Ему хочется одного: общего уважения, признания его всеми самым достойным человеком в Роттердаме, а уж он, Родамус, сумеет при этих условиях обеспечить себе легкую и счастливую жизнь. Когда же придет смерть, дьявол может взять его душу и распоряжаться ею, как всякой движимой собственностью.
- Ты хочешь так мало? - искренне удивился дьявол. - Мне даже как-то неловко... Хочешь, все-таки я дам тебе ту датчанку, о которой уже говорил, она завтра же...
- Возьми её себе и женись на ней хоть через полчаса. Шафером на этой свадьбе меня ты не увидишь...
- Сбавь себе хоть десять лет... - стоял на своём дьявол.
- Сбавь их, если тебе так хочется, моей собаке. Ей это будет полезно: она слишком стара и ее обижают даже цыплята.
Рассказывать о составлении и подписании договора было бы лишним. В то время такие сделки были частым явлением, и дьявол уже по шаблону потребовал подписи кровью на пергаменте из кожи чумной змеи.
- Ничего не поделаешь, брат Родамус...
- Сыч тебе брат, - весело ответил уже повеселевший Родамус, - не фамильярничай...
Подписав договор, дьявол немного попах серой, деревянно засмеялся и, поздравив Родамуса Кверка с новой жизнью, исчез.
II
Эта новая жизнь началась со следующего же дня. Утром Родамус вышел из своей мастерской и, ещё смутно ощущая, что произошло вчера, позвал проходившего по улице торговца капустой:
- Эй... Торговец!..
Тот лениво обернулся, подошел и поставил на землю темное деревянное корытце с рыхлыми сочными вилками капусты, шелестевшими при каждом толчке.
- Дрянь капуста-то, - сокрушенно и полусочувственно пробормотал Родамус, - мелкая и трухлявая.
- Эта? - пожал плечами торговец. - Эта - дрянь? Много ты понимаешь...
- Родамус Кверк знает, что он говорит...
Что-то странное произошло с торговцем, когда он услышал это имя. Он робко снял шляпу с нечесаной головы, отступил на два шага и, молча преклонив колено, робко сказал:
- Ах, если бы я знал, что предо мной достойнейший из достойных, сам Родамус Кверк, разве я посмел бы совать ему под нос эту заваль, которую...
- Ну то-то, - самодовольно усмехнулся Родамус, - возьми свою капусту и иди куда знаешь...
- Посмею ли взять товар, осужденный самим Родамусом? - пылко воскликнул торговец. - О, нет, никогда! Я хочу умереть таким же честным, каким умер мой отец...
Он выбросил капусту на землю и топтал ее ногами до тех пор, пока до соседнего дома вся земля не была усеяна белыми хлопьями. Потом оторвался от этой работы и долго-долго кланялся вслед уходящему Родамусу.
“А дьявол, кажется, не соврал, - думал тот, радостно потирая руки, - начало хорошее...”
Светило яркое, заигрывающее с душой солнце. В ногах чувствовалась крепость и юношеская бодрость разливалась по телу.
Королевский трубач, только что отнявший у какого-то гражданина зеленый праздничный пояс, увидев Родамуса, перебежал на другую сторону и, торопливо спрятав добычу, сделал церемонный глубокий поклон:
- Привет достойнейшему...
Это был один из лучших заказчиков, и Родамус уже хотел подойти к нему и справиться, не надо ли ему починить латы к весне, но потом сдержал себя и, еле кивнув головой, милостиво заметил:
- Проходи, голубчик...
На следующем повороте, около большого каменного моста, случилось то, к чему Родамус впоследствии уже привык, но что сейчас ему показалось необычайным и даже сверхнеожиданным.
Поперек дороги лежал пьяный торговец смолой, оборванный, грязный и горланил какую-то непристойную пригородную песню. Старая женщина, наклонясь над ним, уныло плакала и причитала что-то, называя пьяного сынком.
- Пьян? - спросил Родамус.
- Как свинья, - ответила женщина.
- Как же тебе не стыдно? - укоризненно покачал головой Родамус.
- А тебе какое дело? - задорно спросил пьяный, не подымаясь с земли. - Много вас тут, укоряльщиков, шляется... Ты еще кто такой?
- Я? Я Родамус Кверк, оружейник... И я говорю тебе, что лучше умереть, чем вести такой образ жизни, пьяное животное...
Продавцу смолы было всего тридцать шесть лет, но уже с семнадцати он пил, как лошадь. Иногда устраивались специальные съезды из родственников, чтобы его отговорить от гибельной привычки, но ничего не помогало. Он спаивал самых слабохарактерных из них, и уже не один валялся в уличной пыли с кем-нибудь из близких по крови...
