Самойлова удивлённо посмотрела на него, уже открыла рот, чтобы начать возмущаться такой его буйной фантазии, но потом опустила глаза.
— Рома, это же жизнь… Ты сам понимаешь.
Он зло затушил сигарету.
— Это я понимаю. Я не понимаю, почему он тебе в такое время звонит? — Баринов невольно возвысил голос, и Татьяна тут же на него шикнула.
— Ты что кричишь? Хочешь, чтобы Артём проснулся?
— А почему он звонит?
— Он звонил по делу!
— Таня!..
— Я не понимаю, почему ты возмущаешься? Тебе тоже не всегда мужчины звонят, но я когда-нибудь что-нибудь тебе сказала по этому поводу?
Он возмущённо посмотрел.
— Кто?
Она насмешливо приподняла одну бровь.
— Эля.
Его немного перекосило. Он неловко кашлянул и взмахнул рукой.
— Это по работе! А ты придумала!..
— Я ничего не придумала, — возразила Татьяна. — И ни о чём тебя не спрашиваю.
— Вот и не спрашивай, — обиделся он.
— Не буду. Давай о другом поговорим.
— О чём?
Она положила телефон обратно на стол и ладошкой провела по скатерти.
— Что ещё тебе сказали Катя и Елена Викторовна?
— Ты опять об этом? Тань, давай больше не будем об этом говорить, ни к чему.
Она помолчала немного, собираясь с мыслями и смелости набираясь, а потом сказала:
— Я хочу поговорить с тобой об Артёме.
Баринов нахмурился.
— Что такое?
— Я о его матери. О настоящей матери.
— О Боже, — застонал он в полный голос. — Я не думал, что ты серьёзно!
— Значит, это тебе тоже сказали?
Роман кивнул.
— Сказали. Мама в шоке. Но я действительно не думал, что ты серьёзно.
— Почему? Кажется, мы уже об этом говорили.
Он прошёлся по кухне, шаг был тяжёлым и выглядел Баринов весьма недовольным.
— Я не понимаю, зачем это нужно. Таня, всё устроено, всё решено уже давно. Зачем ребёнка травмировать?
— Травмировать? — ахнула она. — Да лучше один раз с ним поговорить серьёзно, чем он будет страдать при каждой встрече с Катей! Она его не любит. А он считает её матерью!
— У него есть ты! — вдруг заявил Роман и с вызовом посмотрел на неё.
Она сначала растерялась, такого… комплимента она не ожидала, но быстро опомнилась и кивнула.
— Да, я есть. Но ведь дело не во мне! Дело в том, что Артём страдает из-за отношения к нему Кати. Ты хоть сам представляешь, как это, когда тебя мама не любит? Мама! Я нет. Слава богу. И ты тоже. А вот твой сын представляет, Ром!
Баринов потёр лицо и сел.
— И что, ты думаешь, что ему будет лучше, если он будет знать, что его мама умерла? Так будет лучше?
Татьяна помолчала, а потом уверенно кивнула.
— Да, я считаю, что так будет лучше. Она ведь его любила, Рома. По-другому быть не может, он должен об этом знать. Нельзя просто взять и вычеркнуть её из его жизни, это неправильно. Я понимаю, раньше Артём был маленьким, ему невозможно было объяснить, но сейчас… Он должен знать.
Роман задумался над её словами, а Таня подошла к нему, погладила по плечам, затем наклонилась и прижалась к нему.
— Ты должен это сделать.
— Я?
Она вздохнула.
— Мы. Мы вместе это сделаем.
— Как? Я не могу себе этого представить. Как это сделать, какими словами… ему сказать?
— Надо поговорить с психологом, у них в школе есть, я знаю. Надо с ним поговорить, он подскажет, как правильно… Он на самом деле очень страдает из-за Кати, зачем его мучить? У него не должно быть комплексов по этому поводу, это очень страшно.
Роман снова потёр лицо. А затем кивнул.
— Хорошо. Хорошо, Тань. Я это сделаю, но ты должна быть с ним рядом. Он без тебя не сможет.
— Он без тебя не сможет. Он тебя так любит, Рома, ты для него всё.
Баринов не ответил.
Татьяна видела, что ему сейчас очень тяжело, что он едва сдерживается, даже рука, которая лежала на столе, затряслась. И она решила его оставить одного, хотя бы ненадолго. Поцеловала в черноволосую макушку и вышла из кухни. Вошла в гостиную и замерла на пороге, увидев на диване грустного Артёма. Он сидел, низко опустив голову и, кажется, вытирал слёзы. Таню даже прострелило, настолько она испугалась.
— Артём, ты почему не спишь? — почти шёпотом спросила она. А Темка повернул голову, посмотрел на неё, и Таня на самом деле заметила слёзы у него на глазах. И перепугалась ещё больше. — Тёма, что случилось? — подошла к нему и села рядом с ним на диван. В комнату вошёл Роман, видимо, услышал её голос и замер в настороженности. А Самойлова вцепилась в ребёнка. — Артём, что ты слышал? Скажи мне! Что ты слышал?
