Вот чего я совершенно не собирался делать, так это сокращать время, выделенное на шефство над НТТМ в школе-интернате. Раз в две недели вынь да положь туда четыре часа – это святое. Просто потому, что планируемая экспедиция имела две примерно одинаково важные цели. Первая – найти и доставить Келдышу образцы, содержащие еще хотя бы несколько граммов сверхтугоплавкого материала, который даже по меркам двадцать первого века был чем-то совершенно исключительным. И вторая – поднять мою известность, популярность и авторитет настолько, чтобы ни у кого не возникало сомнения в моем праве выражать свои мысли с самых высоких трибун. Разумеется, все это и сейчас не на нулях, но хотелось бы несколько большего.
Поэтому мне удалось настоять, чтобы подготовка к четвертой лунной не держалась в секрете. Правда, не до такой степени, как у американцев, когда даже даты оказывались в открытом доступе сразу после того, как они были утверждены. Главным образом потому, что этих самых дат пока не знал никто, и я в том числе. Но статью в «Правде» я все-таки опубликовал.
Скрывать то, что целью будет исследование кратера «Мальчик-два», было бессмысленно, и я об этом написал сразу. Правда, в рассуждениях о том, что там собираюсь найти, пришлось дать волю фантазии. Пусть читатели теперь спорят, что будет привезено в багажном отсеке лунного корабля – обломки позитронного мозга инопланетного звездолета или мумия зеленого человечка.
Разумеется, невозможно было обойти вопрос, почему я лечу в гордом одиночестве. Да потому, что большой толпе там просто нечего делать! Ведь как все должно происходить? Сначала почву готовят роботы, они это уже сделали. Потом летят люди, поначалу немного, и смотрят, все ли сделано как надо. В данном случае «немного» – это один. Во-первых, потому, что чем меньше груза надо будет доставить на Луну, тем больше его получится увезти оттуда, а это очень важно. А во-вторых…
На юго-западе Москвы сейчас строится новый жилой район Ясенево, писал дальше я. И если в полет отправлять троих, как сделали американцы, то стройку придется заморозить лет на пять как минимум, а то и на все восемь. Нет уж, я не могу позволить себе стать причиной того, что многие десятки тысяч советских людей переедут в новые благоустроенные квартиры намного позже, и поэтому полечу один. Такой полет обойдется намного дешевле. Времени же на то, чтобы серьезно пострадать от одиночества во время экспедиции, у меня не будет, программа очень насыщенная. Да и связь с Землей – моя работа, и это позволяет надеяться, что она будет безукоризненной. Мы с вами, дорогие читатели, еще по телевизору побеседуем, когда у меня будет краткий перерыв в работе на Луне.
В паре мест я сделал намеки – вполне возможно, что даже тонкие. Мол, очень хотелось бы этим полетом сделать подарок двадцать четвертому съезду, но спешка в таких делах может плохо кончиться, так что никакого искусственного ускорения подготовки не будет. Но жаль, подарок вышел бы неплохой. Впрочем, еще ничего точно не определено.
Этот посыл предназначался не советским читателям. Им, по-моему, было в общем-то фиолетово, какие именно подарки будут представлены съезду. А американцам. Они вполне могут решить, что я действительно собираюсь лететь весной семьдесят первого года, и, чтобы опередить меня, сдвинут свои сроки. А космос, тем более заорбитальный, – это такое место, где спешка решительно противопоказана.
Завершена статья была на самой что ни на есть оптимистической ноте. Мол, я полечу на самой надежной в мире советской космической технике, сам я советский человек и коммунист, подготовка у меня отличная, так что пусть друзья не волнуются, а враги не надеются – ибо полет пройдет нормально.
Понятное дело, такое заявление еще как аукнется в случае моей гибели, но я-то этого тогда уже не увижу. Зато если вернусь живым, это очень поможет мне в моей дальнейшей деятельности.
А школьникам из подшефного интерната была поставлена задача изготовить букет цветов, который я возложу на могилу «двойки». Живые не годятся, в вакууме они моментально примут совершенно непрезентабельный вид, даже если мне их удастся как-то сохранить до посадки. То есть букет должен быть искусственным, из материалов, способных десятилетиями выдерживать лунные условия, выглядеть как живой, весить не более ста пятидесяти граммов и при этом выдерживать перегрузки до девяти «же». Задача нетривиальная, но ребята обещали справиться. И похвастались мне, что в НТТМ появился новый член. С хвостом.
