Тем же вечером Лучани продолжил заседание конклава. Когда он ужинал, сидя за тем же самым столом, который был отведен ему прежде, он вспомнил о кардиналах, не допущенных на конклав в силу преклонного возраста. О результатах выборов им уже сообщили по телефону. Теперь же Лучани распорядился пригласить престарелых кардиналов на завтрашнюю утреннюю мессу.
Государственный секретариат заготовил речь, в которой содержались указания на общий курс нового понтификата. Так было принято поступать в начале каждого понтификата. Лучани взял врученную ему речь и, удалившись в келью номер 60, изменил и переработал текст, придав первоначальным туманным заявлениям о любви, мире и войне вполне конкретный смысл.
Речь была произнесена по окончании благодарственного молебна, отслуженного на следующее утро. Лучани торжественно заверял, что его понтификат будет верен решениям Второго Ватиканского собора, что он высоко ценит принцип соборности, участие епископов в управлении церковью. Он заявил о намерении проводить в жизнь строгую церковную дисциплину и с этой целью ставит приоритетную задачу по пересмотру двух кодексов канонического права. Политика взаимодействия с иными конфессиями будет продолжена, но недопустимы никакие отступления от учения католической церкви.
Из речи стало понятно главное ее содержание: у этого человека, который в Венеции характеризовал себя как «бедняка, привыкшего обходиться малым и помалкивать», есть мечта — и поистине революционная мечта. Он предупредил о своем намерении вести путем духовного совершенствования всю церковь, а в действительности — весь мир.
Мир сегодня ждет этого; хорошо известно, что успех, к которому его привели научные исследования и технологии, уже достиг своей вершины, за которой зияет бездна, полная слепящей тьмы. Это искушение заместить Господа чьими-то решениями — решениями, которые абстрагируются от законов морали. Опасность для современного человека заключается в том, что он превращает плодородную землю в пустыню, личность — в автомат, братскую любовь — в плановую коллективизацию, нередко навлекая смерть туда, где Господь желает расцвета жизни.
Держа в руке текст догматической конституции «Lumen Gentium» («О церкви»), принятой на Втором Ватиканском соборе, Альбино Лучани дал понять, что намерен вернуть церковь на ее истинный путь: обратно в мир и к слову Христову; обратно к простоте и искренности христианских истоков. Лучани хотел бы, чтобы Иисус, вернувшись на землю, мог бы увидеть представшую перед ним церковь свободной от политики, свободной от идеологии большого бизнеса, от всего того, что разъедает ее изначальное предназначение.
В полдень новый папа показался на центральном балконе собора Святого Петра. Площадь внизу заполнила плотная толпа, насчитывающая около 200 тысяч человек. Миллионы во всем мире прильнули к телевизорам, глядя, как шире становится улыбка Лучани в ответ на оглушительные аплодисменты. Он вышел, чтобы прочитать «Ангелус», но перед тем, как вознести полуденную молитву, он решил дать возможность своим слушателям одним глазком заглянуть под покров тайны, окружающей конклав. Когда радостные аплодисменты и приветственные крики смолкли, он нарушил сразу же два правила, установленных папами: граничащую с паранойей абсолютную секретность в отношении всего, что касалось конклавов, на чем настаивал Павел VI; и использование царственного «мы», посредством которого на протяжении почти двух тысячелетий демонстрировалось папские государственно-территориальные притязания. Иоанн-Павел I улыбнулся собравшейся толпе и заговорил:
— Вчера, — произнеся это слово, он едва заметно пожал плечами, словно бы хотел сказать: «Вчера со мной на конклаве случилась занятная история». Толпа взорвалась смехом. Лучани весело засмеялся вместе с нею, а потом начал снова:
— Вчера утром я отправился в Сикстинскую капеллу, чтобы отдать свой голос за нового папу. Я и представить себе не мог, что там случится. Как только мне начала угрожать опасность, двое сидевших рядом коллег прошептали мне несколько слов, стремясь поддержать меня.
Просто и без намека на напыщенность, он повторил сказанное ему Виллебрандсом и Риберио. Новый папа рассказал, почему он избрал себе такое необычное имя.
