не могла просто развернуться и уйти. — Мы должны закончить это. Пожалуйста, Чезаре…
Но он не слушал. Он никогда не слушал. Его руки протянулись ко мне, обхватили моё лицо, и прежде чем я успела что-то сказать, он притянул меня к себе. Я ощутила его губы на своих, горячие, требовательные, и весь мир исчез. Я пыталась сопротивляться, но внутри меня бушевал огонь. Этот огонь был сильнее меня. Сильнее всех обещаний и запретов. Он был частью меня.
Я впилась в него, чувствуя, как всё моё тело откликается на его прикосновения. Чезаре прижимал меня к себе, его руки блуждали по моим волосам, спускались ниже, и я слышала, как он шепчет моё имя, снова и снова. В исповедальне стало тесно. Воздуха не хватало, но я не могла остановиться. Задраное платье, содраные трусики. Развернул спиной к себе, прижимая мое лицо к окошку, дергая на себя, вдавливая поясницу, сдвигая трусики в бок. Рывок и он уже во мне. Мой рот широко открывается хватая воздух. Ладони Чезаре сжимают мои груди и он дикими рывками двигается внутри моего тела…
— Не хочешь…так не хочешь что вся мокрая…так не хочешь, что твои соски острые и твердые…так не хочешь, что судорожно сдавила мой член.
— Не надо…
— Надо…надо…ты моя…моя…
Мы двигались, словно два зверя, голодные, потерянные, ищущие утешения друг в друге. Я ощущала, как он проникает в меня, как его губы касаются моей шеи, как его дыхание становится всё прерывистее. Это было безумие. Это был грех. Но это было единственное, что делало меня живой. Его пальцы скользнули мне между ног, он властно и сладко растирал мой клитор, врезаясь все быстрее в мое тело.
— Неправильно…говоришь неправильно? Даааа, неправильно, грешно. Когда я трахаю тебя прямо в исповедальне в этой рясе…Тебя ведь заводит, а, моя девочка? Заводит? Скажи еще…
Он останавливается как раз тогда, когда меня уже накрывает адской, волной, кипятком безумия, когда клитор уже покалывает от приближения оргазма, а влагалище начинает сжиматься первыми спазмами.
— Еще — выстанываю я и он поворачивает мою голову, чтобы впиться в мой рот, заглушая крик наслаждения и сам рычит мне в рот, кончая вместе со мной.
Потом мы стоим потные, задыхающиеся. Он еще во мне, его рука все еще сжимает мою грудь, а другая у меня между ногами поглаживает пульсирующий клитор вызывая легкую дрожь.
— Ты принадлежишь мне! И ты не уйдешь от меня! Я не дам тебе уйти…Я заберу тебя у него. Скоро заберу. Клянусь!
Глава 15
Когда я вернулась домой, моё тело всё ещё дрожало, а губы горели от поцелуев. Каждое прикосновение Чезаре ещё ощущалось на коже, каждое его слово эхом звучало в ушах. Я чувствовала себя обманщицей. Предательницей. Я предала мать, предала себя, но даже это не могло остановить меня. Я пыталась сосредоточиться, пыталась заглушить воспоминания, но они всплывали, как тёмные тени, не давая мне покоя.
В голове всё ещё вертелся его голос, горячий шёпот: «Ты не можешь уйти от меня». И он был прав. Я не могла. Я могла только тонуть в этом грехе, снова и снова, как в обжигающе-ледяной воде, которая обнимала меня, давила, но не отпускала.
Как только я вошла в дом, я увидела её. Свою мать. Она стояла у окна, и её лицо было белым, как мрамор. Замершая фигура, словно высеченная из камня. Я напряглась, когда заметила её взгляд, полный странной, болезненной решимости, которой раньше не было. Это было не похоже на обычные ссоры, не на тот строгий контроль, к которому я привыкла. Здесь было что-то другое. Что-то страшное.
Она обернулась ко мне, её глаза сверкнули в полумраке комнаты, и я сразу поняла — что-то не так. Произошло нечто ужасное. Холод пробежал по моей спине, проникая под кожу, впиваясь в кости. Я остановилась, не решаясь сделать шаг вперёд.
— Сядь, Анжелика, — сказала она тихо, но её голос был настолько резким, что я сразу замерла. В этих словах было столько твёрдости, что я не смогла ослушаться. Сердце снова начало колотиться, как сумасшедшее, глухо отбивая удары в грудной клетке. Я села, не сводя с неё взгляда.
Изабелла смотрела на меня, но не видела. Её глаза были пустыми, наполненными какой-то отстранённостью, как у человека, который потерял всё, что имел. Она молчала несколько секунд, и тишина давила, сгущалась, как чёрный туман, пока наконец не начала говорить.
— Я должна рассказать тебе правду, — её голос был как натянутый канат, готовый вот-вот порваться. — О Чезаре. И о тебе.
Я почувствовала, как внутри что-то застыло, как будто кровь перестала течь по венам. Я не понимала, что происходит, но в этих словах было столько горечи и боли, что моё сердце будто бы треснуло. Я замерла, не зная, чего ожидать. Но я знала, что это будет больно. Очень больно.
— Мама, что ты… — я попыталась что-то сказать, но она подняла руку, останавливая меня, и я замолчала, как школьница, которую вдруг отчитали за плохое поведение.
— Ты многого не знаешь, Анжелика, — произнесла она, и её голос дрожал, но она продолжала. — И я молчала слишком долго. Слишком много лгала. Но я не могу больше это держать в себе. Не могу…
Она опустила голову, и на мгновение мне показалось, что она заплачет. Но она не заплакала. Она снова подняла на меня взгляд, и в её глазах было что-то такое, от чего внутри всё перевернулось.
— Чезаре — твой брат.
Сначала я не поняла. Слова прозвучали, но они не имели смысла. Как будто кто-то сказал мне что-то на языке, которого я не знала. Я смотрела на неё, пытаясь понять, и вдруг почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что? — я почти прошептала, не веря своим ушам. — Что ты сказала?
Она сжала пальцы, ногти впились в ладони, но она не обратила на это внимания. Её глаза неотрывно смотрели на меня, и я видела, как в них горит ужас.
— Он твой брат, Анжелика, — повторила она, и каждое слово било, как удар в живот. — Мой сын. Родной сын.
Нет. Это не могло быть правдой. Это был какой-то ужасный, чудовищный кошмар, из которого я не могла проснуться. Я услышала собственный голос, дрожащий и слабый, как у человека, который только что получил смертельный удар.
— Нет… Нет… Это не может быть правдой, — я покачала головой, надеясь, что это поможет прогнать её слова. — Ты… ты ошибаешься.
Но она не отвела взгляд. Её глаза были