что в Сноуболе могут оказаться знакомые Чон Чобам. Какая же я растяпа.
Нет, это я растяпа…
– Я не знала, что вы будете рыться у меня в сумке.
А если бы могла такое предположить, точно не стала бы брать с собой письмо Юджин. Глядя на госпожу Ча с деланым безразличием, я как можно небрежней бросаю письмо на диван.
– Это просто знакомая. Она, наверное, всем одноклассникам такие письма разослала. У нее в школе было полно друзей.
– Может, и так. – Госпожа Ча кивает в сторону письма. – Но посмотри на эту позолоченную открытку. Такие открытки новые актеры получают в подарок, впервые оказавшись в учебном центре. И дарят им всего по две штуки.
Мое сердце сжимается. И я снова повторяю то, что и так уже говорила:
– Юджин понятия не имеет, кто я такая. Она совсем ничего не знает. Совсем!
Проигнорировав мои слова, госпожа Ча кидает мне одежду, которую я должна сегодня надеть.
– Вещи Чон Чобам отныне будут храниться у меня.
Я прохожу в столовую и оказываюсь перед длинным столом на десять персон. Посередине стоят коробка с брауни и бутылка апельсинового сока, которые мне прислала Юджин, а рядом тарелка каши и таблетки. Длинной стороной стол обращен к огромному панорамному окну, за которым простирается город, обнимающий округлое озеро, – великолепный пейзаж, равнодушный к моему отчаянию.
– Поешь немного, а после нужно выпить таблетки.
– Хорошо.
Я сижу перед тарелкой каши, но не могу заставить себя проглотить ни ложки, пока не выскажу все, что у меня на уме.
– Не смейте трогать Юджин, – цежу я сквозь зубы и сама удивляюсь своему ледяному тону.
– Что ты сказала? – В голосе госпожи Ча Соль звучат стальные нотки.
– Если с Юджин случится то же, что и с дядей Купером, вы можете об этом пожалеть. Боюсь, мне будет трудно изображать Хэри все такой же радостной и беззаботной.
– А ты лучше, чем я думала! Оказывается, ты даже умеешь шантажировать, – отвечает госпожа Ча с усмешкой.
Я нужна ей, и это мой единственный козырь.
– Я рада, что ты не ведешь себя как побитый щенок. Кажется, теперь мы сможем договориться. – Ее тигриный взгляд говорит о том, что она довольна.
– Что вы имеете в виду?
– Пока я не стану трогать Юджин.
Пока?!
– Пообещайте конкретней!
– Сейчас ты думаешь и говоришь как Чобам, и мне хочется найти и уничтожить причину, которая тебя к этому побуждает. – Госпожа Ча одним глотком допивает свой кофе.
Вцепившись пальцами в колени, я стараюсь говорить так, чтобы мой голос не дрожал:
– Я и так делаю все что могу и, даже заболев, продолжала играть чужую роль.
– Так что, по-твоему, я к тебе несправедлива?
– Просто это все как-то неправильно…
В моей душе снова пробуждается сожаление: слишком быстро и бездумно я согласилась участвовать в этой затее. Но если бы можно было вернуть время вспять, приняла бы я другое решение?
«Я помогу тебе стать режиссером, каких мир до этого не знал. Но только сначала ты должна помочь мне».
Я сама виновата в своих бедах. Хэри – кумир миллионов людей, и мне только хотелось сделать конец Хэри счастливым, чтобы горечь утраты не была столь сильной. Я предпочитала видеть лишь положительные моменты и гнала мысли о темных сторонах, будто ослепла и оглохла. Я желала осуществить свою мечту, не мучаясь угрызениями совести.
– Тебе выпала возможность жить жизнью, о которой другие только мечтают. Чем же ты недовольна? – Госпожа Ча окидывает меня взглядом, полным искреннего непонимания. – Ты не обратила внимания, как смотрели на тебя гости во время праздника в доме семьи Ли Бон? Отныне, где бы ты ни появилась, все будут завидовать тебе. Завидовать твоей внешности, которой невозможно не восхищаться, твоей новой работе – отвечать за погоду в городе – и твоему праву навсегда остаться в Сноуболе. Тебе несказанно повезло, и ты должна отдаться этому счастью и идти по жизни дальше со счастливой улыбкой на лице.
У меня в ушах снова раздается гром аплодисментов, которым меня приветствовали во время торжественного обеда. Со стоном я съеживаюсь и опускаюсь на корточки.
– Что с тобой? Опять что-то болит?
– Нет…
Слова госпожи Ча Соль заставляют меня почувствовать нечто похуже простуды. Смятение. Передо мной в красках предстал этот год новой жизни, которую мне вряд ли когда-нибудь еще доведется прожить.
– Госпожа режиссер, разве у меня есть право быть счастливой? Мне повезло оказаться здесь только потому, что умерла Хэри…
Нет, это и везением назвать нельзя. Ведь причиной, почему я сижу сейчас за этим столом, стала чужая трагедия…
Видя, как я кидаю камни в крепость, которую она возводит из своих доводов, госпожа Ча трет виски.
– Почему ты решила, что должна испытывать чувство вины из-за ее смерти? Я правда никак не могу понять…
Безусловно, я не виновата в том, что Хэри больше нет, но я ведь виню себя не за это.
– Я получаю все, что должна была получить Хэри… Так нечестно! Это она добилась должности ведущей прогноза погоды, она, а не я, стала достойной чужой зависти… Разве справедливо, что теперь вся слава достанется мне?…
Госпожа Ча Соль отвечает на мои слова мягкой, немного нервной улыбкой.
– Так кто, ты говоришь, всего добился? – Улыбка неожиданно сползает с ее губ. – Вот она – я! Это только моя заслуга! – Она бьет себя кулаком в грудь, и в голосе слышится досада. – Если бы не я, ее бы не было. Если бы не мой дедушка, Ко Мэрён уже давно пришлось бы покинуть Сноубол, а Хэри могла бы вообще не появиться на свет! Ни один актер не добьется всеобщей любви, если ему не повезет встретить толкового режиссера.
Госпожа Ча говорит об этом как о чем-то очевидном, вроде того, что зимой температура за пределами Сноубола опускается до сорока с лишним градусов ниже нуля. В глубине души я с ней согласна. Помню, в школе, когда всему классу задавали прочесть одну и ту же книжку, каждый считал важным что-то свое, и от этого сильно зависела трактовка сюжета.
– Я сделала все, на что способна, чтобы подарить своей актрисе право навсегда остаться в Сноуболе. Как ты думаешь, каково было мне, когда в одно прекрасное утро ее вдруг не стало?
Я могу себе представить, что чувствовала госпожа Ча Соль, но мне нечего ей сказать.
– Вы с ней похожи. Я достала ей звезду с неба, а она только жаловалась, что звезда жжет ей руку. Она выбрала смерть, живя в сытости, захлебнулась, не выдержав столько счастья. Так что перестань зря себя терзать.
Ча Соль пристально смотрит мне в глаза. Кажется, она пытается понять, насколько тверда моя уверенность в своей правоте. Тем временем уверенность моя дрожит под тяжестью ее доводов. Но все же есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя:
– Разве так