ладонью грудь. Ничего. Он всё выдержит.
На развилке машина остановилась, и шофёр позвал его:
– Эй, парень!
Эркин понял, что пора вылезать. Он взял ящик и перелез через борт.
– Вон туда тебе, – шофёр показал ему направление. – Прямо и прямо по дороге, пока в ворота не упрёшься.
– Спасибо.
– Счастливо тебе, парень.
Когда машина уехала, Эркин застегнул куртку, взял ящик и пошёл.
Мокрый бетон, следы перепачканных глиной колёс, в трещинах жёлтая трава, и вырастающий впереди серый мокрый забор. Высокий, дощатый. Как… как на Пустыре?! Но Эркин не остановился. Пустырь, Овраг…? Да плевать… Там Алиса и… и если там и Женя… Он сам сказал Жене, что будет всегда с ней. И с Алисой. Закрытые ворота. Рядом с воротами одноэтажный домик. Слева от двери вывеска, перед двухступенчатым крыльцом металлический ребристый скребок для сапог.
Эркин шаркнул подошвами по скребку, поднялся по двум ступенькам и потянул на себя дверь. И перешагнул через порог.
Лампочка в белом круглом колпаке под потолком, несколько столов, за ними мужчина и две женщины, все трое в форме, у ближней стены несколько стульев и там сидит белый парень в кожаной, мокро блестящей куртке. И ещё две двери в разных стенах.
Эркина заметили сразу.
– Ага, ещё один, – сказала по-русски девушка за столом у окна.
Он не успел ни поздороваться, ни ответить, потому что его позвал мужчина в форме с офицерскими – Эркин уже это понимал – погонами.
– Иди сюда. Направление есть?
Спросили по-английски, и Эркин, доставая своё направление, ответил тоже по-английски привычной формулой:
– Да, сэр. Вот оно, сэр.
– Садись, – показывают ему на стул у стола.
Он садится, ставит ящик рядом на пол.
– Маша, опять из Джексонвилла.
– Чего это они повадились по одиночке направлять? – та, которую назвали Машей, перебрала у себя на столе папки и одну из них протянула офицеру.
– Это-то ничего, – отмахнулась другая. – Но ведь и наших-то почти нет. Одни… тёмные.
– Они, Зин, думают, что у нас мёдом намазано, – фыркнула Маша.
– Лезут и лезут, – кивнула Зина. – И хитрющие. В любую щёлку пролезут. Ну, чистые тараканы.
Они говорили по-русски. Эркин привычно держал лицо. Офицер быстро заполнял какие-то бумаги.
– Удостоверение есть?
– Да, сэр, – Эркин достал и положил на стол тёмно-красную книжечку.
Офицер просмотрел его удостоверение, что-то выписал и вернул.
– Держи, спрячь.
Его направление он вложил в папку и протянул Маше.
– Оформи всё, – сказал по-русски и ему по-английски: – Посиди здесь, подожди.
Ждать ему не привыкать. Под испытующе-насмешливыми взглядами Маши и Зины Эркин подошёл к стоящим у стены стульям и сел через два стула от белого. Беляк метнул на него бешеный взгляд, но смолчал.
– И чего он со своими не поехал? – спросила Зина.
– Не иначе с вождём разругался, – засмеялась Маша. – Но ты смотри, какой ушлый, Зин, и фамилия, и даже отчество – всё русское. И красивый, Зин. Тебе бы такого, а?
– Упаси бог, – отмахнулась, не отрываясь от бумаг, Зина. – Они все характерные, чуть не по ним что, за ножи берутся, и молчком всё.
Эркин слушал их разговор с неподвижным лицом, чуть опустив веки. Сколько он уже слышал таких разговоров. И на торгах, и в Паласах. Странно, конечно, не думал, что русские как… как беляки, думал, они другие. Но всё равно. Лишь бы пропустили. Туда. К Алисе, к Маше и Даше, к…
– Готово, Олег Михайлович, – весело сказала Маша.
