— Она наша кузина. Как она может не владеть магией?
— Я… — Хоуп застонала и провела рукой по лицу: — Конечно, ты не помнишь, как это работает. Наша магия сильна, она передается из поколения в поколение, но ведьмами становятся только женщины в нашей семье.
— Хорошо… — медленно произнесла Мэллори, потому что на фотографии их кузина была явно женского пола.
— Дори не унаследовала магию. Ее отец был маминым братом. Он не владел магией, поэтому ему нечего было ей передать.
— Мамин брат. — Мэллори пыталась думать о человеке, который был ее дядей, но у нее было лишь смутное воспоминание о том, что она слышала его имя в детстве. — Айзек? Его звали Айзек?
— Да. Дядя Айзек. — Хоуп ободряюще кивнула. — Он покинул Темпест и переехал в Даллас. Он редко возвращался, но летом его дочь, Дори, приезжала к нам и навещала бабушку на неделю или две каждый год.
Мэллори хмыкнула: — Значит, он мог уехать и сохранить свои воспоминания?
Ее тон, должно быть, был таким же обиженным, как и ее чувства, потому что Хоуп поморщилась: — У него не было своей магии, поэтому он не мог нас разоблачить.
— Да. Неважно.
Хоуп наклонилась вниз и сжала ее плечо: — Мэл…
Она отшатнулась от прикосновения: — Я в порядке. Я продолжу искать фотографии. Здесь есть одна, на которой мы все трое с Наной.
— Спасибо. — Хоуп взяла другую фотографию, которую Мэллори достала из книги и предложила ей. — Я уверена, что Дори тоже хотела бы это увидеть.
— Они приедут на похороны?
— Они? — Хоуп подняла глаза и моргнула. — О. Нет. Извини. Дядя Айзек умер, когда мы были подростками. В автокатастрофе.
Эта новость смягчила что-то внутри Мэллори, и она вздохнула: — Значит, бабушка слишком рано потеряла обоих своих детей.
— Да. — Хоуп прикусила губу, похоже, обдумывая свои следующие слова, прежде чем заговорить. — Несчастный случай с дядей Айзеком произошел как раз перед тем, как ты окончила школу. Я думаю…
Мэллори подняла бровь, когда ее сестра замялась: — Что?
— Я думаю, что это часть причины, по которой Нана сделала то, что сделала. Она боялась за тебя так же, как и за Темпест и всех нас. Она уже потеряла двоих детей. Я думаю, может быть, она считала, что в какой-то мере защищает тебя, потому что если бы ты использовала свою магию во внешнем мире… только боги знают, что бы произошло.
Мэллори вздохнула: — Жаль только, что я не смогла поговорить с ней об этом, и теперь у меня никогда не будет такой возможности.
— Я знаю. Мне очень жаль. — Хоуп снова сжала ее плечо, и на этот раз Мэллори не отстранилась.
— Если это поможет, то она гордилась тем, что ты сама устроила свою жизнь. Когда бы мы ни говорили с тобой по телефону, как только мы клали трубку, она всегда говорила, как она гордится тобой.
— Было бы неплохо, если бы она говорила мне это время от времени.
— Она была твердолобой. — Хоуп слабо улыбнулась. — Похожа на кое-кого из моих знакомых.
Мэллори фыркнула: — По крайней мере, мы знаем, что я поступила честно.
— Я знаю, что она многое хотела бы исправить, и я знаю, что мы обе хотели бы, чтобы все было по-другому, и ее смерть не была тем, что вернуло тебя домой, — ответила Хоуп. — Но если уж на то пошло, я очень рада, что ты теперь здесь. Приятно, что ты дома, Мэл.
— Приятно быть дома. — Она сжала руку сестры в ответ и поняла, что это действительно так.
Это был дом. Неважно, какие части ее прошлого были отняты у нее. Неважно, сколько лет она провела в Нью-Йорке. Темпест был домом, и чем больше времени она проводила здесь, тем больше убеждалась, что это именно то место, где она должна быть.
Глава 13
По мнению Мэллори, солнце вело себя крайне неуважительно. Похороны должны были быть торжественными и проходить в серый, пасмурный день. В кино всегда шел дождь или казалось, что он вот-вот пойдет, но когда она и большая часть жителей Темпеста собрались, чтобы отдать последние почести Нане, солнце над головой светило тепло и ярко.
