– Мне, – хмыкнул, делая ответный выпад. – Я буду защищать честь своей невесты как её жених.
Глава 12. Искренний ответ
Сабли с лязгом скрестились и сверкнули металлом. Громыхнул гром.
Леолия закуталась в плащ неожиданного заступника. Её трясло, хотелось забраться в ванную и тереть-тереть кожу мочалкой. «Мужчина — это сосуд греха», – вспомнились ей наставления девы Касьяны.
Отвратительные создания! Похотливые как… Как жеребцы!
Вода низвергалась с неба, устилая всё вокруг маревом брызг.
Калфус метался огненным змеем, приседал, атаковал. Гибкий, яростный. Удар, удар, ещё удар. Сабля свистит в воздухе и, кажется, рассечёт шею, но затем, извернувшись, бьёт в бок. Пытается бить. Но встречает стальное лезвие Медведя. Звон, и обе, провернувшись, вновь разлетаются, как безумные серые птицы.
Кожаный плащ Медведя не пропускал воду, зато бархатная подкладка быстро пропиталась влагой мокрого платья. Леолию трясло. Зубы стучали, но она не могла оторвать взгляд от двух молний – чёрной и красной. Ей почему-то не приходило в голову позвать стражу, или убежать, пользуясь случаем.
Калфус волчком крутанулся, его кривая сабля просвистела, устремляя лезвие герцогу в шею. Эйдэрд отшатнулся, и на землю упала лишь срезанная ветка сирени. Леолия не успела заметить, как Медведь ударил в ответ, лишь увидела, как принц сильно вздрогнул, пошатнулся, шагнул по инерции вперед, нанося удар… Но лезвие только чиркнуло по кожаному рукаву, разрезав его. А Калфус споткнулся и упал на одно колено, левой рукой зажимая рану на животе. Его зелёный камзол начал темнеть вокруг ладони…
Медведь спокойно подошёл к противнику, вытирая платком свою саблю и, глядя сверху вниз на задыхающегося врага, произнёс:
– Вы покинете Элэйсдэйр. Сегодня.
– А если нет?
Калфус сплюнул, воткнул клинок в землю и, опираясь на саблю, с усилием начал подниматься. Лицо его кривилось от боли.
– Тогда мне придётся использовать платок повторно, – брезгливо ответил Эйдэрд и отбросил испачканный кусочек ткани прочь. – А я этого не люблю.
«Что он имеет ввиду?» – удивилась принцесса, но тотчас поняла: это была прямая угроза смертью.
– Вы убьёте меня, – Калфус сплюнул. Он уже почти встал, раскачиваясь из стороны в сторону, как пьяный, – и навлечёте позор на своё королевство и род. Начнётся война…
– Война и не заканчивалась, – любезным голосом поправил Эйдэрд. – А что насчёт позора… вы это потомку герцога Юдарда угрожаете?
Калфус промолчал. По его лбу струился пот. Слипшаяся красная шевелюра рваными мазками очерчивала побледневшее лицо.
– Что скажете? – поинтересовался Медведь и поднял подбородок противника обухом сабли.
– Ваше высочество, – голос бывшего жениха рвался, как мокрая бумага, – одно Ваше слово и я…
Леолия запахнулась в плащ, отвернулась и направилась прочь. Её мутило от отвращения. «Я ненавижу их. И того, и другого, – думала она, – но в добавок ко всему, Калфус ещё и жалок».
Когда принцесса вошла в свои покои, то первым, о кого споткнулся её взгляд, стала Алэйда, дочь Золотого щита. Девушка сидела в малиновом кресле и крутила в руках жемчужную нить. Увидев Леолию, фрейлина вспыхнула, голубые глаза блеснули гневом. Алэйда встала и присела в реверансе, на несколько секунд позже, чем подобало по этикету.
– Могу ли я чем-то быть полезной Вашему высочеству? – прошипела фрейлина.
– Можете, – у Леолии не хватило сил на вежливость. – Можете тотчас убраться из моих покоев. Вы меня очень обяжете.
Алэйда сделала ещё один небрежный реверанс и вышла, бросая на принцессу ненавидящие взгляды. Леолия вдруг осознала, что до сих пор кутается в чёрный кожаный плащ, который, конечно, был близко знаком любовнице Медвежьего герцога. Щёки вспыхнули, и девушка сбросила плащ, отпихнула его ногой под кресло. А затем упала на диван и уставилась в потолок.
Она проиграла. Ей никто не может помочь, а сбежать нельзя. Просто нельзя настолько уронить честь своего королевства в глазах других.
