деле, хотя в отделе искусства мы за этим не следили, Китай начал экономически открываться для Запада еще около десяти лет назад. Однако до той финансовой и экономической сверхдержавы, какой Китай стал сегодня, стране было еще очень далеко.
Позднее, когда я встретился с Гилбертом и Джорджем (Г&Д), оказалось, что они тоже воспринимали Китай как нечто очень далекое и угрожающее. И именно поэтому, проведя в 1990 году выставку в Москве, они сразу же предложили провести следующую в Пекине. Однако, как объяснил Джордж:
– Не думаю, что мы это всерьез говорили. Это так восхитительно по-бунтарски звучало.
– Это казалось совершенно невозможным, – добавил Гилберт.
Поэтому они вручили Джеймсу Бёрчу, организатору их московской выставки, кипу каталогов со словами: «Отдайте их китайскому правительству», – и думали, что на этом всё кончится. Но Китайская Народная Республика очень быстро откликнулась и пожелала, чтобы выставка открылась через три месяца.
ПРИГЛАШЕНИЕ И КОНВЕРТ НА ОТКРЫТИЕ ВЫСТАВКИ ГИЛБЕРТА И ДЖОРДЖА
в Национальном художественном музее Китая, Пекин
1993
В тот период Гилберт и Джордж были для меня такими же далекими и загадочными, как Китай. Хоть я уже заметное время писал об искусстве, некоторые области авангарда оставались для меня terra incognita. Современное искусство, которое я продвигал, было в основном той живописью, какая процветала в восьмидесятых годах. Эти двое господ с их, как полагалось считать, слитой воедино личностью – «два человека – один художник», с их чудаковатыми консервативными костюмами, напоминающими о Томсоне и Томпсоне в Тинтине[7], и их заверениями, что они являются живой скульптурой, – со всем этим букетом Гилберт и Джордж были для меня непостижимы. Но на этом их сходство с Китаем заканчивалось. В остальном эти два явления с трудом уживались в одной вселенной.
Именно поэтому Найджел сразу нащупал в этом историю. Сама идея выставки была упоительно экстравагантной, даже ошарашивающей, а значит – мечтой любого редактора: увлекательной для читателя. И стоило Найджелу только открыть рот, как я согласился. У меня появился шанс сделать шаг в неизвестность, даже в две неизвестности, но шагнул я не без трепета. Я понятия не имел, как всё это будет выглядеть.
Мне предстоял долгий перелет, включавший пересадку во Франкфурте, где тяжелый старомодный кассетный диктофон, который я вез, чтобы записать интервью Гилберта и Джорджа, вызвал подозрение у службы безопасности. И всю ночь меня регулярно будили, потому что я согласился на место в отсеке для курящих, которые – вот примета времени – тогда еще существовали. Я сравнительно недавно бросил курить и решил, что большой беды в этом не будет. В результате, однако, оказалось, что люди из начала самолета периодически приходили в хвост перекурить, садились на свободное место рядом со мной, и каждый считал долгом вежливости перекинуться парой слов.
Когда я не болтал и не смотрел в окно, то читал книгу Дэниела Фарсона о том, как он сопровождал Г&Д в Москву, – в этом путешествии было выпито эпическое количество водки. Всё это в описании выглядело очень симпатично, симпатичными казались и сами художники, несмотря на их слегка пугающую манеру поведения. Но я еще был не вполне готов поднять свое критическое забрало.
Я прилетел в пекинский аэропорт очень усталым и обнаружил, что галерея Энтони д’Оффе забыла, как обещала, прислать кого-нибудь меня встретить. Ну что ж, я поменял валюту, сел в такси и окунулся в водоворот восточного уличного движения. Велосипедисты в суньятсеновках действительно попадались, но мелькали и «мерседесы» с тонированными стеклами, мы проносились мимо кафе и небоскребов. Китай был не таким, как я его представлял.
* * *
Я немного поспал, а вечером отправился в британское посольство, которое устроило прием для Г&Д, отчасти чтобы загладить неловкость ситуации. Выставка не спонсировалась государством, это была частная инициатива самих художников, Джеймса Бёрча и галереи Энтони д’Оффе. Сам по себе Британский совет, как с удовольствием (и, возможно, несправедливо) съязвил Джордж, мог бы разве что устроить посмертную выставку скульптур Генри Мура или еще чего-нибудь столь же заплесневелого.
По-видимому, никто не мог с уверенностью сказать, почему выставку Г&Д разрешили. На приеме сотрудники посольства и представительница BBC Керри Грейси гадали, что бы это могло значить. Я, разумеется, понятия не имел. По-видимому, раньше никаких показов авангарда не допускалось; близкую к авангарду выставку художников из Южной Кореи насильственно демонтировали. А предложение Г&Д было, напротив, принято с распростертыми объятиями – и так мы все здесь собрались.
ГИЛБЕРТ & ДЖОРДЖ
ПОД АТАКОЙ
1991
Выдвигались разные теории насчет того, по каким причинам Г&Д оказались personae gratae. Один китайский обозреватель предположил, что власти по-прежнему пользуются потерявшим актуальность советским справочником, по которому упадническое буржуазное искусство непременно должно быть абстрактным. Возможно, яркие цветные фотоколлажи Г&Д, на которых перемешаны языки, крышки люков и их собственные портреты, проходили как странная западная форма соцреализма. Неожиданная политическая самоидентификация Г&Д – «нормальные консервативные бунтари» – поставила бы в тупик любого сотрудника тайной полиции. Единственное упоминание о выставке, найденное мной в China Daily, звучало несколько скептически: «Имеется мнение, что эти художники – представители типично британского жанра живописи. Имеется мнение, что эта выставка подкрепит заявку Пекина на проведение Олимпийских игр 2000 года».
Общество, собравшееся в посольстве, как и всё, что окружало Г&Д, напоминало об Алисе в Стране чудес. Здесь высадился внушительный десант представителей европейского художественного мира: кураторы, критики, директора известных картинных галерей, такие как Руди Фукс из Городского музея в Амстердаме; две независимые группы богатых итальянских коллекционеров; арт-дилер Энтони д’Оффре; пестрая компания друзей художников и весьма располагающий к себе польский эксперт по гилберт-и-джорджеведению. Потом мы иногда встречались за завтраком или в лифте и ждали открытия выставки.
По какой-то парадоксальной причине – кажется, чтобы уменьшить расходы, – Daily Telegraph заказала мне обратный билет на самолет, который улетал только через неделю. Поэтому, когда я не общался с группой поддержки Г&Д, я брал такси и ездил осматривать Запретный город, Храм Неба и другие достопримечательности этого громадного и еще вовсю разрастающегося мегаполиса. Однажды мой таксист, недавно переехавший из деревни парень, заблудился среди дорожных работ – в Пекине вовсю шло строительство третьей кольцевой автотрассы (к моему последнему визиту колец было уже пять).
Г&Д были вездесущи, они повсюду мелькали в облегченных тропических версиях своих фирменных костюмов-двоек. Даже не вполне твидовые, эти костюмы были явным перебором при тридцатиградусной жаре и высокой влажности. Мы все изнемогали от