Читать интересную книгу За свободу - Роберт Швейхель

— О, они себе на уме, — с тонкой усмешкой отвечал гость. — Они любят кусок пожирнее и не спрашивают, есть ли что-нибудь в тарелке у соседа. Они готовы помочь тому, кто им полезен, если только им самим это не в ущерб. Они вовремя допустили представителей цехов в магистрат в надежде, что когда грянет буря, она разобьется о стены их города.

— А буря грянет, и ждать уже недолго, — задумчиво произнес Гейер. Гость многозначительно посмотрел па него и пожал плечами. Ему самому не терпелось высказаться, и как только фрау Барбара оставила мужчин одних, он отодвинул тарелку и, отхлебнув вина, проговорил:

— Верьте мне, я всей душой скорблю при виде тяжких страданий нашего народа, и, если мы воспользуемся сложившимися благоприятными обстоятельствами, его освобождение уже не за горами.

— О каких обстоятельствах вы говорите? — насторожившись, спросил Флориан Гейер.

— О кознях изгнанного из Вюртемберга герцога Ульриха, который тайно вооружается, чтобы вернуть свои владения.

— Мне это известно. Мои друзья, укрывшиеся в Швейцарии после падения Ландштуля, писали мне об этом, предлагая присоединиться к герцогу. Присоединиться к герцогу? Никогда!

— Иного ответа я от вас и не ждал, — согласился Гиплер. — Но в Вюртемберге ветер как будто переменился. Герцог объявил, что дарует свободу изнемогающему от непосильного бремени бедному люду и будет отцом родным для своих подданных. Теперь он собственной персоной объезжает Унтерзее и Шварцвальд и всюду заигрывает с крестьянами.

— Ему, конечно, все равно, кто поможет вернуть его владения: башмак или сапог, крестьянин или дворянин, — воскликнул Флориан Гейер, нахмурившись. — Герцог Вюртембергский в роли освободителя народа! Герцог, чья власть была непрерывной цепью насилия, подлости и преступлений! Он думает, вюртембержцы забыли, с какой бесчеловечной жестокостью он расправился с крестьянами Ремской долины, когда безысходная нужда заставила их примкнуть к «Бедному Конраду»? Он думает, они забыли о его ненасытной жажде роскоши и наслаждений, в погоне за которыми он довел свой народ до нищеты? Забыли, как он чеканил неполноценную монету, подделывал гири, как издевался над правосудием и торговал государственными должностями? Забыли о коварном убийстве[61] своего друга — двоюродного брата Гуттена, которого он заколол, воспылав страстью к его красавице жене? Забыли о его разнузданности, превратившей Вюртемберг в Содом и Гоморру, так что его жене пришлось бежать в Баварию к родным? Да разве можно забыть все это? Даже если правосудие осталось глухо к голосу такого обвинителя, как Ульрих фон Гуттен, голосу звучавшему как трубы Страшного суда.

— Правосудие осталось бы глухо и после рейтлингенского дела, если бы знатные господа не перегрызлись из-за лакомого куска, — спокойно заметил Вендель Гиплер. — Сохранилось ли в памяти у вюртембержцев что-нибудь из всего этого — я не знаю. Возможно, что и нет. И все же крестьяне и горожане поднимутся за герцога по первому его зову. Несчастные рады ухватиться за малейшую надежду, а австрийское господство равно ненавидят и в городе и в деревне. И конечно, чтобы насолить австрийскому дому, его закоренелый враг, король Франциск охотно раскошелится на вооружение герцога, а Швейцарский союз уже обещал прислать ему вспомогательные войска. Быть может, вы находите, любезный рыцарь, что герцогу не пристало брать французские деньги? Но ведь он лишь идет по стопам многих немецких князей, которые без всякого зазрения совести набивали себе карманы французским золотом, пообещав голосовать за галльского Франциска против испанского Карла.

Франц фон Зиккинген. С гравюры Иеронима Гопфера

— Поистине приходится стыдиться того, что ты немец, — произнес Флориан Гейер и стиснул зубы. — Если герцог не располагает другими средствами, кроме перечисленных вами, господин Гиплер, то ему долго не удержаться на своем вновь завоеванном престоле, как бы он ни изворачивался. Летом по дорогам империи колесили вербовщики Фрундсберга[62], и все праздношатающиеся и отлынивающие от службы ландскнехты устремились на зов барабанов и были переправлены через Альпы. Что станется с герцогом, когда в Ломбардии кончится старая драка между Германией и Францией[63]?

— Вы затронули самый важный для нашего дела вопрос. Не будь его, стоило бы нам думать об интригах герцога? — отвечал бывший канцлер. — Он делает ставку на отчаянное положение крестьян во всей империи. Везде под пеплом тлеют искры, и его эмиссары изо всех сил стараются раздуть пламя. Они рыщут по всей стране — от Шварцвальда до Богемского Леса. Канцлер герцога, очень ловкий человек, он же доктор Фуксштейн…

…объявившийся в Кауфберене как проповедник евангелия и сторонник крестьян, — продолжил Флориан Гейер. — Мне это известно. Он агитирует среди крестьян епископа Аугсбургского, князя-аббата Кемптенского, аббата Ирнейского и многих других между Изаром, Лехом и Дунаем, до самой границы Баварии…

…на которую должны одновременно напасть Богемия и Швабия, чтобы вклиниться между нею и Швабским союзом, — заключил Вендель Гиплер.

