Читать интересную книгу Смерть в пяти коробках - Джон Карр

Сержант Поллард подумал: теперь он уже не сможет просто восхищаться картинами. Всякий раз, очутившись в картинной галерее, он будет гадать, что перед ним – подлинник или один из бесчисленных дубликатов. О чем думала в тот момент миссис Синклер, понять было трудно.

– Не уверена, что до конца понимаю вас, – заявила она. – Если все, чем я занимаюсь, законно, к чему разговоры о вымогательстве и прочем?

– И шантаже, – пояснил Мастерс. – Все гораздо серьезнее. Если бы ваша деятельность этим и ограничивалась, можно было бы говорить о мелком мошенничестве. Разумеется, при условии, что вы не преступаете закона.

Но все становится гораздо серьезнее, когда вы имеете дело с крупными национальными или частными картинными галереями. У них имеется шедевр живописи. Отличный экземпляр, который стоит двадцать тысяч фунтов. Люди приезжают со всех концов света только ради того, чтобы полюбоваться им. Картина становится городской достопримечательностью. Что же будет, если предать достоянию гласности тот факт, что где-то гуляют еще несколько таких же?

Здесь коммерческий вопрос, мэм. Картина ценна постольку, поскольку уникальна. Такая причуда. Иначе она резко упадет в цене на рынке, что вполне понятно. Итак, допустим, вы идете в музей. Предъявляете дубликат шедевра. Галерейщики понимают, что оказались в щекотливом положении. Они и так выложили кучу денег за свой шедевр – возможно, больше, чем того хотел директор, или оценили картину выше того, во что ее ценит общественное мнение. Вы же предлагаете им купить дубликат и показать себя разумными людьми, спрятав то, что у них висит, подальше, с глаз долой. В противном случае вы угрожаете продать картину кому-то другому. Подобные действия, миссис Синклер, я называю вымогательством.

Можно еще неплохо заработать и на неоконченных картинах. Сэр Эдвард Литл и тут все мне разъяснил. Когда умирает знаменитый художник, после него обычно остается кипа незаконченных работ, эскизов и холстов. Умный вор спешит домой к новопреставленному и скупает все оптом. Если с ним в связке работает опытный рисовальщик, он «заканчивает» картину так ловко, что даже эксперты не отличат ее от подлинника. Картина и есть подлинник… почти. На том вы и стоите, миссис Синклер: вы всегда торгуете только подлинниками.

Как только можно деликатнее, Мастерс отодвинулся назад, но взгляд его, направленный на миссис Синклер, был напорист.

Некоторое время женщина молчала. В темной комнате единственным источником света была лампа над столом старшего инспектора; она фиксировала малейшие изменения на подвижном лице миссис Синклер, которая смотрела вниз, на сцепленные пальцы рук; казалось, веки у нее восковые. Наконец она тяжело вздохнула, и сержанту показалось, что подозреваемая вот-вот во всем признается.

– Подобные вещи, – проговорила миссис Синклер, – очень трудно доказать. – Она подняла взгляд. – Простите, что напоминаю вам очевидные вещи, но… Чтобы обосновать случай мошенничества с неоконченной картиной, требуется доказать следующее: никто не прикасался к картине, кроме самого художника, написавшего ее. В данной же области способны разобраться только специалисты, не так ли? Разве глубокие познания в определенной области не самоценны? Разве они не заслуживают похвалы?

– Возможно. Но я о другом…

– Картинные галереи, – продолжала миссис Синклер, – в суд не подадут. Любой судебный процесс становится достоянием гласности, что противоречит интересам галерейщиков. На суде им придется рассказать, на каких условиях им предложили купить ту или иную картину… Худшее, в чем вы можете меня обвинить, самое-самое худшее! – это в том, что я продаю только подлинники.

– Нет, это не самое худшее.

Миссис Синклер нетерпеливо дернула плечом.

– Вы мне льстите? Возможно, ваши слова о моих якобы ухищрениях комплимент?..

– Не все ухищрения ваша заслуга, – уверенно и спокойно перебил ее Мастерс. – Полагаю, доброй части уловок вас научил покойный супруг, Питер Фергюсон.

Миссис Синклер побледнела, да так внезапно, что сержант Поллард вздохнул, – он и не предполагал, что ее лицо способно так измениться.

– Хочу сообщить вам некоторые факты, которые имеют отношение к нему, – неспешно продолжал Мастерс. – Сегодня вечером я получил с курьером письмо от мистера Бернарда Шумана, его бывшего работодателя. И еще длинную телеграмму от моих французских коллег.

