— Что случилось, Лили? — тревожно спросил Ник.
— Но вы, вы разве не знаете?
— Чего я не знаю, ну, Лили, в чем дело?
— Вы же как две капли воды похожи на этот портрет. И тогда, у Тулуз-Лотрека, вы были в его костюме и, кажется, представились как герцог Бодуэн Буйонский! Я, правда, немножко нанюхалась кокаинчику в тот вечер, но, ей Богу, я все вспомнила!
Ника прошиб холодный пот.
_ Но Лили, это была просто случайность! Я не сам выбрал себе костюм! Это Мелик-Бегляров выбрал его!
— Мелик-Бегляров? Он человек безобидный, не злой. Видимо, им руководила чья-то воля!
— О, Лили, ведь это могло быть простое совпадение, случайность!
— Нет, нет, таких совпадений быть не может! Ваша внешность, вот отчего я все думала, где же я могла вас видеть раньше. Так вот, на этом портрете!
— Лили, мои далекие предки были тоже родом из Фландрии и принадлежали к известному роду…
— Ну, вот видите, они могли быть в родстве, пусть и далеком, с герцогом Буйонским. Но подождите, и тогда вы… вы родственник Бодуэна де Куртэне!
Ник остолбенел. Лили вдруг вывела его на одну из загадок этой истории. Если это так, тогда понятен «интерес», который питает этот мнимый Бодуэн де Куртэне к его персоне. Но тогда настоящий Бодуэн де Куртэне, Иван Александрович Аргутинский, выходит, в каком-то родстве с ним, с Ником?
Ник взмолился:
— Лили, умоляю вас, подождите, а то у меня голова пошла кругом.
— Нет, нет, пойдемте дальше! — глаза у Лили сверкали, кудряшки растрепались от того, что она все время встряхивала головой. — Я расскажу вам еще что-то. Этот портрет, который висит в доме Аргутинских, он ведь парный.
— Парный? Что вы имеете в виду?
— Пойдемте!
Лили вскочила с качалки и взяв Ника за руку, повела его в гостиную, ту самую, отделанную кожей, с высоким венецианским зеркалом и портретом одинокой дамы.
Встав перед портретом, она сказала:
— Прислушайтесь, вам в глубине души этот портрет что-нибудь говорит?
— Я спрашивал у Елизаветы Алексеевны и она обещала в будущем познакомить меня с этой дамой, — отшутился было Ник.
Но Лили была серьезна.
— Это Беатрис, дама сердца Бодуэна Буйонского. Портреты написаны одним и тем же художником. Видите, она стоит немного повернувшись, как будто смотрит на кого-то. Так вот, смотрит она на портрет герцога Бодуэна Буйонского. А тот, если бы висел рядом, смотрел бы на Беатрис.
— Но теперь еще вопросы, Лили. Елизавета Алексеевна, она так странно говорила об этом портрете и о том, что она может устроить мне встречу с этой дамой? Это что, была шутка?
— Не думаю, — Лили покачала головой. — Елизавета Алексеевна, конечно, знает о парном портрете, может быть она уловила сходство? Я не знаю, — грустно сказала она. — А что, вам бы хотелось с ней познакомиться?
— Теперь уж нет, Лили, — поспешил сказать Ник. — А почему портреты принадлежат разным людям? Есть ли какая-то связь между семьей Аргутинских и Елизаветой Алексеевной?
— Елизавета Алексеевна… она, она очень не простой человек. Я думаю, что она сама вам расскажет о себе. Она запросто вхожа к императрице-матери, Марие Федоровне, и в то же время у нее очень интересные знакомства с самыми удивительными людьми, с такими, что страшно даже подумать. Но она старается, чтобы поменьше людей знало об этом. У нее такой сложный внутренний мир, ей необходимо душевное спокойствие. Она вам расскажет и об истории с портретами.
В это время в дверях показалась Елизавета Алексеевна.
— Чай готов! — провозгласила она. — Прошу к столу.
Ник подал Лили руку и они прошли в столовую, где, как всегда с изяществом, был сервирован стол.
Елизавете Алексеевна продолжила разговор, начатый во время прихода Ника.
