у тебя любовника. Придется объяснить доходчивее.
Мне хочется кричать, звать на помощь, умолять хоть кого-нибудь, чтобы вызвали полицию, спасли меня от этого монстра, но я только безмолвно открываю рот, чтобы хватануть очередную порцию так необходимого мне воздуха. Из меня не вылетает ни звука, потому что мозг уже начал впадать в анабиоз и отключаться, пытаясь хотя бы морально помочь мне легче перенести казнь, которая ждет меня дома. Но даже окутанным страхом разумом я понимаю, сегодняшняя боль не сравнится с любой другой, которую мне раньше причинял Леша.
Глава 16
Саундтрек к главе: Баста – Сансара
Я вхожу в больницу и на ломаном русском объясняю девушке за стойкой регистрации, что здесь находится мой отец. Называю его имя, и она поглядывает на меня с интересом, но и с опаской. Черт его знает, откуда такая реакция. Девушка отправляет меня в хирургию на пятый этаж и я, не дожидаясь лифта, поднимаюсь по ступенькам, пока еще сам не понимая, что вообще здесь делаю. Ну свалился старик, да и хрен бы с ним. Ничего хорошего от него никогда не видел, но нет, мама не простит, если я просто забью, а так хочется. Мне кажется, она до сих пор любит отца.
На нужном этаже поворачиваю направо и иду к нужной палате, но возле нее стоят два амбала, которые не пропускают меня.
– Я – сын, дайте пройти.
– Не положено.
– Кому не положено? Мне?
Дверь палаты открывается, и из нее выходит мужик, которого я пару раз видел у нас дома.
– Здравствуйте, Тимур, – он пожимает мне руку и отводит в сторону. Серьезный такой, стремный немного. Взгляд стальных глаз настолько пронзительный, что, кажется, он сканирует мои внутренности. На вид ему около сорока. Высокий, крепкого телосложения. – Меня зовут Михаил, я начальник отдела безопасности, работаю на вашего отца.
– Что с ним? И почему меня не пускают?
– Парни вас еще не знают, выполняют мою команду. Через минуту зайдете.
– Так что случилось?
– В вашего отца стреляли. Несколько раз.
– Когда? – хмурясь, спрашиваю я.
Отчего-то мне становится не по себе, но не из-за самой новости, что стреляли и отец там лежит, возможно, умирает, или уже… а от мысли, что я могу его потерять. Ненавижу паскуду, готов задушить собственными руками, только вот незнакомое чувство потери почвы под ногами долбит где-то внутри. Одно дело, когда ты ненавидишь, но знаешь, что твердо стоишь на ногах благодаря призрачному отцу, который живет в далекой России, и совсем другое, когда ты понимаешь, что сейчас тебя лишат привычного чувства безопасности и комфорта. Не горестно, но очень неуютно, как будто оголил спину в холод и теперь чувствуешь каждый порыв ветра. По большому счету, я сам от денег отца давно не завишу, а вот мама – очень даже. Ее лечение каждый месяц обходится в немаленькую сумму, и я понимаю, что моих заработков на это не хватит. Мама не может работать в силу слабого здоровья, она дважды в день ложится отдыхать, какая тут работа? Тру затылок, пытаясь сбросить чувство дискомфорта, только пока мне это не удается.
– Сегодня. Я должен прояснить для вас несколько вопросов относительно бизнеса вашего отца, но это подождет. Сейчас главное его здоровье. Пули вытащили, но он потерял много крови. Учитывая его заболевание, врачи не дают гарантий, что он выживет.
– Какое заболевание?
– У вашего отца рак, вы не в курсе?
Ох, блядь, ну и день, богатый на новости. Я качаю головой, прижимаясь спиной к стене и поднимая голову к потолку. Самое страшное в этой ситуации, что я не думаю о том, выживет отец или нет. Я думаю о том, как сообщу эту новость маме.
– В общем, операцию сделали максимально щадящую, но внутри, как сказал врач, все плохо.
– Что это значит? Простите, я не идеально говорю на русском, еще не все могу понимать.
– В том смысле, что у него метастазы по всему телу, и врачи пока не берутся прогнозировать продолжительность его жизни.
– Он пришел в себя после операции?
Михаил качает головой.
– Его ввели в искусственную кому, сказали, организм не потянет выздоровление. Может быть, потом, когда раны немного затянутся, попробуют вывести, но гарантий никаких.
Я киваю.
– Могу я его увидеть?
– Можете, но потом мы с вами поедем в офис. Вам придется очень быстро вникать в процесс. Сейчас идет война за один завод, который Георгий Матвеевич не хочет отдавать.
– В него стреляли из-за этого завода?
– Да.
– Ясно, – говорю со вздохом.
Откровенно говоря, я с ужасом смотрю в будущее. Заводы, переделы, выстрелы. Я понимаю, что отец не был одуванчиком, и занимался не совсем легальным бизнесом. Но чтобы вот так? Не хочу таких быстрых и кардинальных перемен, я только начал кайфовать от своего пребывания в этой чертовой стране, а теперь мне придется пройти ускоренный курс изучения языка и ведения криминального бизнеса. Просто зашибись. Мне нужна Вера. И прямо сейчас. Чтобы я мог прижаться к ней, вдохнуть запах и почувствовать ласковые, успокаивающие прикосновения. Хотя мне кажется, у Ангела тоже что-то случилось. Всю дорогу от гипермаркета она была похожа на каменное изваяние. Белая, как стена в этой гребаной больнице, и как будто испуганная. А я даже ничего не спросил толком, не выпытал. Надо было, наверное, но я купался в своем собственном чувстве нестабильности из-за – как я тогда думал – болезни отца.
– А девка его где?
– Жанна? – с ухмылкой спрашивает Михаил, и я киваю. – Наверное, выбирает себе платье на похороны. В палате сидит.
Михаил быстро объясняет парням у дверей, кто я такой, и наконец я вхожу. Обстановка та еще, несмотря на то, что палата отдельная, да и клиника, похоже, не самая простая. В палате царит полумрак, все вокруг белое, мерно пищит аппарат искусственного дыхания, ему вторит монитор, на котором видны показатели сердцебиения. Я ни черта не понимаю в этом, но отец окружен таким количеством приборов, что подходить страшно. Жанна, увидев