ГЛАВА 6
Прошел не один день, прежде чем у нас с Дассином появилось время разобрать, что же произошло на встрече с Наставниками. Он не допускал никаких послаблений в занятиях, а мои путешествия по памяти все больше меня тревожили и не оставляли мне сил на споры о политике.
Я заново переживал пору, когда лейранские захватчики выяснили, что в Авонаре живут чародеи — в Авонаре человеческого мира, моем родном валлеорском городе. Благодаря своей должности в Юриванском университете я избежал последовавшего уничтожения. Но мне пришлось немедленно бросить свои занятия и пуститься в бега, объяснив немногим ни о чем не подозревающим друзьям, что я устал от науки и собираюсь поискать счастья в большом мире.
Вместо того чтобы вращаться в той среде, которой могли бы ожидать от меня мои коллеги, я растворился среди беднейшего люда Четырех королевств, занимаясь всем, чем придется, чтобы прокормиться. Я намеревался так долго хоронить свою прежнюю жизнь, сколько потребовалось бы, чтобы обо мне забыли. Я не осмеливался использовать ни малейшее волшебство. Такое отрицание самого себя было невероятно болезненным как для тела, так и для души. Я оставался Целителем и неизбежно сталкивался с теми, кто нуждался в моем даре. Я не мог отказать им. Поэтому, нигде не задерживаясь надолго, я странствовал по дальним окраинам Лейрана, Валлеора, Керотеи и Искерана и по странным землям за их границами. Это было время, полное страха, и я не мог избавиться от дурного предчувствия, когда возвращался в озаренный свечами лекторий.
На протяжении всех этих дней Дассин прямо-таки кипел от злости. Он фыркал, замечая малейшую слабость с моей стороны, а его кабинет выглядел так, как будто его обшарили мародеры. Мы и раньше не разговаривали много, но молчание всегда было глубоким и уютным. После визита Наставников сам воздух, казалось, был полон раздражения.
Внести ясность в отношения с Дассином было невозможно. Он никогда не спрашивал, что я пережил в путешествиях, хотя, казалось, всегда знал, были они приятными или прошли особенно тяжело. Я ломал голову, не может ли он «подсматривать», как я проживаю свои жизни. Или, может, он все уже знал заранее. Со своей стороны, я мог предсказать его действия с удивительной точностью: от того, как он закроет книгу или когда примется растирать больную ногу в сырой день, до того, какими словами он меня разбудит. Смена его настроений расцвечивала мои дни. Смутные воспоминания о нем со времен детства Д'Нателя не объясняли нашей близости.
Утверждение Экзегета о том, что до того, как я предпринял вторую вылазку на Мост, я десять лет жил у Дассина, весьма заинтересовало меня. Дассин объяснил, что первая, неудачная попытка пройти по Мосту в двенадцать лет оставила меня неспособным к логическому мышлению и человеческому состраданию. Если это было правдой и только после этого я стал жить у Дассина, откуда во мне взялось это странное чувство родства с ним? Неужели я знал его и в другой своей жизни?
Я давным-давно уже поклялся не обрекать себя на подступающее безумие, задаваясь подобными вопросами, но теперь к списку мучительных тайн прибавились еще и обвинения Наставников. Однако дни шли, а Дассин продолжал со стуком ставить на стол тарелки с супом и хлебом, пинать упитанных котов, забредающих в кабинет, и сваливать свечи кучей, вместо того чтобы заботливо убирать их после занятий.
— Подъем! Мир не будет ждать тебя вечно.
Я высунул ноги из-под одеял, пытаясь оттянуть миг, когда придется открыть глаза и оторвать голову от подушки. Но как только одна ступня коснулась каменного пола, чья-то рука стащила с меня одеяла, подставив мою нагую плоть струям холодного воздуха. Подушку из-под щеки грубо выдернули. Звезды за окном подсказывали, что дело близилось к полуночи. Я должен был выяснить, что встревожило Дассина.
Я нашарил свою одежду и поплелся в лекторий. После своих путешествий часто я бывал не в состоянии даже разговаривать, но Дассин не допускал ни малейших отсрочек, если сам был готов начать занятия, так что мне пришлось поторапливаться.
— Дассин…
— Так ты уже готов? — Бормоча и поругиваясь вполголоса, он расставлял свечи по кругу.
— Дассин, мне жаль, если я разочаровал тебя на встрече с Наставниками. Но разве я сам напрашивался на эту проверку? Я не видел другого способа избавиться от них.
— Тебе и не надо было от них избавляться! — Будь Дассин диким медведем с морозного севера Лейрана, вряд ли он смог бы рычать с большим знанием дела.
Из лакированной шкатулки он достал новую свечу, которая по толщине могла сравниться с моим запястьем, и водрузил ее на один из высоких подсвечников.
— Ты же прекрасно знаешь, что я и понятия не имел, о чем они говорят. Как еще я должен был отвечать на их обвинения?
— Я же сказал тебе, что они не имеют права допрашивать тебя. Ты мог бы послушать меня, довериться мне… — Последние два слова вырвались у него словно случайно, в них чувствовалась горечь.
— Так вот в чем дело? О боги, Дассин, я доверил тебе свою жизнь, свой разум — вместе с будущим двух миров, если ты сказал мне правду. Я исполняю все, что ты мне велишь, даже если это кажется бессмысленным, и положился на твои уверения, что однажды все разрешится. Я не встречал в обеих своих жизнях никого, кому бы я так доверял. Никого. Ни родителей, ни брата, ни друга. И я не могу объяснить, почему это так, но я, похоже, неспособен сомневаться в тебе. Но, несмотря на совершенно нелогичное отношение к тебе, я не могу требовать слепого подчинения от других. Я не буду, просто не смогу, так править! Ты должен знать, раз уж знаешь обо мне все остальное. Как же ты можешь просить об этом?
Он бросил угрюмый взгляд и прекратил суетиться, осев в кресле у захламленного рабочего стола. Еще немного побарабанил пальцами по его поверхности и с горячностью ответил:
— Значит, ты должен был молчать!
— А может быть, тебе следовало рассказать мне больше?
— Я не стану искажать твое прошлое пересказом. Ты должен снова стать собой, а не своей копией работы Дассина. Верь, когда я говорю тебе, что не так уж легко скрыть ответы, которые ты ищешь. У меня вполне здравое мнение по многим поводам, и я буду доволен, если ты придешь к тому, чтобы разделить его со мной. Я верю, что ты придешь… Но я не стану насаждать его в тебе сейчас.
Он постучал пальцем по столу, подчеркивая сказанное.
— Значит, ты не можешь сердиться, когда я поступаю так, как считаю правильным, даже если ты со мной не согласен.
— Пф-ф-ф! — Дассин возвел очи горе.
Я попытался упрочить полученное преимущество.
— Если допустить, что я — действительно принц Д'Натель, как ты уверял меня, чем повредит проверка? Даже Экзегет, как бы он ни был мне неприятен, не зайдет настолько далеко, чтобы исказить результаты испытания перед советом. Они убедятся, что я тот, за кого ты меня выдаешь, и решат, достаточно ли целостен мой разум, чтобы их возглавить. Возможно, для меня же будет лучше получить такое подтверждение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});