не прирученная рысь, ему на просторах Загранья лучше, но… Но.
Поднявшись, я сняла голову статуэтки, и ящик дернулся. Почти открылся.
Точь в точь в тот момент, когда открылась дверь в кабинет.
– Ты что делаешь, Лена? – холодно спросил Валентайн. Перевел взгляд на стол и добавил еще жестче: – Почему здесь лежит эта книга?
– Потому что я ее читала. Ждала тебя и читала.
– Зачем?
Вот как ему объяснить – зачем? Незачем. Мне реально незачем было ее брать, незачем даже смотреть в ее сторону, но она меня как магнитом притянула. Но еще более странно, что я в ней все поняла. Вот реально все. Даже слова из языка, которые понимать не должна. Едва я собираюсь сказать об этом Валентайну, как он убирает ее в шкаф и говорит:
– Никогда больше ее не трогай. Это то, чего касаться вообще не стоит.
– Да она мне и не нужна. Мне просто скучно стало, – я пожимаю плечами. Почему-то его тон заставляет оправдываться, а я оправдываться не люблю. Я вообще не люблю, когда со мной говорят так, но Валентайн ходил на встречу к отцу. Поэтому я просто переключаюсь: – Как ты?
– Нормально, – холодно отвечает он.
Правда, тут же обходит стол, садится в кресло и притягивает меня к себе на колени.
– А это что? – Валентайн смотрит на голову в моих руках.
– Статуэтка разбилась.
– Сама?
– Не знаю. Я почувствовала Загранье. Или мне так показалось…
– Так ты почувствовала или тебе показалось?
Ну все.
– Валентайн, я понимаю, что у тебя был тяжеленький вечер, и что ты встречался с отцом, но я тут вообще ни при чем. Я правда тебя ждала, и я очень рада, что ты вернулся, и все хорошо… все ведь хорошо?
Он молчит, сдвинув брови. Смотрит на дверь, наверное, с минуту, а потом произносит:
– С отцом я не встретился, Лена. Я говорил с его… гм, даже не знаю, как это назвать. Его палачом. Хааргрен Файтхард сообщил мне от его лица, что Ферган может, выражаясь словами из твоего мира, идти куда подальше. То есть в Мертвые земли, если хочет переговоров. Если не хочет, может не идти.
Я приподняла брови:
– Информативненько.
Вот так волнуешься, переживаешь, а Адергайн даже на связь с сыном не выходит.
– Все оставшееся время я пытался деликатно убедить Фергана, что эти переговоры ему нужны. Хотя бы для того, чтобы удержать лицо на фоне активно суетящихся Анадоррских.
– И ты не думаешь, что это может быть ловушка?
Валентайн посмотрел на меня в упор:
– Честно – моего отца нет в Даррании до сих пор только потому, что она ему нахрен не сдалась. – Слышать от него слова из моего мира было удивительно и приятно. – Да, у Фергана есть своя сила. Да, магия светлых имеет оборотную сторону, аналогичную той, о которой ты только что читала, но…
– Постой. О какой силе ты говоришь? Что за сила светлых, противоположная воскрешению?
– А какая сила может считаться противоположной воскрешению, Лена? – он хмыкнул. – Золотая смерть.
Золотая смерть, черная страсть. Вот они тут любители эпитетов и метафор.
– И что она из себя представляет?
– Сила тэрн-арха, сила крови правящих светлых, способная накрыть изнутри и разорвать сердце.
Я икнула. Да уж, спасибо образному воображению и киноиндустрии моего мира, фантазия у меня была хорошая.
– Как точечно, так и масштабно. Выборочно только не работает.
– И что это значит?
– Это значит, что если Ферган захочет убить кого-то одного, у него получится. А если двоих, получится и всех остальных, кто рядом с ними постоять вышел. Если кто-то вышел.
Вот тут мне стало как-то совсем невесело.
– И сколько таких вышедших постоять он может накрыть?
– Глядя на Фергана, могу предположить, что с миллион разово точно. Но это не самая большая сила.
– Погоди… а Анадоррские, Люциан, Сезар – они тоже так могут?
– Сила крови тут имеет вторичное значение. Основу под собой держит именно магия тэрн-арха.
Королевская то есть. То есть любого очень сильного дракона, который правит, наделяют такой вот… драконовой ядерной бомбой. Ну нормально, чего уж там. А я-то думала, в сказку попала.
– Пока наследник не взойдет на престол, он такую силу не получит, – подвел итог Валентайн.
– И что, от этого нет никакой защиты?
– Есть. Если уметь выстраивать внутренние щиты порядка силы Фергана. Вы еще не изучали внутреннюю защиту, она на четвертом курсе.
– М-м-м-м… – выдала я.
– Но думать об этом вовсе не обязательно. – Валентайн коснулся моего лица. – Я на все твои вопросы ответил?
– Да, – я зевнула. Странно, что после всего услышанного мне вообще спать захотелось, но вот захотелось. Видимо, психика меня послала подальше с моим странным знанием эрдова языка и тайны светлых, от которой волосы дыбом. Ничуть не меньше, чем от темной некромантии.
Валентайн, судя по всему, это понял, потому что поднялся. Бережно удерживая меня на руках и прижимая к себе. В глазах его мерцали черные искры, а темная радужка была почти серебряной. Такое же серебро проступало на скулах острыми гранями чешуи.
– Я люблю тебя, – сказала я, когда он шагнул в портал.
– Я тоже люблю тебя, Лена, – произнес Валентайн, укладывая меня в постель. – Не думал, что когда-нибудь кому-нибудь это скажу.
– Но тут тебе на голову свалилась я.
– Я рад, что ты мне на нее свалилась.
Я потянулась, заворачиваясь в одеяло. Мысленно на себя ругнувшись за то, что не успела почистить зубы, но это уже была последняя моя мысль в данный момент. Покрывало, осознание того, что Валентайн вернулся, что никто никого не убил и даже не покусал, тишина и его присутствие сделали свое дело. Я провалилась в сон, как в облако, где было удивительно легко и спокойно.
Глава 14
Люциан Драгон
Главный госпиталь Хэвенсграда располагался в небольшом, но уютном районе. Рядом с ним раскинулся небольшой парк, а еще здесь было очень много скверов и прогулочных улиц. Порталы внутри открывать запрещалось, поэтому они с Амирой вышли прямо у главных ворот. Высоких, кованых, переходящих в узорчатый забор, бегущий вдоль территории и окружающий двух и трехэтажные корпуса. Постфактум, Люциан, правда, вспомнил, что разрешение о портале нужно было получать у Эстре, ну да ладно. Получит у Эстре просто так, а не разрешение. Одной отработкой больше, одной меньше.
– Твой друг… он очень сильно пострадал? – спросила Амира, заглядывая ему в глаза.
У нее они были синие. Ярко-ярко синие, потеряться бы в них – так, чтобы не найтись. Но увы.
– Учитывая, сколько его восстанавливали, держали в целительском стазисе, могу