— Что-то непонятное происходит все же в городе. Я уже говорила вам, что на днях в доме персидского консула был какой-то переполох. Мой друг, отец Зинэ, вы, конечно, помните Зинэ, дорогой Николай Александрович, так вот, он находится в родстве с персидским консулом. Супруга консула, мать Фарханды, была наполовину йезидкой. В общем, какие-то слухи циркулируют по городу. А вы, Николай Александрович, ничего не знаете?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ник насторожился. О его тайной миссии Елизавета Алексеевна не знала и не должна была знать. Но ее волнение, кажется, говорило о том, что она и не подозревает, кто Ник на самом деле.
Елизавета Алексеевна продолжала:
— Отец Зинэ просит вас прийти к нему. Он хочет рассказать вам кое-что.
— Да, конечно, если я буду в силах помочь чем — нибудь, — сказал Ник, разводя руками. — Ведь я ученый, а не сыщик.
— Так там как раз и нужен человек с вашим складом ума. Ведь каждый ученый — он и сыщик в своей области. Но мыслит и глубже, и шире. Тем более вы. Европеец и знаток востока одновременно. Как раз вы и поймете то, о чем будет говорить шейх. Полиция-то его допрашивала, но понять не смогла.
Ник заинтересовался. Он не знал, что полиция допрашивала шейха. Видимо, он еще не все бумаги успел просмотреть, а на словах полицмейстер не сказал ему, сочтя допрос шейха несущественным моментом расследования.
— Хорошо, хорошо, дорогая Елизавета Алексеевна, когда же шейх хочет меня видеть?
— Вы можете отправиться к нему прямо сейчас?
— Сейчас? — удивился Ник. — Да ведь уже ночь на дворе.
— Если вы согласны… — начала говорить Елизавета Алексеевна, заглядывая Нику в глаза.
— Да, конечно, я согласен, но…
— Тогда минут через десять здесь будет ваш провожатый, а пока давайте пить чай.
Ник про себя отметил, что Елизавета Алексеевна не сомневалась в его согласии.
В скором времени раздался звонок. Елизавета Алексеевна вышла и через минуту вернулась с молодым человеком, на вид еще совсем мальчиком. Взглянув на него, Ник не смог скрыть удивления. Он был очень красив, этот юноша. Красив красотою европейца — правильные черты лица, светлая кожа, серые глаза. Принадлежность к восточному племени выдавали только его буйные волосы, такие же темные и вьющиеся, как у Зинэ. Ник вопросительно взглянул на Елизавету Алексеевну.
— Это брат Зинэ, Джафар. Мать-то у них была полька. Оттуда и глаза Зинэ, и внешность Джафара. Она была моей близкой приятельницей. Мы учились вместе в пансионе. В Петербурге. Джафар и отведет вас к шейху. Это недалеко отсюда, на Петхаине.
— На Петхаине? — переспросил Ник, удивившись незнакомому слову.
— Да, тут Вифлеемская церковь, от нее это место и называется Петхаин.
— Бетлехем? — догадался Ник. — Библейские места?
— Да, да, конечно, это так звучит. Там и люди живут библейские. Ну, Джафар, доверяю тебе нашего гостя, — бодро сказала Елизавета Алексеевна.
Юноша кивнул и улыбнулся.
Когда Ник с юношей вышли из дома, на улице было уже совсем темно. У Джафара был с собой керосиновый фонарь, видимо, ему часто приходилось совершать ночные прогулки. Спустившись до угла, они пошли вверх и затем снова свернули налево. Узкая улица круто поднималась в гору и упиралась в каменную лестницу с широкими ступенями. По обе стороны лестницы шли каменные перила. Ступеньки были кое-где обломлены и идти приходилось медленно. Джафар старался светить Нику под ноги и фонарь плясал у него в руке, освещая неровности лестницы.
— Тут поворот, — предупредил Джафар, — и нам налево. Надо идти очень осторожно, дорога здесь скалистая, скользская. А справа, вот эта темная громадина, это Вифлеемская церковь.
— Еще далеко? — спросил Ник, думая про себя, что его смит-и-вессон был бы сейчас очень кстати для хорошего самочувствия.
— Нет, мы уже почти дошли. Это здесь.
Свет фонаря вырвал из тьмы темную деревянную дверь в каменной стене дома. Джафар поднял высоко фонарь и прикрывая его рукой, посигналил несколько раз в окна второго этажа. Ник успел увидеть сплошь застекленную стену, где вместо деревянных рам были ажурные переплетения в виде решеток, розеток, шестиугольников. На сигналы Джафара медленно отворилась дверь и изнутри кто-то осветил внутреннюю лестницу.