у нас как-то факультатив по истории. Все девчонки в группе по нему с ума сходили.
«Красавчик?! Что у этой Элен в голове… Нет, Роше, несомненно, интересный мужчина, но уж назвать его красавчиком… с его резкими чертами лица и суровым взглядом…»
– Ну это сплетни всё, насчёт ревности, – одёрнула девушку Мишель. – Мсье Роше – порядочный человек, он не стал бы обманывать собственную жену.
– Может и не в ревности дело, а в каких-то других проблемах… – вставила всезнающая Кларисса. – Это, конечно, только слухи, но расследование того несчастного случая очень быстро прекратили, как будто трагедия произошла не по недосмотру кого-то из строителей, а Бертин сама… ну вы понимаете.
За столом воцарилось тяжёлое молчание. Никто не хотел произносить вслух слово «самоубийство», но думали именно об этом.
– Всем доброго дня и приятного аппетита! – скрипучий голос мадам Трюдо разрушил чары, и девушки, бормоча ответные приветствия, склонились кто над тарелками, кто над чашками. Больше тему таинственного происшествия в правой башне за обедом не поднимали. Никто не хотел получить жёсткую отповедь пожилой смотрительницы музея, ненавидевшей досужие сплетни.
Остаток дня Женя провела в предвкушении шопинга. Если задуматься, то это, пожалуй, был первый раз, когда у неё появилась возможность свободно и в своё удовольствие походить по магазинам, да ещё и с подругой. И выбрать именно то, что ей хочется, в разумных пределах, естественно, но зато не по уценке.
Закончив все запланированные на сегодня дела, она с удовлетворением потянулась и захлопнула ежедневник. Часы подтверждали, что рабочий день подошёл к концу, задерживаться сегодня никакой необходимости не было. Так что Женя выключила компьютер и теперь тенью следовала за мадам Трюдо, пока та по очереди запирала все залы музея.
Так происходило каждый раз: скрип дверей, звяканье ключей и ворчание смотрительницы. Музейные залы словно засыпали на время, ожидая новых посетителей. Но Женя знала, что уже на будущей неделе в одну из ночей музей оживёт, наполняясь звуками ритмичных песнопений, шёпотками зрителей и речитативом актёров.
Гостям нравился интерактивный антураж, но мсье де Гизу этого было мало. Он генерировал идеи одну за другой, порой безрассудные, неосуществимые или очень затратные. Если бы Моник, с которой он охотно делился, его не осаживала, музей, наверное, уже превратился бы во второй Мулен Руж.
Вдруг по залу метнулась черная тень и скрылась в пыточной, махнув напоследок пушистым хвостом. Женя удивлённо проводила его взглядом.
– Мадам, при музее что, живёт кот?
– Какая глупость! Кошки, они же… пахнут! – брезгливо понизив голос, сообщила смотрительница.
– Но я только что видела, как в пыточную проскользнул черный котик… – растерянно пробормотала Женя.
– Что?! Откуда он тут взялся? – мадам всполошилась, как будто кот покусился на святое, на полынную настойку в сейфе. – А вдруг он там нагадит?
Старушка всплеснула руками и поспешила на поиски мерзопакостного существа. Они потратили пятнадцать минут, осматривая все экспонаты, но кота и след простыл. Словно растворился в воздухе.
– Ну, знаете ли, мадам Арно, – наконец проворчала смотрительница. – Какая безвкусная шутка с вашей стороны!
– Но я видела… – Трюдо полоснула по Жене таким гневным взглядом, что та покорно кивнула: – Вероятно, показалось. Прошу прощения, мадам.
Вежливо распрощавшись с коллегой, Женя вернулась в свой номер и перебрала нехитрый гардероб.
«Моник права, это никуда не годится».
Но спускать всю первую получку на одежду Женя не хотела. Она бы вообще предпочла отложить аванс или хотя бы его часть, чтобы в случае чего не остаться без средств в чужой стране. И потом оставалась нерешённой ситуация с дядей Костей. Без её зарплаты ему теперь наверняка приходится туго. Но как передать ему часть денег, она пока не решила.
«А вдруг Моник меня в дорогущий бутик заведёт?»
Решив, что всё же лучше обсудить эту тему в стенах номера, чем потом неловко мяться в фешенебельном магазине, Женя вышла на лестницу и спустилась на один пролёт. Моник занимала апартаменты второго этажа башни, и, судя по единственной двери на площадке, весь этаж был в её распоряжении.
Дверь была чуть приоткрыта. Женя трижды стукнула костяшками пальцев по тёмному дереву.
– Можно?
Не дождавшись ответа, она шагнула в прихожую.
– Моник? Это я, Эже…
Из под огромной двустворчатой двери, очевидно ведущей в гостиную, валил сизый дым.
– Что..? – знакомый ненавистный запах гари тут же проник в лёгкие. – О боже!
Она высунулась в коридор и крикнула:
– Эй! Кто-нибудь! Пожар!
За спиной что-то громыхнуло, а следом Женя услышала полный отчаяния крик:
– Эжени!
Она дернулась, порываясь броситься обратно, но ужас парализовал все её движения. Женя так и замерла на пороге, не решаясь ни убежать за помощью, ни зайти внутрь. Воображение рисовало комнату за закрытыми дверьми, так похожую на её, этажом выше, но объятую языками пламени. Мелкие цветочки на обоях потемнели, пошли волнами и начали тлеть. Тяжелые занавески тоже уже занялись, и оранжевые языки пламени жадно лизали неподатливую ткань.
– Я просто открою дверь… просто выпущу дым, чтобы было легче дышать… – бормотала она чуть слышно, уговаривая саму себя.
Наконец ей удалось перебороть первоначальную панику, и Женя двинулась вперёд, закрывая рукавом нос и останавливаясь после каждого шага. Судорожно подёргала за нагревшиеся латунные ручки, но они не поддались.
– Моник! Ты меня слышишь?!
В ответ раздался хриплый кашель:
– Эжени!
Глава 10
Конфуз с котятами
Женя сидела на узкой софе, подогнув под себя ноги и обняв декоративную подушечку из бежевого велюра. Стыд, смешанный с тревогой, жёг щёки не хуже того пламени, которое ей привиделось.
«Что теперь? Меня опять уволят?..»
Моник открыла створки окна, и ветерок легонько всколыхнул её безукоризненную причёску, а затем добрался до Жени, обдавая свежестью и благоуханием лилий, что в изобилии росли у подножия башни.
– Всё в порядке, – Люк вышел из спальни. – Возгорания нет.
Француженка закатила глаза:
– Говорила же! Лучше бы воды подал, – кивнула она на минибар под столом.
– Я должен был убедиться, мадам Бланшар. – Люк отвинтил крышку и подал бутылочку минералки Жене.
– Спасибо.
Голос прозвучал сдавленно. Она протянула руку и взглядом невзначай скользнула по кисти парня, отмечая длинные, как у пианиста, пальцы. На коже его запястья мелькнула татуировка – похожая на стрелу, у которой с одной стороны был обломан наконечник, а с другой – оперение. Тринадцатая руна «Эйваз». Хоть Женя ещё не окончательно пришла в себя после приступа, значение символа моментально всплыло в её голове – «Воплощение энергии жизни и смерти». Была ещё какая-то надпись, но разобрать слова не получилось. Люк, спешно