Он шмыгнул носом и всхлипнул.
— Вы ругались! — с упрёком воскликнул он.
— А что ты слышал? — спросил Роман.
— Вы ругались! — повторил мальчик и заплакал, а Татьяна прижала его к себе и одновременно с этим вздохнула с облегчением, когда поняла, что ничего конкретного ребёнок не услышал, а скорее всего и не вникал, сразу испугался, когда услышал их разговор на повышенных тонах. Посмотрела на Романа и покачала головой, он тоже вздохнул, переводя дыхание. — Не плачь, мы не ругались.
— Я слышал! Ругались!
— Нет. Когда люди ругаются, они злятся друг на друга, а мы с папой просто спорили. Это совсем другое. А сейчас спать уже пойдём.
Артём судорожно втянул в себя воздух со всхлипом, но уже начал успокаиваться. Вытер слёзы рукавом пижамы и, наконец, посмотрел на отца.
— Правда?
Роман тоже сел на диван и протянул к нему руки.
— Иди сюда.
Артём перебрался к нему на колени и прижался, а Баринов другой рукой обнял Татьяну. Она пристроила голову у Романа на плече и погладила Артёма по волосам.
— Не плачь, всё хорошо. Мы с папой не ругались. И не будем.
Тёмка кивнул.
— Я не люблю, когда ругаются…
— Никто не любит. И мы не будем, да?
Мальчик опять кивнул.
— А в цирк, правда, пойдём? Вместе?
— Ну, конечно пойдём, — как можно увереннее сказал Роман. — В субботу, да, Тань?
Она торопливо кивнула, а потом улыбнулась.
— Как мы завтра утром вставать будем? Не выспимся.
— А можно никуда не ходить, — внёс дельное предложение Артём, зевая. Уже успокоился, и его потянуло в сон.
Таня с Романом весело переглянулись, и она пощекотала Тёмку, который уже успел закрыть глаза.
— Хитрюга.
Баринов наклонил голову и поцеловал её и одними губами проговорил те слова, которые она ждала весь сегодняшний вечер.
— Я тебя люблю…
На следующий день
— Вы сегодня прямо сияете, Татьяна Николаевна!
Самойлова улыбнулась своей секретарше и кивнула.
— У меня есть для этого повод. Очень веский.
— И что это за повод, интересно?
Она обернулась и несколько стушевалась, увидев Бориса. Пожала плечами.
— Просто хорошее настроение.
— Даже завидно, — вздохнул он. — Это, наверное, здорово — быть источником твоего хорошего настроения.
Таня умоляюще посмотрела на него, понимая, что секретарша ловит каждое их слово, хотя и делает вид, что не слушает.
— У меня просто хорошее настроение, — тихо повторила она. — Просто так.
— Ну, конечно, — скептически усмехнулся Стержаков. — Конечно, просто так.
Она улыбнулась ему ничего не значащей улыбкой и прошла в свой кабинет. Как же всё-таки ей неудобно перед Борисом.
А ещё больше неудобно из-за того, что приходится чувствовать себя виноватой за собственное счастье. Потому что именно сейчас, в последние дни, она, наконец, поняла, как это самое счастье выглядит, и с чем его едят. Едят его за завтраком с любимыми людьми. Любимым мужчиной и любимым ребёнком. И больше уже ничего не надо.
И как это легко, раздвинуть тёмные тучи прямо руками, чтобы добраться, наконец, до своего счастья и любви. А она этого не смогла понять шесть лет назад. Тогда думала об обидах, боли, гордости, а о счастье и любви в последнюю очередь.
Глупо.
Но сейчас нельзя себя не в чём винить и укорять, надо строить своё будущее. Свою семью.
А у неё обязательно будет семья. Она уже у неё есть.
Даже работать сегодня не могла, в голову ничего не шло. А надо было. Надо было быстро взять себя в руки, сделать всю работу и ехать за Артёмом, забрать его из школы.
А потом целый вечер дома — дома! — наслаждаясь покоем и этим самым долгожданным счастьем.
Татьяна в какой-то момент поймала себя на мысли, что опять не работает, а сидит, подперев подбородок рукой, и мечтает. И испугалась, когда в дверь постучали. Спохватилась и засуетилась, пытаясь принять вид очень деловой и занятой женщины.
— Татьяна Николаевна, к вам посетитель, — не очень уверенно проговорила секретарша. — Говорит, что он по личному вопросу.
Татьяна кашлянула в сторону и заинтересованно посмотрела.
— Кто?
А за спиной секретарши возник Баринов.
— Я.
Она вдруг задохнулась и разулыбалась, и не сразу сообразила, что надо взять себя в руки.