Его настоящее имя Питер Фергюсон. Ему всего сорок два года, как вам, наверное, известно. Он сын шотландского священника. Защитил диссертацию в Абердине. Он мастак на всякого рода приспособления, в том числе и те, для которых требуется ловкость рук. Прекрасный гимнаст. Превосходно владеет актерским мастерством, в частности в двадцать пять лет изображал стариков. Работал на мистера Шумана, в его каирском офисе изготавливал искусственные папирусы. Речь не шла о подделках; папирусы открыто продавались как искусственные. Позже трудился в его лондонской конторе. Ограбил своего работодателя. Сбежал в Европу. Так утверждает мистер Шуман.

А теперь вот что сообщает французская полиция. Известно о тесных связях Фергюсона с известными взломщиками. У него документы на имя Питера Синклера и Питера Макдональда – он хранил верность шотландскому колориту. Подозревается его участие в ряде громких краж. Применяет новинки, в том числе пользуется негашеной известью для затемнения стекол. В данный момент считается, что он уехал за границу или умер. Но И июня 1935 года некий Питер Синклер женился в Ницце на Боните Фишер, то есть на вас. Жил по адресу: Бульвар Синь, 314.

В письме Шумана содержится краткое описание внешности Фергюсона. Мы передали его французской полиции. По приметам мадам Дю… впрочем, не важно… Консьержка дома опознала Питера Синклера. Иными словами, вашего мужа. И наконец! Принято думать, что Синклер умер в Биаррице в мае 1936 года. Скончался во время предполагаемой эпидемии оспы, которую власти предпочли скрыть. Вот почему о его смерти почти ничего не известно; власти курорта не желали, чтобы случай оспы стал достоянием гласности. Он похоронен старым слугой более или менее втайне. Врач выписал свидетельство о смерти, не осматривая труп. Ха! Но Фергюсон не умер. Сейчас он в Лондоне. В эту самую минуту, мэм, французская полиция готовит приказ об эксгумации. Они откопают пустой гроб. А вы получили страховку. Вот мошенничество, причем такое, которое можно доказать.

Мастерс швырнул свои записки на стол.

Поллард не знал, какого эффекта ожидал старший инспектор – но уж во всяком случае, не такого, какой произвели его слова. Миссис Синклер откинулась на спинку стула и испустила облегченный вздох. Ее поведение было слишком искренним, чтобы ее можно было заподозрить в фальши; облегчение, отразившееся на ее лице, имело цвет смертельной бледности.

– Слава богу! – только и сказала она.

Мастерс так и подскочил на своем стуле.

– Позвольте узнать, миссис Синклер, к чему такие слова?

Женщина не открывала глаза.

– Вы поверите, – спросила она, – если я скажу правду?

– Попробуйте, мэм. Я все пойму, рано или поздно.

– Прошу вас, не говорите так. Я знаю, вы считали, что я лгу, и я понимаю, в чем дело. Да, да, да! Он мой муж. И он не умер. Но клянусь вам, я не знала о том, что он жив, до прошлой недели. Дело в том, что… я радовалась, считая его мертвым.

– Блокнот, Боб! – быстро скомандовал Мастерс.

Миссис Синклер выпрямилась и загадочно кивнула, глядя в одну точку. Поллард вспомнил, что такое же выражение он видел однажды на лице женщины, намеревавшейся передать некие ценные сведения.

– Нет, позвольте я скажу. Сейчас уже не знаю, зачем я вышла за него – как все это получилось. Но он… так хвастал, что обманул меня.

– Ясно. Понятно.

– Ничего вам не понятно! Во-первых, вам не понять, какое действие он на меня оказывал. Мне казалось, что он всегда точно знал, чего хочет, и всеми силами стремился получить желаемое. Ничто не могло свернуть его с пути. Проблема в том, что, несмотря на всю свою силу воли и красноречие, он так и не получал желаемого. Неудачи приводили его в ярость. Потом выяснилось: несмотря на все его уверения, он вовсе не был богачом. Обладая поверхностными знаниями, он ни в чем не был особенно силен, кроме тенниса и гимнастики. Он стал предметом насмешек моих друзей. Более того, он… хотел жить за мой счет!

Бонита Синклер обладала ясным, мелодичным голосом, однако последние слова она почти провизжала, не сводя округлившихся глаз с Мастерса. Видно было: последнее является для нее самым главным. Сержант Поллард не увидел, а скорее почувствовал, как старший инспектор изобразил вежливую улыбку.

– Как необычно, мэм, – угрюмо проговорил Мастерс. – Помогли ли вам его познания, которыми он овладел на службе у мистера Шумана, в подделывании предметов живописи?

Миссис Синклер спохватилась, что слишком изливает душу.