Это была дворняжка, но удивительно мелкая, почти как какой-нибудь чихуахуеныш из двадцать первого века. И ее, значит, уже начали готовить к полету в космос. В частности, скафандр для недомерка по кличке Аврора был уже почти готов.
– Дядя Витя, возьмите ее с собой на Луну! – начали наперебой уговаривать меня. – Она легкая, ест мало, зато настоящий друг человека, с ней не соскучишься. И очень умная. Ава, подтверди.
– Уг-гу, – промычала собачка, виляя хвостом. – Тяф!
Я там и так в любом случае не соскучусь, подумалось мне. Хотя, конечно, что-то в этой идее есть. Надо только доработать ее скафандр так, чтобы псина смогла пометить Луну – вот это будет эффектный жест! Но, наверное, все-таки не в этом полете. Тут будет не до попутчиков. Хотя, конечно, собачий скафандр у ребят получается интересный. Почти как мои.
Да, я не оговорился, употребив множественное число. Лететь мне предстояло в одном скафандре, а работать на Луне в другом.
Первый назывался «Стриж», имел мягкую конструкцию, не очень сильно стеснял движения и был довольно легким, однако для работы в открытом космосе, в общем-то, не предназначенным. Хотя от четырех минут до часа мне в нем на Луне провести все-таки придется. Меньше не получится – даже в идеальном случае, чтобы добраться из посадочного модуля в заранее доставленный на Луну жилой отсек, потребуются те самые четыре минуты. Ну, а выжить на лунной поверхности в нем больше часа не получится ни у кого, даже у нас с Антоновым.
Этот был уже готов, я не раз ездил в Томилино к разработчику скафандров Северину, и сейчас претензий у меня практически не осталось. Кроме одной, но с ее неисполнимостью придется мириться. Дело в том, что в этом скафандре справить малую нужду было еще как-то можно, а вот более серьезную – только в подгузник. То есть если я не хочу прилететь на Луну обос…вшись, (а я действительно не хочу), в полете придется потерпеть.
Тут, конечно, возникает вопрос – а так ли необходимо весь полет просидеть в скафандре? Но увы, иначе не получается. И дело тут даже не в том, что риск разгерметизации лунного корабля достаточно велик, а в том, что в такой тесноте места еще и для отдельно лежащего скафандра просто не было. А даже если бы оно и было, то его все равно там не надеть, для этого кабина должна быть как минимум вдвое просторней.
Тем временем моя статья в «Правде» дала примерно такой эффект, как ожидалось, только заметно быстрее. Не прошло и недели, как западная желтая пресса разоралась, что русские роботы на самом деле нашли в кратере космический корабль пришельцев, и теперь известный проходимец и авантюрист Скворцов чуть ли не на днях летит туда, чтобы все ценное отвинтить и вывезти сразу, а оставшееся заминировать. Шелепин даже обеспокоился:
– Может, поручить ТАСС опровергнуть эту чушь?
– Александр Николаевич, – вздохнул я, – и вы туда же. Это в двадцать первом веке пресса всегда использует глагол «опровергать» вместо «отрицать». Например, пишется, что такой-то высокопоставленный чиновник опроверг получение взятки. А на самом деле он через секретаря передал «да пошли бы вы в задницу, не брал я ничего». У людей, имеющих хоть малую толику мозгов, подобная словесная эквилибристика вызывает лишь брезгливую усмешку. Скажем, отрицать теорему Пифагора может любой дебил, но писать, что он ее опроверг, может только дебил никак не меньший. Вам-то зачем им уподобляться? Отрицать здесь бессмысленно, а опровергать, то есть приводить весомые доказательства, невозможно. Пусть себе на здоровье брызжут слюной, лично я в этом никакой трагедии не вижу. Скорее наоборот. Лучше скажите, зачем вы лично подбирали директора моего института, если по серьезным вопросам он все равно просит, чтобы с вами поговорил я?