Испытание началось. Я шагнул в проем, преодолевая ту часть себя, которая настаивала, что я для них чужак и слова королевского приветствия ко мне неприменимы. Я постарался сосредоточиться на этом мире и его обычаях и убедить себя, что здесь есть для меня место. Убеждение — это всё для правителя, сказал мне однажды мой обожаемый отец.
Стоило мне войти в широкую, просторную комнату, как мне навстречу поднялись семеро: четверо мужчин, две женщины и один, не ребенок, просто хрупкий темноволосый человек с оливковой кожей, который держался позади всех. Дульсе. Представитель странного народа этого мира, один из людей, обладающих поразительной восприимчивостью к знаниям и невероятными ограничениями в их использовании.
Шестеро не-дульсе выжидающе выстроились пестрым полукругом: один оказался низкорослым, другой — невероятно толстым, у третьего было мертвенно-бледное лицо. Двое были облачены в прекрасные одежды, отличавшие людей высокого положения, остальные кутались в плащи вроде тех, что носят ученые, но тоже разные: тусклые и яркие, поношенные и нарядные. Вместе с Дассином — седьмым по счету — они были советом Наставников дар'нети. И хотя эти шестеро оставались в моей памяти раскрашенными детским восприятием в чистые, ясные цвета, я помнил необходимые в данных обстоятельствах формулы приветствия. Обычаи королевского обхождения вколачивал в меня безукоризненно одетый человек слева, тучный, лысеющий мужчина с полными губами и глубоко посаженными глазами. Он выглядел мягким, но таковым не являлся. Моя спина заныла, вспомнив его побои, а душа съежилась от отголоска его самодовольства.
Я был озлобленным девятилетним мальчишкой, когда придворные вырвали меня из прокопченного уюта у костра дворцовых стражников и отволокли в Дом Наставников, высокое, строгого вида здание, где проходили встречи совета и которое служило резиденцией его главе. В ту самую ночь мастер Экзегет объявил, что, поскольку мои отец и братья мертвы, Наследником Д'Арната становлюсь я — невежественное, грязное отродье, не лучше пса, подбирающего объедки за солдатами с крепостной стены.
Никто не сказал мне, что Д'Сето, последний из моих братьев, кто еще оставался в живых, на дюжину лет старше меня, самый сильный, талантливый и умелый из принцев, был убит зидами. Единственный в семье, у кого находилось для меня доброе слово. И все мои неуклюжие детские выходки, с изображением тронных залов в переулках и фехтовальными поединками на конюшенном дворе, — все это было подражанием брату. Экзегет не допустил и мысли, даже из простой учтивости, что я могу горевать о Д'Сето. Взамен он потратил час, чтобы объяснить, насколько я не похож на брата. С тех пор я возненавидел Экзегета за то, что он сумел меня убедить. Вселенная несправедлива, говорил он, если допускает, чтобы кровь королей текла в жилах подобного мне, в то время как души более благородные обречены на низшие роли. Только суровая дисциплина и безжалостная муштра могут меня исправить, поэтому я не вернусь во дворец, а буду жить вместе с Экзегетом в Доме Наставников. Он приблизил свое красное лицо вплотную к моему и поклялся, что, если его усилия пропадут втуне и я не сделаюсь достойным наследных прав, я не проживу достаточно долго, чтобы опорочить их.
Так что этим утром, когда Наставники собрались, чтобы обследовать меня, я не мог без отвращения смотреть на Экзегета. Я начал приветствовать гостей с противоположного конца ряда, надеясь, что, пока я дойду до него, я сумею подыскать подходящие слова. Двигаясь от одного Наставника к другому, я обращал руки ладонями вверх в знак подчинения и готовности служить. Каждый из них, в свою очередь, накрывал мои ладони своими, принимая предложенное мной, и преклонял колено из уважения к моему долгу. Я поднимал их на ноги, одного за другим, и каждый приветствовал меня на собственный лад.
Великан Гар'Дена, влиятельный, процветающий ювелир, хрипло выдохнул и ухмыльнулся — он получил от меня нечто более существенное, чем просто царственное прикосновение, дабы поднять эту грузную тушу. Я втайне понадеялся, что мне больше не придется использовать магию, так как на эту незамысловатую помощь ушел весь мой скудный запас сил. Выпрямившись в полный рост, отчего все прочие показались карликами, Гар'Дена одернул одеяние красного шелка, вытер лоб платком размером с парус и засунул большие пальцы за вычурно изукрашенный пояс.
— Се' на давонет, Гире Д'Арнат!
«Славься, Наследник Д'Арната!» Рев его традиционного приветствия раздирал уши, но в нем слышалось глубокое уважение. Ободренный его благородным духом, я двинулся вдоль ряда.
Се'Арет, древняя, иссохшая старуха с внешностью и чувством юмора кирпича, ткнула мне в щеку острым пальцем и фыркнула, то ли недоверчиво, то ли просто неодобрительно, я так и не понял. Я перехватил ее палец и твердо отвел его в сторону, что, судя по всему, ей совершенно не понравилось. Се'Арет возложила на себя обязанность выискивать тайных пособников наших врагов. Ее боялись все. Устель был почти столь же стар, как Се'Арет, но молниеносное проникновение в мои мысли опровергло впечатление о его немощности, которое могло у меня сложиться. Прикосновение к разуму без дозволения было немыслимым оскорблением, вторжением в личную жизнь, позволяющим выгнать Устеля из Наставников, а то и из самого Авонара… если меня примут как истинного принца. Все находящиеся в комнате, кроме разве что дульсе, явно заметили происшедшее. Если я хотел, чтобы остальные сохранили хоть каплю уважения ко мне, я не мог оставить этот выпад без внимания.
— Сегодня я приму тебя с почетом, Устель, ибо ты учил еще моего отца. Но не более того. Возраст не дает тебе права оскорблять своего принца, потому что время явно не отняло твой дар. Пустыни ждут тех, кто злоупотребляет подобными вольностями. Будь осторожен. — К моему облегчению, голос прозвучал ясно и ровно.
Старик поджал губы, но отступился. Я спиной почувствовал, как доволен Дассин. Говоря же по правде, мои мысли находились в таком сумбуре, что вряд ли кто-нибудь смог бы в них разобраться.
Й'Дан, казавшийся высохшей тенью человека, не стал подниматься, когда я коснулся его плеча. Он отчаянно затряс лысой коричневой головой, закусил костяшки пальцев и отказался взглянуть мне в глаза.
— Государь мой, — пробормотал он чуть слышно, заставив меня близко наклониться к нему, — выслушайте, государь. Прошу вас, выслушайте.
Он желал, чтобы я проник в его мысли.
Я кивнул, хотя и был встревожен. Д'Натель не умел этого, в другой же моей жизни этот обычай был строго воспрещен. Однако Наставники знали: что бы я ни совершил тогда на Мосту в попытке восстановить его, это изменило меня. Так что я отбросил сомнения и открыл свой разум Й'Дану.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});