– Все в порядке, мистер Синглтон, – сказала она мягким голосом, – Кристина может остаться у нас и немедленно приступить к занятиям.
– Спасибо, сестра, – сказал Джонни. – Можем мы на минуту остаться одни?
Когда монахиня ушла, Джонни повернулся к Кристине. Она подумала, что еще никогда не видела его в таком ужасном состоянии. Его лицо вытянулось и выглядело изможденным, как будто он за сутки постарел. И Кристина чувствовала, что в некоторой степени это ее вина.
– Теперь слушай, Долли, – сказал он очень серьезным тоном. – Это все ненадолго. Я понимаю теперь, что не могу оберегать тебя так, как хотел. Поэтому тебе здесь будет безопаснее, пока я не произведу некоторую реорганизацию своей жизни.
– Они знают… – начала она.
Он вопросительно посмотрел на нее, потом сказал:
– О, нет, Долли, они не знают. Никто не знает, что случилось, кроме тебя и меня.
Кристина не могла выразить словами свои чувства. Она казалась себе дрянной и замаранной. Разделавшись с Гансом, Джонни вызвал врача, но не для Ганса, которого утащил Уилл, а для Кристины, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Именно обследование больше всего расстроило ее, бесцеремонное, без намека на мягкость и доброжелательность. Обследование ее тела посторонним мужчиной показалось ей более унизительным, чем то, что пытался сделать Ганс. У Кристины осталось впечатление, что ее осквернили дважды.
Когда доктор выходил из ее комнаты и шепнул Джонни: «Ваша дочь все еще девственница, мистер Синглтон», – она покраснела от стыда.
– Это моя вина, – сказала она. – Я плохая. Он взял ее за плечи и сказал:
– Никогда не говори так. Ты хорошая девочка, Долли. Ты – особенная, и я горжусь тобой, горжусь, что ты – моя дочь. Я всегда хотел, чтобы ты держала голову высоко, будто ты принцесса, тогда люди будут знать, какая ты особенная.
– Я попытаюсь, – сказала она, плача.
– Ты будешь здесь в безопасности, Долли, – сказал он обнимая ее. – Сестры хорошо позаботятся о тебе, и довольно скоро ты забудешь все, что случилось. Мы начнем все сначала, ты и я.
Она прижалась к нему и заплакала.
– Пожалуйста, не оставляй меня здесь! Пожалуйста, возьми меня с собой!
– Не беспокойся, Долли, – сказал он, ласково вытирая слезы на ее щеках, – это ненадолго. Совсем ненадолго. Скоро мы будем опять вместе. И никогда больше не разлучимся.
Перт, Западная Австралия.
В аэропорт ехали в полном молчании. Чарми сидела рядом, Рики впереди, рядом с шофером. Филиппа достала досье, привезенное Иваном Хендриксом. Она долго смотрела на вырезку с объявлением: «Кто-либо знающий или имеющий сведения о Кристине Синглтон…»
Затем она посмотрела на фотографию Беверли Берджесс, которая, казалось, неохотно дала себя сфотографировать, и все задавалась вопросом, что эта женщина знает о Кристине Синглтон.
Филиппе вдруг стало холодно от кондиционера в машине.
Возможно ли, что Беверли Берджесс знает все?
6
Гудок в трубке телефона раздался четыре раза, когда сонный голос ответил:
– Да?
Голос звонившего шел откуда-то издалека.
– Звонят насчет Филиппы Робертс.
Попугай заклекотал раздраженно, но был немедленно утихомирен.
– Что с ней?
– Она покидает Перт. Собирается в Калифорнию. Планирует неожиданный визит в контору «Старлайта».
Наступила пауза, затем сонный голос зазвучал ясно:
– Неожиданный визит? Значит, она что-то подозревает. Что еще?
– После этого она отправляется в Палм-Спрингс на курорт, называемый «Стар». Она думает, что ее сестра может быть там.
– Хорошо, узнайте, где она остановится в Лос-Анджелесе, с кем увидится, следите за каждым ее шагом, затем доложите мне. Но прежде я хочу, чтобы вы кое-что сделали…
7
Фрида Голдман всегда хотела быть богатой. Не просто состоятельной, а чрезмерно, неприлично, мерзко богатой. Она хотела быть одной из самых знаменитых агентов в Голливуде – суперагентом. Свифти Лазар в юбке. И сейчас, после долгого ожидания, ее желания могут осуществиться.
Когда фуникулер наконец достиг почти вершины горы, Фрида поспешно распрощалась с Кэроул Пейдж и доктором Айзекс, двумя женщинами, с которыми она на машине добиралась из Беверли-Хиллс, и со скоростью, на которую только была способна, добежала до главного здания, похожего на «Замок», откуда так заманчиво светили огни. К тому времени, когда она ступила на лестницу, ведущую к массивным дверям, напоминающим те, что ведут в собор Нотр-Дам в Париже, ее зубы стучали и вся она содрогалась от холода, и ей казалось, что она никогда не согреется. Снег лежал повсюду.
Швейцар, встретивший ее у фуникулера, объяснил, что ее хижина находится в некотором отдалении от «Замка», но что он непременно ее туда доставит, и указал на приспособление, напоминающее тележку для гольфа. Но Фрида очень спешила, ей пока было не до комнаты. Дело – прежде всего. Добраться до телефона, узнать, где ее клиентка, Банни Ковальски, находится, затем пробраться в номер Банни. Она не могла дождаться момента, когда увидит выражение лица девушки после рассказа о предложении Сида Стерна. Эти новости должны вырвать Банни из хандры, которую она на себя напустила.
Главный вестибюль «Замка» заставил ее немного сдержать свой пыл. Фрида ничего подобного никогда не видела. Оформленный под точную копию зала готического замка с каменными стенами, гобеленами, оружием, доспехами, вестибюль «Стар» был залит светом от рождественских декораций. Огонь жарко горел в трех огромных каминах, каких Фрида и не видывала. Люстры напоминали свадебный торт, перевернутый и подвешенный к потолку, а их свет тысячами огоньков отражался в больших увеличенных фотографиях Марион Стар, висевших по стенам. Невидимый скрипач наигрывал что-то сентиментальное, напоминая Фриде «Пальмовый дворик» в гостинице «Плаза» в Нью-Йорке. Огромный плакат с россыпью фотографий звезд, висевший возле гардероба, приглашал на рождественский бал, который состоится через четыре дня.
Она нашла телефоны. В кабинах, обтянутых красным плюшем, стояли аппараты в стиле рококо. Ее руки тряслись, когда она набирала номер коммутатора, – ее знобило не от холода, а от возбуждения. Ей казалось, что своими новостями она собирается произвести вполне реальный взрыв.
Занято.
– На коммутаторе, попытайтесь еще раз, пожалуйста.
Не везет. Телефон Банни до сих пор занят. Хорошо, по крайней мере, это означает, что она в номере, где бы он ни был расположен. Телефонистка отказалась назвать Фриде номер. «Такова наша политика соблюдения секретности, – объяснил веселый молодой голос на другом конце, – но мы будем рады помочь вам дозвониться».