Но когда Родамус произнёс свою суровую фразу, пьяный вдруг стал отдирать худое тело от земли, мутно озираясь по сторонам, и с внезапными слезами обнял мать.
- Матушка, - сурово борясь с хмелем, надрывно выкрикнул он, - сам Родамус Кверк говорит, что лучше смерть, чем такая жизнь... Сам достойнейший из до...
Подбежавшие прохожие видели только, как какой-то грязный человек, пошатываясь, добрёл до перил моста и с тяжелым вздохом отчаяния кинулся в воду.
Вечная благодарность тебе, - в экзальтации произнесла старуха, припадая к ногам Родамуса. - Мой сын умер по совету достойнейшего из достойных...
- Что я наделал!.. - пробормотал Родамус.
- Слава Родамусу Кверку, - зашептала собравшаяся к месту происшествия толпа, - достойнейшему из достойных...
Родамус повернул домой, а старуха пошла среди толпы и радостно кричала:
- Мой сын удостоился смерти по совету самого достойнейшего из достойных в Роттердаме...
Когда Родамус подходил к дому, из соседнего двора выбежала собака, залаяла на него и вдруг, спохватившись, завиляла хвостом. В глазах её Родамус прочёл такое уважение к нему, что у него даже навернулись слезы умиления.
- Да, дьявол - честный парнище, - вслух сказал он, отворяя двери, - обещание он исполняет великолепно... И все за какую-то поношенную душу, которой все равно никому не жалко.
III
В одну из пятниц Родамус захотел нанять мастеров в свою мастерскую.
В прежнее время он должен был бы обойти все роттердамские базары и до хрипоты убеждать базарных гуляк бросить непутевую жизнь и пойти к нему, Родамусу, в мастеровые, за что при жизни они будут получать стол, пищу и хозяйские беседы о загробной жизни, а после смерти небольшое, но удобное место в раю.
Теперь Родамус просто открыл окно и, подозвав какую-то няньку, спокойно сказал ей:
- Женщина, пойди на перекресток и скажи, что Родамусу Кверку нужны мастера.
Нянька бросила ребенка на суглинистую почву улицы, закричала что-то невнятное и пошла к перекрестку.
Не прошло и двух часов, как перед домом Родамуса уже стояла громадная толпа людей, жаждавших поступить к Родамусу в мастеровые.
Здесь были принцы королевской крови, лучшие портные в городе, дамы полусвета, старый ростовщик с племянником, иностранные гимнасты и даже две цирковые наездницы-акробатки.
Не было только настоящих оружейных мастеров. Их не пустили, как людей неблагородного происхождения, мозолить глаза Родамусу.
- При чём вы здесь, граждане? - удивленно спросил Кверк. - Мне нужны специалисты...
- Из уважения к тебе, Родамус, - с поклоном ответил один из принцев, - я готов... э... ткать оружие...
- Оружие не ткут. Куют его, - поправил Кверк.
- Из уважения к тебе, Родамус, - воскликнула толпа, - мы готовы делать всё, что угодно. Только прими нас.
Для мастерской наступили тяжелые времена. Никто не работал из-за денег. Всеми руководил исключительный, радостный даже для того времени такой порыв уважения к Родамусу, что все работали по девятнадцати часов в день, но оружие выходило очень похожее на кухонные принадлежности. Одна дружина, вооруженная таким оружием, не могла бы обратить в бегство четырех кошек.
Родамус ходил сетовать к начальнику оружейного цеха, но тот покачал головой и ответил:
- Единственное, что я могу сделать из уважения к тебе, это распустить весь цех оружейников. С завтрашнего дня он не существует.
Действительно, через день цех был распущен, и бывшие товарищи Родамуса уже занимались перетаскиванием камней и щебня на городских постройках.
- Дьявол, - строго сказал в одну из ночей Родамус, - ты смотри не переусердствуй насчет уважения...
Но дьявол усердствовал, как молодой негр, которого послали узнать о погоде.
Раньше Родамус любил заходить в харчевню - съесть большой кусок бычьего мяса и выпить старого крепкого пива. Перед ним не гнул спину лысый корявый хозяин, но приветливо болтал и скрашивал монотонность пожёвывания бычьих жил.
Теперь все резко изменилось. Едва за большим дубовым столом появлялась грузная фигура Родамуса Кверка, подымался небывалый переполох, посетители вскакивали с мест и, низко кланяясь, убегали с кусками пищи и кружками на задний двор.
- Разве можем мы сидеть вместе с самим Родамусом? - объясняли они свое поведение. - Разве мы так мало уважаем его, чтобы осмелиться...
Даже слуги из харчевни, грязные и грубые, спешно убегали на реку, чтобы отмыть свою грязь и появиться перед Родамусом в приличном виде.