отгрыз. Есть у меня такое подозрение. Уж Томми-то знает — он труп закапывал.
— Точно! А Лукасу-полукровке, вы же все знаете этого недоумка, за то, что тот прохлопал побег — швабру в жопу вставил.
— Ублю-ю-док!
— Потише, Джонни! Да, ублюдок, но я рад что этот ублюдок наш шериф!
— Да ну нахрен, пусть они себе эти доллары в жопу засунут…
— Ага, дураков нет…
Я обречённо покачал головой. Ну вот, ещё одна легенда на голом месте появилась. Блядь, так мной скоро детишек начнут пугать по всей Америке. И самое пакостное — хрен что сделаешь. Шериф-яйцегрыз, твою мать…
Последние слова я машинально произнес вслух.
Шотландец не скрываясь заржал.
— Чего ржёшь? Идём пиво пить…
— Бен, они любят тебя.
— Ага. Не ржи, сказал…
Вход в салун всегда был моим коньком. Ну не знаю, так уж повелось. Треньканье шпор, тяжёлые шаги, пристальный взгляд, вытянувшиеся морды, всё как всегда.
Вот и сейчас получилось в лучших традициях, только взгляд я исполнил более долгий, вдобавок подпустил в него побольше ненависти и презрения.
Народ в салуне мгновенно смутился и стал напоминать школьников, которые принесли домой дневник полный двоек.
Насладившись вдосталь произведённым эффектом, я потопал к своему столу. Всё правильно, у меня есть свой стол, за который ни одна сволочь не может сесть без моего разрешения.
Дункан иронично поглядывая на местных пьянчужек, тоже присел рядом со мной. Муна и Мусий заняли свои стульчаки. Да, у пушистиков тоже есть свои стулья. Кошаки мгновенно просекли, что посещать питейные заведения вместе со мной очень полезно для желудка и теперь не пропускают ни одного похода в салун.
Из-за стойки заполошно вылетел сам хозяин.
— Шериф, вам как всегда? Я сделал отличные баварские колбаски!
— Нет, просто пиво. И колбасок, конечно… — я ещё раз провёл взглядом по залу и лениво бросил. — Чего заткнулись? Не ссыте, я сегодня добрый.
Посетители словно по заказу опять загомонили.
Через пару минут старик Блюхер притащил глиняные кружки с пивом и блюдо с печёными колбасками. Мусичке и Муне, в отдельных плошках рубленую лососятину, которую кошаки просто обожали.
После первых глотков, действительно великолепного пива, злость и раздражение начали понемногу отступать.
Ну что, ещё один мой день на Диком Западе подходит к концу. Обычный день, ничего из ряда вон сегодня не происходило. Да, пытались убить, но меня очень часто пытаются убить. Признаюсь, в голову частенько приходила мысль, свалить куда-нить в более цивилизованные места, но я постоянно от этой мысли отказываюсь. Нравится мне на этом грёбаном Диком Западе, просто нравится. Весь этот безумный бедлам нравится. Скорее всего, из-за того, что я сам не подхожу под определение нормального человека. Ладно, попью пивка и домой, баиньки. Устал чего-то. И никаких баб, достали курицы своими закидонами до чёртиков. Может сбрыньчать чего-нибудь, порадовать публику?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но потребовать банджо не успел.
Двери в салун распахнулись, и в зал заскочил какой-то заросший до глаз оборванец. Лихорадочно мазнув по залу взглядом, он быстрым шагом направился прямо ко мне.
Дальнейшие события произошли одновременно.
Визитёр, не доходя до меня нескольких шагов, выхватил из-под куртки лупару.
Я оттолкнулся ногами и опрокинулся назад вместе со стулом, одновременно выхватывая шестизарядник.
Выстрелы громыхнули почти одновременно.
Горячая, тугая струя пронеслась прямо над моей головой и с треском влепилась в стену.
С выстрелом я замешкался, ударился локтем при падении, сбил прицел и пальнул фактически наугад.
Но всё-таки попал. Попал, мать его так!
По залу пронесся возбужденный гомон.
— Яйца!
— Да чтоб я треснул…
— А я говорил, Док неровно дышит к яйцам.
— Интересно, левое или правое?
— Доллар на левое!
— Два на правое!
Но как очень скоро выяснилось, люди ошибались, потому что я случайно отстрелил полудурку…
Вообще все причиндалы.
Глава 13
«Если что и спасёт Дикий Запад, так это только старая добрая виселица…»
Бенджамин «Док» Вайт.
Перекладина, навес, площадка размером четыре на шесть метров, на столбах высотой в два метра и лестница о двенадцать ступенек, которые почему-то называют «ступеньками свободы». Три пеньковые добротные верёвки с петлями и три технологических люка на площадке.
Брусья и доски тщательно ошкурены, все металлические части надраены до блеска, городская виселица предмет гордости горожан, а день, когда происходят казни, считается особым днем. Жители Бьютта всегда принаряжаются, как на праздник, приходят на площадь перед мэрией целыми семьями, а у салунов в этот день выторг вдвое против обычного.
Но в отличие от остальных, я очень не люблю день торжества закона. Нет, впечатлительности во мне ни на пенни, я совершенно спокойно отношусь к смерти во всех её проявлениях, просто… просто мне дико отвратителен хруст, с которым ломается шея у висельника. Ни предсмертные хрипы, ни пердёж, ни журчание мочи, а именно сочный и звонкий хруст шейных позвонков. Он меня дико бесит и преследует потом весь день.
Но ничего не поделаешь, как шериф, я просто обязан присутствовать на казнях, вдобавок, они, так сказать, логический финал моей работы. Всё просто — хорошо работаешь — больше людишек выделывают коленца на веревке. Совсем без казней не обойтись, только они хоть как-то сдерживают жуткий криминальный беспредел, творящийся на Диком Западе. Если что и спасёт Дикий Запад, так это только старая добрая виселица.
И вот, мои депьюти оцепили эшафот, а я в седле, надзираю за окружающей действительностью. Мэр и оба судьи восседают на сборной трибуне, там же сидят почтмейстер, гробовщик, учитель и прочие, несомненно достойные представители городской интеллигенции.
Небо покрыто свинцовыми тучами, моросит мерзкий дождик, земля превратилась в липкую жижу, но никого это не смущает.
Ничего необычного, развлечений на Диком Западе мало, а казнят людей чаще, чем устраивается ярмарка и приезжает бродячий цирк.
Разряженный как на праздник народ толпится на площади, мужчины солидно переговариваются, женщины жеманничают, носится детвора, орут разносчики сладостей, пива и прохладительных напитков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мистер Эдвард Бичем по прозвищу «Петля», городской палач, приятный сухенький старикан, в старомодном аккуратном сюртуке и котелке, демонстративно и тщательно проверяет оборудование. Старина Эдди относится к своим обязанностям творчески и истово — настоящий профессионал своего дела. Петли вяжет лично, специальным узлом, о тринадцати оборотах, а длину верёвки высчитывает по специальной таблице.