развитию конституционных форм, нерешительно после 1861 года, но с большей энергией с 1868 года. Луи Наполеон занял свое место в континууме конституционной истории Франции, что позволило ему с начала 60-х годов провести планомерную либерализацию и постепенно наделить другие государственные органы значительными правами и возможностями для проявления инициативы. Таким образом, положение монарха в системе, поначалу почти всемогущее, могло быть снижено. В-третьих, император предполагал, что государство будет играть активную роль в создании условий для процветания. Выражением этой позиции стало его стремление обновить Париж, а также целый ряд экономических мер. Режим проводил беспрецедентно интервенционистскую экономическую политику.
Определенные параллели с Японией несомненны. Правда, в проекте Мэйдзи отсутствовала концепция народного суверенитета (так и не принятая императором Францем-Иосифом), но зато процесс национальной интеграции увенчался тщательно подготовленной конституцией, а экономический интервенционизм начала 1880-х годов напоминает основные политические подходы, заложенные Наполеоном III. Японская монархия также поставила перед собой задачу "цивилизовать" страну, отстававшую в международном плане, и не стеснялась применять авторитарные меры для достижения этой цели. Никто бы не назвал императора Мэйдзи диктатором. Но тогда и использование этого ярлыка в отношении Наполеона III приводит к заблуждениям, по крайней мере, если речь идет о таких методах ХХ века, как неустанная мобилизация населения и длительные систематические репрессии или убийства политических противников. Наполеон III, как правило, не мог навязать свою волю простым волевым решением. Ему приходилось учитывать самые разные интересы, в том числе аристократов и крупных буржуа, служивших французскому государству в период Реставрации (1814-30 гг.) и Июльской монархии (1830-48 гг.). Истинные бонапартисты были редки даже в кругу императора.
Территориальной опорой режима были префекты, отвечавшие за решение разнообразных правительственных и административных задач на уровне департаментов, которые подвергались различному давлению на местах, а также имели дело с выборными советниками. Хотя глава государства занимал пожизненный пост (один из важных элементов монархии), обычная практика выборов в департаменте была похожа на то, что сегодня можно назвать системой "управляемой демократии". Были официальные кандидаты, и победа других была затруднена. Но по мере того как оппозиция набирала силу и добивалась от императора компромиссов, она получала значительную свободу самовыражения и самостоятельных инициатив. Относительно свободный референдум в мае 1870 года показал, насколько широкой поддержкой пользовался Наполеон III и его правительство, особенно в сельской местности и среди буржуазии. Это свидетельствовало о том, насколько успешно ему удалось представить себя в роли провозвестника процветания и оплота против социальной революции. Когда в 1870 г. наполеоновская система рухнула в результате международной политики и собственной дипломатической некомпетентности, она была направлена не столько на дальнейшую внутреннюю "либерализацию" (как утверждали многие историки), сколько на укрепление нелиберальной нисходящей демократии в монархическом одеянии.
Суды
Сближение монархии и национального государства было общемировой тенденцией XIX века. Некоторые государства фактически возникли на основе учредительного акта монархии. В Египте основы современного государства были заложены новой династией, фактически пришедшей к власти в 1805 г., хотя только в 1841 г. стамбульский султан подтвердил наследственное правление. Пышное придворное общество, сочетающее элементы Востока и Запада, сложилось не при основателе династии Мухаммаде Али (1805-48 гг.), довольно строгом и скромном полководце, а лишь при его преемниках с 1849 г. Современный Сиам/Таиланд также во многом стал творением просвещенного деспота, короля Чулалонгкорна (он же Рама Пятый). Аналогичную роль сыграл Менелик II (1889-1913 гг.) в Эфиопии. С другой стороны, в Европе после наполеоновского периода инициатива серьезных изменений редко исходила от коронованных особ; ни один монарх после 1815 г., за редким исключением Наполеона III и Александра II (1855-81 гг.), не был самостоятельным великим активистом, реформатором или строителем наций. Но созданные национальные государства стремились к монархической легитимации и терпели даже таких причудливых фигур, как Леопольд II Бельгийский (1865-1909 гг.), беспринципный имперский авантюрист, сумевший обеспечить себе положение над внутренними распрями между либерализмом и политическим католицизмом. Правителям многонациональных государств приходилось труднее, поскольку они должны были выполнять свою интегрирующую роль над расширяющимися (Российская) или сокращающимися (Габсбургская, Османская) империями, живущими центробежными этническими тенденциями. Не было возможности для такого национально-монархического компромисса, который сделал конец века мощным имперским моментом в особом британском случае. Однако наиболее сильное отождествление монархии и нации произошло не в Европе, а в Японии, где символическое слияние при внуке императора Мэйдзи, императоре Сёва (Хирохито, р. 1926-89), способствовало азиатскому катаклизму во Второй мировой войне.
Сохранение монархии в значительной части мира дало последнюю жизнь древней общественной форме. Придворные общества существовали в Пекине, Стамбуле и Ватикане, вплоть до небольшого тюрингского города Мейнингена, оркестр которого в 1880-х годах был одним из лучших в Европе (в 1885 г. он впервые исполнил Четвертую симфонию Иоганнеса Брамса). В Германии до 1918 года было много дворов, которые были центром притяжения высшего общества в многочисленных столицах. В других странах бесправные властители также поддерживали пышность и обставленность придворной жизни, пока это было им по карману. Индия с ее махараджами в этом отношении не отличалась от Германии "птенцов гнезда" Бисмарка.
Не кто иной, как Бонапарт, бывший генерал революции, возродил придворное общество в Европе с 1802 г., всего через несколько лет после уничтожения двора Бурбонов; его братья и легаты стали ключевыми фигурами в Амстердаме, Касселе и Неаполе. Были сшиты новые ливреи, введены новые титулы, должности и дворянские звания, учрежден военный суд, а на коронацию 2 декабря 1804 г. императрица надела платье из золотого атласа, расшитое пчелами, что символизировало оживленную и плодотворную империю. Наполеон, лично не интересующийся пышностью, устроил весь этот спектакль лишь для того, чтобы занять и держать под контролем свое окружение, включая авантюристку Жозефину. Он также считал, что французы, как "дикари", могут быть ослеплены пышностью.Император культивировал образ трезвого трудоголика - в стиле Фридриха Великого, ранее усовершенствованного императором Юнчжэном (1712-35 гг.) в Китае. На Потомаке второй президент США Джон Адамс уже пытался создать нечто, смутно напоминающее двор Сент-Джеймс, но вскоре это было разрушено его более покладистым преемником Томасом Джефферсоном, вдовцом, оставшимся без первой леди. Ключевым отличием европейского и восточного стилей придворной жизни была публичная роль королевской четы. Принятие Японией этого западного символа сильнее, чем что-либо другое, выразило ее притязания на вхождение в глобальную современность; то время как ничто так не подчеркивало древний декаданс императорского Китая, как экзотический поезд евнухов и наложниц вместо оседлой буржуазной жизни во главе государства.
3. Демократия
Если монархия, как реальная концентрация власти или просто украшение, была повсеместной чертой XIX века, то следы демократии приходится искать гораздо тщательнее. Даже нет полной уверенности в том, что большая часть