На чистом голубом небе не было ни облачка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мэллори неловко переступила с ноги на ногу, и каблуки ее туфель из лакированной кожи утонули в кладбищенской траве. Она потянула за горловину своего черного платья-футляра и молилась, чтобы не вспотеть в дорогом платье, предназначенном только для химчистки. В Темпест она привезла много вещей, но ее гардероб был создан специально для Нью-Йорка, а не для Техаса с его не по сезону теплой осенью.
Она старалась не пялиться на сестру, пока Хоуп восхваляла их бабушку. Когда они вышли из дома, Мэллори подумала, что это ее сестра одета несоответствующе. Как и подобает Хоуп, она надела длинное платье на бретельках и сандалии с завязками на лодыжках. Наряд показался Мэллори слишком обыденным, но, учитывая, что их окружали добрые жители Темпеста, и большинство из них были одеты примерно так же, как Хоуп, или в джинсы, хаки и рубашки-поло, она поняла, что именно она, как обычно, выглядит не на своем месте.
Сестра предложила одолжить ей что-нибудь из одежды, но Мэллори отказалась. Ее гардероб был не только последним напоминанием о ее жизни в Нью-Йорке. Он также всегда служил последней линией обороны. В огромной черной шляпе, закрывавшей голову, она не выглядела приветливой и располагающей к себе, и сегодня ей было необходимо, чтобы люди держались от нее на расстоянии.
Последние два дня они с Хоуп делали все возможное, чтобы спланировать церемонию, которая, по их мнению, понравилась бы их бабушке. Они заказали службу в церкви и выбрали гроб. Они перебирали варианты песен и пересмотрели каждую фотографию, которая войдет в видеоролик. Мэллори написала некролог, а Хоуп отправилась в редакцию «Темпест Телеграф», чтобы убедиться, что его включат его в следующий номер. Мэллори была потрясена тем, что старая газета до сих пор работает, и поражена тем, что она по-прежнему является лучшим способом распространения новостей в городе. Они так долго занимались подготовкой к похоронам, что Мэллори не успела задуматься о том, насколько тяжелой будет сама церемония.
Это был ее последний шанс попрощаться с бабушкой. Она так и не смогла с ней поговорить. У них не было шанса все исправить. Нана так и не извинилась, и Мэллори не могла быть уверена, что когда-нибудь извинилась бы, но ей было неприятно, что у них отняли эту возможность. Наны действительно больше нет, и, что еще хуже, ее убийца все еще разгуливает на свободе.
Пока Хоуп говорила, Мэллори обвела взглядом большую толпу, собравшуюся у могилы. Гэри, конечно же, был там. Он был с небольшой группой мужчин, которых Мэллори узнала по их ночному визиту к Сильви. Его друзья пришли выразить ему свою поддержку, и это согревало ее сердце. Он не был подозреваемым, и Мэллори, честно говоря, было жаль, что она вообще считала его таковым, особенно когда он разрыдался и зарылся лицом в плечо друга, чтобы подавить рыдания.
Мэллори пришлось отвести взгляд, иначе она рисковала, что ее собственные тщательно сдерживаемые эмоции выплеснутся наружу.
Окинув взглядом толпу, она заметила Билли, стоявшего у края толпы и чувствовавшего себя неловко и неуютно. Он был одет в брюки цвета хаки и рубашку на пуговицах, которая, казалось, была ему мала на полразмера. Руки он держал засунутыми в карманы, но взгляд его метался по толпе, словно он фиксировал кто был здесь и делал мысленные заметки. Когда его взгляд встретился с ее взглядом, Мэллори быстро отвела взгляд.
Она все еще не до конца исключила Билли из списка возможных подозреваемых, что бы ни говорили по этому поводу Руби и Хоуп. Он был странным. Казалось, что он всегда где-то рядом. Он все время пытался поговорить с ней о деле, хотя она то и дело напоминала ему, что не может раскрывать никаких подробностей, и это ее пугало. Она обратила внимание своих подруг на то, что убийцы часто пытаются вмешаться в дело, но Хоуп и Руби лишь обменялись взглядами и проигнорировали ее.
Она не сводила с него глаз, что бы они ни говорили, но следующий человек, попавшийся ей на глаза, вытеснил все мысли о Билли из ее головы.