Язык медленно бродит по самому берегу входа во влагалище, ее бедра под моими руками теряют покой. Я опускаюсь гораздо ниже, кладу ее ножки себе на спину и продолжаю бродить по долинам, холмам и впадинам ее вагины. Она наполняется соком, песок, на котором лежат мои чресла, горяч и я полагая нас созревшими, выбираюсь к ее носу и вопросительно смотрю в глаза. Она кивает и я с размаха стремясь дать ей наибольшее и быстрое удовлетворение, врываюсь в переполненное желанием тело…
Мы заорали одновременно и громко. Я пробкой вылетел из горлышка. Мать честная, на головке моего Ю-хэ, как говорят китайцы, три глубоких и длинных царапины. Песок, мать его… Лапушка, ухватив себя ручкой между ножек, словно боясь снестись раньше срока, побежала в воду, потом к своей сумочке, нашла там какую-то мазь и широко раздвинув ножки, принялась ее втирать куда-то.
Подозвала меня, взяла головку и оказала первую помощь.
Спросила по-своему, с хитринкой: «Давно на песочке не забавлялся?» Я хмыкнул неразборчивое, считая себя последним идиотом: «До свадьбы заживет…» — сказала она.
«У тебя свадьба сегодня вечером?» Она усмехнулась: «Поживем, увидим!» Нашел свои плавки, она переоделась, вещички в шлюпку и в путь.
На двери моего бунгало записка: «Ушла на базу». Гоша тоже нашел «кого-то». В раскрытое окошко достал начатую бутылку коньяка, минеральную, отошли в тенечек неподалеку и потягиваем маленькими глотками из горлышка.
Скрипнула дверь и полная дама удалилась, довольная собой.
Зашли под крышу. Гоша готовился на пляж, увидел бутылки, обрадовался: думали, что сперли. Я закрыл за ним дверь и распахнул ее халатик Кандидат вывалила из-под плавок мою подвеску, ухватилась двумя руками и я из-за коньяка тут же приступил к движениям. Она вовремя поняла, что в результате может остаться с носом, бросила Ю-хэ и полезла коленками на постель. Я своевременно ее остановил и оставил полюбоваться ее действительно прелестной попочкой. По бокам она имела естественные складочки, указывающие верную дорогу, по которой следует ходить, и я вошел, наслаждаясь каждым движением.
Она сначала стояла на четвереньках, опираясь на руки, потом приподнялась, выгнулась, обхватила меня за шею прижалась затылком к моим губам. Я снизу уложил ее грудочки в ладони и мы средним ходом поплыли к другому берегу радости, который угадывался за горизонтом. Иногда я оставлял груди и то одной, то другой рукой по животику до клитора, он нуждался в моей заботе, ему нужны были мои нежные прикосновения. При этом она еще больше выгибалась, пышным задом наползая на мой лобок. Ю-хэ прекрасно держал форму. Иногда мне хотелось забраться поглубже. Тогда я обнимал ее за прелестную талию и насаживал на член. Возвращался к спокойной, мерной и такой радостной работе. Но постепенно что-то стало меняться. В бунгало было душно, глаза начал заливать пот, грудки потеряли былую свежесть, вместе с потом из ее кожи выступал жир. Мухи жужжали и садились на плечи и спину. Надо было что-то менять.
«Можно в… Попочку? " «Нет! " — резко и решительно.
Я отошел на маленькую минутку. Вид ее был великолепен и прекрасная фигура не могла не вдохновлять. Но позицию надо было менять. Положил носом в подушку, стал на коленях над попочкой и, ощущая внутренними сторонами бедер упругие подушки зада, получив королевское возбуждение от прикосновений к ним, принялся наносить громящие удары сверху, высоко взлетая над распростертым орущим, зовущим, стонущим телом. Наконец, мы снова дуэтом хотя и по другой причине что-то победно прокричали и она проглотила без остатка всю любовь и нежность, которые скопились в моей душе и моем теле.
Мгновения я оставался всей кожей на ней, ощущая ее мокрую от пота, прохладную кожу и пышные барханы ее зада, потом свалился рядом. Повернулась ко мне невидящими глазами, мокрой грудью прижалась, поцеловала сосок, спустилась к члену, пожевала его бренное тельце, выпустила и с глубоким вздохом опустила голову на подушку. Я взял в рот ее еще упругий и все еще горький от крема сосок и мы затихли расставаясь с возбуждением.
Минут через десять: «Все! Мне пора…» Еще, может, разок? Нет. Решительная дама.
«Я провожу?» «У меня много знакомых».
«А в городе?..» «В городе тоже… Ничего не надо. Ты побудешь, потом уедешь, а мне жить… Спасибо за этот праздник!» Я обнял ее, прижался к грудкам, погладил попочку, поцеловал губки. Она быстро оделась и вышла.
Жаль!
Припасы требовали пополнения и мы с Гошей отправились в гастроном на станцию. Проводили поезд. Кандидат стояла у окошка, но рукой не махнула.
Набили сумки припасами, пригласили директора с эскалопами или наоборот, отметили в общем начало.
Откушав, вышли на свободную охоту, забрели на танцплощадку.
Площадка молодняка в зверинце. Вдруг что это у железной ограды? Бог мой, Святая Инесса Тициана. Нежное личико, полукруглые глазки, фигурка стройная, точеная с гладкими волосами до пояса. Одета скромно, но по макияжу видно, что вкус есть. Вот эти волосы до пояса и ввели меня во искушение. Один танец, другой, и все по высшему классу политеса и моветона: и ручкой так, и ножкой так, и корпус вбок. Улыбочка белозубая, щечки в ямочках. Прямо по Чехову, только под венец мне нельзя, поскольку жена и детки малые. Но вляпался я сходу и по самые уши. Только что закончила Инъяз, будет работать в университете, здесь с мамой и Василием Ивановичем. Нет, я для нее не старый, она однокурсников всегда не терпела. Да, лодку она видела. Нет, приехали недавно Да. Нет. Нравятся мужчины с положением, личности. С ума я тогда сошел, что ли? Но это так называемое приключение продолжалось почти двадцать дней, пока они не уехали.
Что и говорить, я старался изо всех сил. И на шлюпке катал, и стихи читал, и за грибами ходил, хотя терпеть не могу этого дурацкого занятия. И, танцы, и шампанское, и с мамой познакомился, произвел хорошее впечатление, и с Василием Ивановичем. Я ее и на тот пляж возил…
Причем девка-то живая. И на поцелуи и на грудь реагирует прекрасно, а как ниже пояса, хоть плачь. И каждый день одно и то же, особенно вечерами: как прижмусь хорошо, член, как оглобля, девать его некуда, а она еще возьмет и пальчиком через брюки его пощекочет и шелобан по головке закатит. И вроде все делал по науке. Даже сладострастные стоны ее мамочки под окошко Василия Ивановича водил слушать. И все, все, все. Наконец сказала, что отдастся мне в городе. Через два дня после отъезда. Мы и свидание назначили под часами у кино.
Приятель мне уже лысину продолбил: «Над тобой все смеются, ходишь рогатый, она от тебя вечерами к мальчикам бегает, а тут в соседней даче две дамы тепленькие сохнут. Подходи, бери и вставляй…» Помахали ручками, уехали. А Гоша все меня пилит, послезавтра и нам в путь-дорожку, а что из-за тебя получилось? Что получилось? Если дурак, то — на долго.