к разуму — точно перышком провели. Одаренная? Какой у нее дар? Просто мысли читает или умеет внушать? И главное — зачем она здесь? Сотрудник БР проник в ряды КГБ, чтобы вывести их на чистую воду?
Впустить или сопротивляться?
Глава 11
Разведчик или сдается сразу, или не сдается вовсе
Мы продолжали смотреть друг на друга, и пока я решал, что делать, она шумно выдохнула, вытерла испарину со лба, резко села, откинувшись на спинку стула, и криво ухмыльнулась, потянулась ко второй сигарете. Вычислила меня? Похоже на то, и теперь она не знала, что делать и как вести диалог.
— Ты все понял, да? — с некой горечью уронила Юля, в ее планы явно не входило быть рассекреченной.
— Что понял?
— Вот только не надо под дурачка косить. Со мной это бесполезно. Я сразу чую дар.
— Что? — продолжил я ломать комедию, хотя все больше убеждался, что да, бессмысленно.
Она играет роль обычного человека, чтобы, вероятно, влиться в ряды КГБ и найти крысу, я играю ту же роль, но по другой причине, и мы попали в один и тот…
— В один и тот же капкан, — продолжила она мою мысль, жадно затянулась. — Вот, значит, как, Александр. Теперь ясно, почему допрос проходил в присутствии Фарба. Но он старой формации, потому ничего и не понял.
Бросило в жар, сердце затарабанило от понимания — вот он, свет в конце тоннеля! И зовут этот свет Юлия Брайшиц. Она здесь, чтобы распутать это дело.
— Но почему ты скрываешься? — наконец спросила она. — И почему… Впрочем, ясно. Энцефалограмма не фиксирует изменения, если дар только начал проявляться. Ты строишь спортивную карьеру, соответственно, тебе нельзя светиться. Так?
О себе я молчал. Скрываюсь, потому что хрен знает, где искать самородков, кто это такие и чем мне это грозит. Завербуют, и придется рисковать, работать на сомнительные ведомства, а я не хочу.
— Мало кто хочет, — прошептала Юля. — Нас нельзя заставить, можно только уговорить. Мне нравится делать правильно. — Она снова отвернулась к вентиляции и выпустила дым. — Когда ты видишь вокруг несправедливость, хочется это изменить, но, как ты говорил, «желаю, чтобы хватило полномочий». Так вот у меня их хватает. Только сейчас никто не должен знать обо мне. Я не могу использовать полномочия, потому что тогда раскроюсь, а раскрываться рано, я не нашла ни одной зацепки.
— С твоим талантом это будет несложно. Если, конечно, в ведомстве есть те самые зацепки. Что делать будем, Юля? — я сплел пальцы. — Меня уже утомила эта обстановка, я скоро по фене ботать начну, мне нужно выбираться отсюда.
— У тебя есть адвокат? — вскинула белесую бровь она. — Вот пусть работает, меняет меру пресечения. Я в этом не помощник. Я вообще новый человек в ведомстве, девочка на побегушках, которую никто серьезно не воспринимает, и мне надо, чтобы они и дальше так думали.
— Значит, не поможешь?
— А как? Я ж никто и зовут меня никак. Топить не буду, буду наблюдать, кто забегает, когда начнется суд об изменении меры пресечения. На судью я уж точно повлиять не смогу. И ни на кого не смогу, пока не узнаю все, что мне нужно.
— А внушить судье? — закинул удочку я.
— Это вне моих сил, увы.
Врет? Или телепатам суггестия недоступна? Юля потарабанила пальцами по столешнице, помотала головой.
— Какой неожиданный поворот, однако.
— Я очень надеюсь, что ты не станешь обо мне докладывать, куда следует.
Она шумно выдохнула. Наверное, думала, что со мной делать.
— Не стану. Но просто знай, что, если дар не развивать, он или затухнет навсегда, или убьет тебя. Придется выбирать: или учиться, или быть простым человеком и, возможно, умереть.
— Сколько альтернатив! — нарочито радостно воскликнул я. — И сколько я смогу быть… в таком состоянии? С недоразвитым даром?
— Все индивидуально. Я года полтора думала, что я — экстрасенс, нас таких тогда были единицы, я — семерка. Нас, первых, до сих пор по этим цифрам зовут. Ладно, об этом потом. Я все поняла. Как и предполагала, ты ни при чем, если и хотели тебя использовать, то втемную. Плохо, что Вавилов перед тем, как умереть, упомянул тебя в своем списке. Надеюсь, адвокат найдет нужные аргументы, и тебя выпустят под подписку о невыезде. Но не факт. — Юля сосредоточилась на мне. — Давай все-таки немного поработаем. Думай о том, что было на допросе, как вели себя Быков и Фарб, попытайся вспомнить мельчайшие детали.
Отпираться дальше было бессмысленно, и я впустил Юлю в свой разум, думая о событиях месячной давности. Длилась мысленная «беседа» минут пять и закончилась репликой Юли:
— Ясно. Как же бесит такой подход! — меня обдало жаром ее злости. — Не хочешь работать — вали на хрен! Если ремесленник или рабочий работает спустя рукава, получается брак. Здесь же судьбы ломаются и люди гибнут. Когда все закончится, полетят головы, это я обещаю.
— Сколько нас таких? — не удержал любопытства я.
— Четыреста восемьдесят семь. Ты четыреста восемьдесят восьмой, красивое число.
— Не надо меня пока считать, — попросил я.
— Договорились, — кивнула Юля. — Как и давай договоримся забыть этот разговор. Я — следователь, ты — подследственный. Общаемся на вы, ты держишься настороженно, требуешь адвоката.
— Конечно. Но напоследок — что ты думаешь о моем деле? Есть шанс, что ходатайство одобрят и меня выпустят? Мне нужно играть, без меня команда продует.
— Пятьдесят на пятьдесят. Причем я и в результатах собственного расследованиях не уверена. Точнее не уверена, что предатели в рядах КГБ, ведь мое задание — именно их проверить на предмет причастности к этому делу. Расследованием самого дела другие люди занимаются, не факт, что потом меня подключат.
— Так слушай, — воспрянул я, спохватился и понизил голос: — Вавилов-то… Ты ж можешь доказать, что он давал показания под пытками?
Она качнула головой.
— Увы, это не так. По воспоминаниям Быкова, все выглядело, будто он добровольно сознался. Никто его не бил и не пытал. Быков чуть надавил, и он принялся торговаться: я вам — явки и пароли, вы — не трогаете мою семью.
А вот теперь захотелось садануть кулаком о стену.
— Но что, если ему эту программу подсадил в мозг кто-то их ваших… из наших? Кто такое мог сделать и встречался с Вавиловым? Вомбат… То есть Фарб?
Юля запрокинула голову и расхохоталась. Закрыла рот ладонью и перешла на шепот.
— Вомбат! А-ха-ха, точно! Но нет, он так не умеет.
Мне было не смешно.
— Значит, нужно выяснить, кто из суггесторов встречался