Я размышлял примерно так. Папа Иоанн XXIII захотел сам посвятить меня в сан в соборе Святого Петра. Потом, хотя и незаслуженно, я стал его преемником в кафедральном соборе Святого Марка, в той Венеции, которая по-прежнему полна духом папы Иоанна XXIII. Его помнят гондольеры, сестры-монахини, одним словом — все. С другой стороны, папа Павел VI не только сделал меня кардиналом, но за несколько месяцев до того, на широком пешеходном мосту на площади Сан-Марко, он заставил меня покраснеть до корней волос перед двадцатью тысячами людей, потому что он снял с себя омофор и возложил его мне на плечи. Никогда в жизни я так не краснел. Кроме того, за пятнадцать лет своего понтификата этот папа не только мне, но и всему миру продемонстрировал, как сильно он любит церковь, как служит ей, как трудится ради нее, и сколько претерпел ради этой церкви Христовой. И потому я взял себе имя Иоанн-Павел.
Будьте уверены в одном. Пусть я не обладаю ни мудростью сердца папы Иоанна XXIII, ни образованием и культурой папы Павла VI, тем не менее я буду стремиться всеми силами служить Церкви и надеюсь, что вы поможете мне своими молитвами.
Этими простыми, всем понятными словами, за которыми последовали «Ангелус» и благословение нового папы, Иоанн-Павел I провозгласил наступление нового мира. И тот сердечный, восторженный отклик собравшихся на римской площади людей в точности отражал чувства всех, кто внимал ему в мире.
Ватиканские обозреватели ломали себе головы, выискивая в том, какое имя взял себе новый папа, намеки на политику грядущего понтификата. Кто он, новый папа, — Иоанн или Павел? Одним из тех, кому задавали этот вопрос, был кардинал Сюененс: «Он по-своему будет и тем, и другим. Своей манерой держаться он больше напоминает Иоанна XXIII, но это все равно что смешивать кислород и водород — вы получите воду. Так два различных химических элемента порождают третье вещество».
Выбранные Лучани имена намекали на преемственность, но фактически в тронное имя он включил и слово «Первый»; подобное уточнение считали условностью и никогда к нему не прибегали, пока не появлялся второй носитель такого же имени, и упоминание этого новым папой кое о чем говорило ватиканским экспертам. То, с чем предстояло столкнуться им и всей остальной церкви, не имело отношения к непосредственным предшественникам нового папы. Иоанн-Павел I был личностью уникальной.
В первый день своего понтификата папа не стал растолковывать внимавшему его речам миру, как именно он собирается воплощать в реальность свою мечту о бедной церкви, но в последующие часы приступил к действиям, имевшим важнейшее значение для осуществления его планов.
Вечером воскресенья 27 августа 1978 года Лучани обедал с кардиналом Жаном Вийо и попросил его, по крайней мере какое-то время, продолжать исполнять обязанности государственного секретаря. Вийо согласился. Новый папа также вновь утвердил в своих должностях кардиналов, возглавлявших различные институты Римской курии. Поскольку он отправлялся на конклав, и в мыслях не имея, что станет римским папой, то было бы в высшей степени странно, если бы он появился сразу же после конклава с готовым списком новых членов ватиканского кабинета.
Респектабельный итальянский еженедельник «Мондо», занимающий ведущие позиции среди изданий об экономике, 31 августа обратился к Альбино Лучани с пространным открытым письмом. Обращение призывало папу восстановить «порядок и нравственность» в финансовой деятельности Ватикана, в частности отмечало «биржевые спекуляции в гиблых водах». Письмо, опубликованное под заголовком «Ваше святейшество, правильно ли это?», содержало резкую критику состояния дел в ватиканской финансовой политике. Открытое обращение сопровождалось обширным аналитическим материалом, озаглавленным «Богатства святого Петра».
«Мондо» задавал Альбино Лучани целый ряд насущных вопросов:
Правильно ли, что Ватикан действует на финансовом рынке как спекулянт? Правильно ли, что у Ватикана есть банк, чьи операции содействуют нелегальному перемещению капиталов из Италии в другие страны? Правильно ли, что Ватиканский банк помогает итальянским гражданам уклоняться от уплаты налогов?
Редактор отдела финансов Паоло Панераи подверг критике связи Ватикана с Микеле Синдоной. Свой гнев он обрушил на Луиджи Меннини и Пола Марцинкуса из Ватиканского банка за их связи с «самыми циничными в мире финансовыми дельцами, от Синдоны до боссов банка “Континентал Иллинойс” в Чикаго (через который, как могут рассказать вам советники его святейшества, Римско-католическая церковь распоряжается всеми своими капиталовложениями в США)».