– Хорошо. Мороз, – и по-английски: – Иди сюда.
Эркин снова подошёл к нему, офицер протянул ему листок.
– Заполни, – и, видя, что Эркин медлит, понимающе улыбнулся. – Неграмотный, так?
– Да, сэр, – вздохнул Эркин.
– Хорошо. Садись.
Вопрос – ответ, вопрос – ответ. Спрашивают по-английски, и Эркин, помня о правиле отвечать на том языке, на котором спрашивают, говорит тоже по-английски. А пишет офицер сразу по-русски, что ли? Здорово. Нет, как утрясётся всё, надо будет научиться тоже. И читать, и писать.
– Семейное положение?
– Женат, сэр.
– И дети есть?
– Да, сэр, дочь. Мороз Алиса Эркиновна.
– А жену как зовут?
– Мороз Евгения Дмитриевна.
– Смотри, как наловчился, – фыркает у него за спиной Маша. – И не спотыкается.
– Олег Михайлович, – задумчиво говорит Зина, – а ведь они обе по нашим спискам проходят.
Эркин запнулся на полуслове и вскочил на ноги, бросился к её столу.
– Они живы? Здесь? Женя жива?! – забыв обо всём, он спрашивал по-русски.
– Ой, а ты русский знаешь? – удивилась Зина.
– Да, – нетерпеливо мотнул он головой и повторил: – Женя жива? Она здесь?
Покрасневшая до свекольного цвета, Маша рылась в своих бумагах.
– Здесь, здесь они, – улыбнулся офицер. – Садись, Мороз, закончим.
Эркин снова сел к его столу. Но теперь его спрашивали и отвечал он по-русски.
Ну вот, листок заполнен.
– Оружие есть?
– Нож.
– Покажи.
Эркин достал из кармана и протянул офицеру купленный вчера в Цветном складной нож. Они все там сразу купили себе. Лучше без штанов, чем без ножа. Неужели и этот отнимут? Он за него двадцатку отдал.
– Можешь оставить. Что в ящике?
– Инструменты.
– Покажи.
Эркин послушно поставил ящик на стол и открыл. Вид аккуратно разложенных и закреплённых, а не навалом, инструментов, казалось, даже удивил офицера.
– Хорошо. Если хочешь, сдай в камеру хранения пока, – Эркин машинально кивнул, думая об одном: Женя здесь. Они обе… и Женя, и Алиса. А офицер продолжал: – Сейчас иди в ту дверь на медосмотр, потом вернёшься сюда. Ящик можешь здесь оставить.
А как же… Алиса, Женя? Но не побрыкаешься. Эркин поставил ящик на пол у стола офицера и пошёл к указанной двери.
– Сэр, – заговорил по-английски сидевший у стены парень, – вы не забыли обо мне?
– Нет, Флинт, я помню, – спокойно ответил по-английски офицер. – Ответ на запрос ещё не пришёл. Ждите, – и уже по-русски: – А вам обеим урок на будущее: сначала подумать, а потом уже…
Эркин закрыл за собой дверь и оказался в маленьком, но явно медицинском кабинете, похожем на тот, на сборном, где он зимой получал свою первую справку. И даже врач – женщина, только молодая и… она что, метиска? Санитарка, значит? Ну и отлично.
– Привет, – сказал он по-английски.
– Здравствуй, – улыбнулась она. – На осмотр? Раздевайся.
Эркин снял и положил на стоящий у двери стул куртку.
– А врач где? – спросил он, расстёгивая рубашку.
– Я врач, – ответила она и рассмеялась, видя его изумление. – Что, не ждал?
Она говорила по-английски чисто и не по-рабски.
Эркин медленно, давая ей время обратить сказанное в шутку, снял рубашку, а она, истолковав его заминку по-своему, сказала уже серьёзно:
– Трусы можешь оставить. Вши есть?
– Н-нет, – пробормотал он и, подумав, добавил: – мэм.