Живот забурчал, напоминая о пропущенном завтраке. Леолия поднялась и увидела вазу с фруктами. Протянула руку, взяла румяное яблоко сверху и укусила. И, словно это был какой-то тайный жест, тотчас распахнулась дверь, впуская служанку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ваше высочество, – пропищала девушка, тщательно скрывая неприязненный взгляд, – позвольте помочь вам переодеться для обеда.
«Обеда, на котором меня объявят невестой Эйдэрда», – мрачно подумала Леолия и выбросила остаток яблока в окно. Молча кивнула.
***
Обед накрыли в парадном Лазурном зале. Тысячи свечей дробились и отражались в зеркалах. Витражи на окнах рассказывали о любви короля Фрэнгона и королевы Руэри, о победе овдовевшего монарха над мятежником-Юдардом, о коронации юного Тэйсгола, племянника короля.
Белокурый красавчик в золотых доспехах – прародитель династии Тэйсголингов – вздымал сверкающий меч правой рукой, а в левой держал отрубленную медвежью голову. Леолия не понимала зачем мастер изобразил эту голову, ведь Тэйсгол не убивал Юдарда. Мятежный герцог после победы короля Фрэнгона просто убрался в свой щит и прожил довольно-таки долгую жизнь. Его никто не убивал. А его сын – герцог Рэйберт – спас юного Тэйсгола на войне против кровавых всадников, и они стали друзьями. Возможно поэтому, несмотря на тяготеющее проклятье, потомки Юдарда сохранили за собой и щит, и положение.
Но почему сам Фрэнгон не расправился с убийцей своей супруги? Положим, мстить сыну убийцы, да ещё и доказавшему верность своему королю, было бы подло, но отчего сам мятежник избежал наказания?
Леолия не знала ответ на этот вопрос. Она покосилась на Эйдэрда. Интересно, каково ему постоянно видеть витраж с медвежьей головой? Лицо герцога, как всегда, было непроницаемо. Будто почувствовав её взгляд, Эйдэрд оглянулся. Из его чёрных глаз смотрела ледяная бездна. Чёрный лёд омута…
«Этот человек станет моим мужем, – содрогнулась Леолия. – В брачную ночь он коснётся меня…». И тотчас поняла: ни за что. Она убьёт себя раньше, чем…
– Его величество Эстарм, король Элэйсдэйра, Щит семи щитов, благословенный небесной богиней! Наследный принц Америс, дитя Элэйсдэйра! – торжественно провозгласил церемониймейстер и стражники распахнули ворота.
Герцоги склонили головы. Вошёл король, а за ним Америс. Эстарм кивнул всем собравшимся. Прошёл и сел во главе стола. Сонный принц, завитый и причёсанный, опустился по правую руку от отца.
Вельможи и придворные расселись. Леолия заняла место по левую руку от короля. Эйдэрд сел рядом с ней. Он уже успел сменить один чёрный камзол на другой чёрный камзол. Лакеи разлили вино по кубкам. Все напряжённо молчали. В основном, конечно, придворные уже знали, что сегодня им предстоит услышать, но делали вид, что около пятиста разряженных знатнейших лиц королевства, вместе с жёнами, сыновьями и дочерьми, были собраны в парадном обеденном зале для одной лишь еды.
Король потёр виски и устало кивнул Южному щиту. Герцог Диармэд поднялся.
– Ваше величество, – начал чуть глуховато, – дочь ваша достигла лет совершеннолетия…
Леолии стало смешно. «Отец, наверное, не в курсе этого события», – злорадно подумала она. Ей хотелось пить – горло пекло.
«Должно быть, я простудилась».
– Цветущий сад нуждается в садовнике, выросшему жеребёнку нужен искусный наездник, а кораблю, расправившему паруса – капитан…
Принцесса, конечно, знала дворцовые церемонии – читала о них в библиотеке обители милосердных дев. Но слова дяди всё равно заставили её поморщиться. Возможно, далёким предкам подобные утверждения и казались мудростью, но…
– А потому Совет щитов просит вас возобладать над естественной любовью отца к дочери и оторвать чадо от своего сердца.
– Дочь моя дорога мне, – холодно ответил король. – Плоть от плоти моей и кровь от крови моей, услада души моей…
Леолию замутило. Ей очень хотелось пить. Пожар в горле разгорался и становился невыносимым: не удивительно, ведь она со вчерашнего вечера не ела и не пила, а всё ради чего!.. Вдобавок, заломило виски. Должно быть, от лицемерных речей по протоколу.