— Я сам так предполагал, но у вас, должно быть, имеются точные сведения?

— По дороге в Нюрнберг, в гейльбронском трактире «Сокол» мне повстречался рыцарь Стефан фон Менцинген, направлявшийся в Ротенбург, — с тонкой усмешкой заметил гость.

— Менцинген? — в изумлении повторил Гейер. — Тот самый Менцинген, чья подпись красовалась под отречением герцога Ульриха в пользу Швабского союза, Менцинген, которому герцог доверил своих детей в Гогентюбингене? И он направился в Ротенбург, несмотря на ссору с магистратом?

Убийство Ганса фон Гуттена герцогом Ульрихом Вюртембергским. С гравюры XVI в.

— Да, он самый, — подтвердил Вендель Гиплер. — Он обратился в суд и получил охранную грамоту. Прежде всего он заехал в Рейнсберг и взял с собой семью, чтобы внушить к себе доверие в Ротенбурге. За бокалом вина легко развязывается язык — и я не скрыл от него, что всюду, где только можно, стараюсь насолить графам фон Гогенлоэ. Он не остался в долгу и тоже раскрыл свои карты. С наступлением весны герцог собирается двинуться из Гогенгвиля на Вюртемберг. А к тому времени по всей стране запылает пламя восстания, и господам придется так туго, что они не смогут оказать сопротивления герцогу.

— И на таком гигантском костре герцог собирается сварить себе похлебку? — едко усмехнулся Флориан Гейер. — А не боится ли он, что горшок выкипит еще до того, как будет готово это варево?

— Должно быть, он не знает мудрого изречения кардинала Кузы, — сказал, лукаво посмотрев на своего собеседника, Вендель Гиплер. — По-немецки «Как князья пожирают империю, так народ пожрет князей». Так и у нас в Германии. Пусть герцог рискует на этот ход, в выигрыше останутся крестьяне.

Он налил себе вина и крупными глотками осушил кубок. Флориан Гейер сидел в глубоком раздумье. Затем он встал, зашагал взад и вперед по комнате, потом остановился перед гостем и, насупив брови, сказал:

— С нашей стороны действительно было бы изменой делу свободы упустить благоприятную возможность, которую дает нам в руки герцог. Мы не должны препятствовать его выступлению, хотя меня несказанно огорчает, что мы не можем отделить наше святое дело от его нечистой игры.

И он продолжал ходить по комнате.

— Иного выбора нет, — сказал он, остановившись и откинув назад голову. — Так смелей же за дело, направим все силы на борьбу для достижения нашей цели.

— Я преклоняюсь перед вашей решимостью, — отвечал гость. — Победа — в наших руках. Ведь за нас не только крестьяне, в которых новая вера пробудила чувство собственного достоинства и которые не станут больше покорно сносить нужду и рабство. Их сердца горят огнем возмущения. К нам примкнет и бюргерство, особенно же бюргерство имперских вольных городов. Оно тяготится господством патрициата. Ремесла и торговля нуждаются в просторе, чтобы развернуться во всю ширь, и все сословия одинаково страшатся возросшего могущества князей, которые присваивают себе непомерную власть, не гнушаясь никакими средствами. Наша задача — расчистить дорогу для создания нового, возрожденного государства, которое станет храмом свободы для всех.

— Мой меч принадлежит народу, — с глубоким чувством произнес Флориан Гейер.

— Как и острое перо Вейганда, — заключил Вендель Гиплер. — Да будет благословен этот час, дорогой рыцарь Гейер фон Гейерсберг. Так смелей же за дело!

И, крепко пожав мужественную руку рыцаря, он распростился с ним.

Глава седьмая

Когда сторож на башне городской ратуши пробил девять часов, из большого дома на Церковной площади вышел человек, закутанный с головы до пят в длинный плащ. Впрочем, вряд ли была необходимость так кутаться и надвигать на глаза шляпу из страха быть узнанным. Одни лишь звезды, блиставшие как алмазы в прозрачном зимнем небе, глядели на улицы Ротенбурга. Даже окна в первых этажах были закрыты ставнями, и лишь кое-где сквозь них светились огоньки. Город спал, и запоздалый путник, обогнув длинную площадь за церковью пречистой девы и свернув на Замковую улицу, а потом на улицу Роз, не встретил ни живой души. Только мирный топот ночного дозора отдавался в гулкой тишине. Закутанный в плащ путник шел посреди улицы. Идти вблизи домов было рискованно, в темноте прохожего на каждом шагу подстерегала опасность: он мог наткнуться на выступы лестниц, провалиться в подвал, а то и угодить в свиной хлев. Из любого окна на голову пешехода мог пролиться душ самого подозрительного свойства. Дойдя до середины улицы Роз, незнакомец свернул налево, на Дворцовую улицу, в конце которой на фоне звездного неба зловеще высилась над городской стеной громада башни. Остановившись возле высокого узкого дома, он тихо трижды постучался в ставень у входа. Дверь тотчас бесшумно отворилась и так же бесшумно закрылась за вошедшим.