их желудями! И щедро одаривали своей добычей опоздавших и приболевших друзей.
— Твой друг Киврил наслаждался леденцами, как и вы?
— Конечно! Он говорил… — запнувшись, я замолк, замерев у двери, как недавно замер Нимрод — Если подумать… я всегда приносил ему хотя бы десяток желтых или синих леденцов… но он всегда отказывался, говоря, что съел их уже столько, что у него разболелись зубы и живот. Его родители смеялись и подтверждали… Проклятье… я будто в ином мире оказался… в темном мире странностей и лжи…
— Добро пожаловать в мой мир, палач Рург — усмехнулась сильга.
— А ты не любишь леденцы?
— Люблю — на ее губы вернулась улыбка — Хотя не могу сказать, что они доставались мне частенько. Мы входим?
Вместо ответа я потянул дверь на себя, и она со скрипом поддалась. По лицу прошелся язык холодного затхлого воздуха, а в ноздри толкнулась тяжелая волна сладковатой трупной вони. Этот запах ни с чем не спутать…
— Хоронили недавно — заметил я.
— Брось факел внутрь и отступи — попросила сильга, продолжая стоять на месте.
— Зачем?
— Порой мертвые тела выделяют особый газ…. Горючий газ.
— Как в глубоких рудниках? — отодвинувшись от входа, я швырнул факел и он, прочертив пологую дугу, упал между двумя лужами и зашипел — Не думаю, что здесь возможно наткнуться на подобное. Хотя я слышал о ужасных огненных потоках, что сжигали несчастных заживо.
— Не особо верю, что этой вони могло скопиться слишком много, но она ядовита. И если пламя изменит цвет…
— Нимрод оповестил бы о таком — возразил я, не сводя глаз с рвущегося вверх шипящего пламени.
— Оповестил бы — согласилась девушка и, шагнув вперед, приняла странную боевую стойку, выставив перед собой меч, а руку с факелом отведя чуть в сторону, но так, что его свет попадал на медленно покачивающийся и поворачивающийся клинок — Но он мог забыть… или нечто темное в его истерзанном атаками кхтуна разуме могло намеренно промолчать… Подобным бедолагам нельзя верить, Рург.
— Да уж — проворчал я, стоя на пороге и глядя на ползающие по мокрым каменным стенам разноцветные световые зайчики — Ну и поездочка у нас получилась… Признаюсь чистосердечно — подобного никак не ожидал. Думал, что мы преспокойно доберемся до Буллерейла, где и распрощаемся навеки, успев обогатить друг друга несколькими рассказанными по пути бывальщинами. А тут такое…
— Ты не рад? — поинтересовалась сильга, выпрямляясь и делая шаг ко мне. Она протянула руку, я взял ее факел и удивленно моргнул, когда она провела освободившейся рукой по клинку от гарды к наконечнику, одновременно с этим нажимая большим пальцем другой руки на рукоять. Что-то тихо зашипело, скользящая по клинку ладонь сильги намокла, по металлу заскользили частые красноватые капли.
— Что это?
— Особое средство — пожала плечами девушка и потянулась мокрой рукой к моему лицу.
Я невольно отступил на шаг, насторожено взглянул на ее мокрые пальцы.
— Для чего? И как эта жидкость вышла из рукояти?
— В рукояти меча скрывается механизм, придуманный нашими сестрами многие века назад — спокойно пояснила Анутта — Он разбрызгивает на клинок тинлросу.
— Яд?
— Яд. Но не для нас. И ты уже пробовал тинлросу и не раз, если ел в детстве красные фруктовые леденцы. Правда там ее совсем мало, а на моих пальцах ее побольше. Чуть присядь и запрокинь голову, палач. И позволь мне закапать тинлросу тебе в глаза. Я бы воспользовалась бутылочкой, но она осталась в седельной сумке.
Я медлил и зеленые глаза сильги сверкнули злостью:
— Или уходи, палач! Я чувствую зло в этом склепе и не могу слишком долго медлить на пороге. Решай! Остаешься или уходишь?
Не знаю как, но я понял, что если сейчас развернусь и вернусь к лошадям, то это будет последний вечер, что мы проведем месте. К полуночи мы доберемся до Буллерейла и там расстанемся навсегда — как я и планировал с самого начала. К чему мне путешествовать с бродячей тощей зеленоглазой кошкой?
Тяжело вздохнув, я опустился на одно колено и запрокинул голову. Над моим лицом нависла рука, тонкие пальцы вздрогнули, с их кончиков сорвались тяжелые капли, и я заморгал, ощущая, как по глазам растекается что-то льдистое и не слишком приятное. Проморгавшись, я поднялся и изумленно вытаращился на ладони Анутты, что умело закапывала себе глаза. На каждом пальце ее рук и на запястьях появились отчетливо видимые даже в сумраке зеленоватые рисунки. Тонкие замысловато переплетенные нити, что смешивались в странные клубки и сливались на запястьях в два цветочных бутона, одновременно напоминающих искусно нарисованные солнца с толстыми угловатыми лучами. От солнц тянулись пучки нитей, что уходили куда-то к локтям, скрываясь под рукавами кожаной куртки.
— Что за…
— Тинлроса позволяет увидеть кое-что из запретного — тихо молвила сильга, часто моргая. По ее щекам скатились красноватые слезинки — По-настоящему страшного и сильного не увидеть, а вот всякую мелочь разглядеть можно. Возьми вот это… — она нащупала что-то за спиной и вложила мне в руку рукоять небольшого ножа.
— Я про твои руки…
— Плетения сильги… их накалывают начиная с первого дня после прибытия послушницы в обитель… Рург… послушай…
Заглянув в ее серьезные глаза, я медленно кивнул, видя ее убийственную серьезность.
— Я вижу, что и тебя проняло увиденное. Но вижу и легкомыслие… неверие…
— Трудно поверить в небывальщину.
— Понимаю… но коли ты не отнесешься со всей серьезностью…
— Поверь мне, сильга Анутта — я мало к чему отношусь с легкомыслием. Я палач.
— Хорошо… тинлороса не будет действовать долго, поэтому медлить нельзя. Я вхожу первой. Ты идешь за мной и держишь поднятый факел. Справишься?
— Звучит несложно.
— Факел должен оставаться поднятым и горящим, Рург.
— Звучит несложно — повторил я, бросив взгляд на дымный источник света.
— Нет времени пояснять, но я отвечу на твои вопросы позже — если ты захочешь спрашивать.
— Я готов.
Вглядевшись мне в глаза, девушка кивнула и, выставив перед собой меч:
— Открой же дверь, палач Рург. Мы входим…
Я толкнул успевшую прикрыться дверь и чуть посторонился, придерживая створку. Мой меч оставался в ножнах, а мой взгляд уже успел обшарить видимую в зыбком свете факелов часть пещеры. Тут нет никого. Во всяком случае никого живого. Я вижу грубо стесанный камень, что тянется извилистой тропкой под низковатым пещерным сводом. В пяти шагах от двери, по обе стороны от выложенной мелкими округлыми камнями тропки, расположились первые могилы. С отрывистых слов Нимрода мы уже знали, что по большей части здешние захоронения представляли собой жалкие подобия