Читать интересную книгу Начиналась жизнь - Файвл Соломонович Сито

обогревал комнату.

Мать таяла. Она сделалась бледной и тонкой, как свеча, и стонала от голода. Протянув недолго, мать умерла.

В вечер ее смерти был сильный мороз. Это случилось в субботу, и синагогальный служка отказался хоронить ее до следующего дня. Труп пролежал в комнате около суток. Всю ночь сидел мальчик у постели матери. Она лежала с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом — точно испугалась чего-то перед смертью. Длинные босые ноги выбили в минуту агонии тоненькую деревянную спинку кровати. Мальчик сидел у изголовья. За окном бушевал ветер. Где-то выли собаки. Ветер ежеминутно врывался сквозь щели и через разбитое окно в комнату, шевелил волосы на мертвой голове. Мальчик не плакал. Он не спускал глаз с мертвой, ему не верилось, что это его мать. Всю ночь просидел он молча, а утром, когда первые солнечные лучи упали на вытянутое тело матери, он вдруг взвизгнул и бросился к постели.

— Мама… — кричал мальчик, — мама, зачем ты умерла?!

Ветер врывался в разбитое окно.

Утром пришли старухи. Они положили мать на подводу, вместе с другими мертвецами, покрытыми рогожей. Мальчик сел рядом с возчиком и проводил мать на кладбище.

Старшая сестра, выйдя из больницы, отвезла брата в чужой город, сдала в изолятор и исчезла…

…Куда же ехать?

Долго мальчик не раздумывал, залез под скамейку и уснул. Он не помнит, сколько спал. Помнит только, что, когда кондуктор вытолкнул его из вагона, была темная ночь и лил сильный дождь.

Поезд ушел, а мальчик остался между рельсами один-одинешенек. Вначале дождь был ему даже приятен, так как немного освежил его.

Но дождь все лил. Далеко во тьме маячили фонари, разбросанные по тракту. Где-то вблизи ревели паровозы, выпуская густые клубы пара. Пашка стоял на линии и не знал, куда деваться. Он сильно промок. Его охватила дрожь.

Мальчик бросился бежать. Только теперь он почувствовал всю силу дождя, хлеставшего его крупными каплями по лицу. Он бежал навстречу дождю. Курьерский согнал его с пути. Мчавшийся поезд едва не убил мальчика. Паровоз свистнул над ним, и долго еще этот свист стоял в его ушах.

На станции, куда Пашка забежал согреться, какие-то женщины пытались приласкать его, но он ответил им бранью. Он не выносил жалости к себе. Он снял сорочку и выжал ее. То же сделал с брюками. Он чувствовал сильный голод. В желудке бурчало.

Где достать еды? Просить? Украсть? Просить — все спят. Украсть — ничего не было перед глазами. Пашка решил как-нибудь дотянуть ночь. На его счастье прибыл новый поезд. Направление поезда Пашку нисколько не интересовало. Мальчик пробрался в вагон, опять устроился под скамейкой. Когда на остановке его снова вытолкнули из вагона, оказалось, что он очутился в том самом городе, откуда недавно удрал. «Фу-ты ну-ты!», — усмехнулся Пашка и, не имея другого места, сам направился в тот же изолятор.

Ребята встретили его весьма радушно.

— Гость явился!

— Здрасьте!

Через несколько дней он снова ушел из изолятора, целый год шатался по базарам и вокзалам и, сделав небольшой «рейс» по стране, опять вернулся в прежний изолятор. Оттуда его и перевели в еврейский детский дом.

Паренек привлек внимание Шраге. Учитель подошел к нему с улыбкой, но Пашка на улыбку не ответил.

Второй «кормилец» отличался от остальных трех рахитичной головой и большими ушами. Он все время стоял молча, опустив голову. С трудом удалось Шраге добиться, чтобы тот назвал свое имя.

Звали его Ицик Соловей.

Ицик долго колебался, прежде чем решил оставить свой дом. Он знал хорошо, что больная мать не может простаивать ночи на морозе в очереди за хлебом. Так же хорошо он знал, что мать не сумеет, как он, таскать доски из соседних заборов, чтобы согреть пузатую румынку. Ицик тоже остался единственным кормильцем. Это ему придавало мужества. Он чувствовал себя главой семьи. Он мечтал пойти на фронт, как старший брат, но красноармейцы не взяли его с собой.

— Мал еще! От первого же выстрела брюки потеряешь!..

Он-то, положим, не растерялся бы! Вот недавно хозяйка натравила на него собаку, когда он отрывал доски. Пес вцепился в ногу, но Ицик не испугался, хватил собаку доской по голове, а сам, ковыляя, все же дотащил доску до дома.

Третьего звали Шлемка Косой. В город его привез красноармеец.

Отец Шлемки был портной, бедный портной. Во время гражданской войны в местечке, где они жили, часто сменялась власть.

Вошли красные. Командиру понадобились брюки, так как старые попросту вытерлись от постоянного сидения в седле. К кому же идти командиру? Конечно, к отцу Шлемки. Его звали Янкель-портной.

Янкель-портной был очень польщен тем, что сам командир пришел к нему. Это была для него большая честь. Он сшил командиру брюки и отказался от платы.

— Такой человек, — сказал он, — вполне заслуживает, чтобы ему сшили пару брюк бесплатно.

Командир усмехнулся и крепко пожал портному руку.

Вскоре красным пришлось отступить и временно отдать город белым. Кто-то донес, что Янкель-портной сшил большевику бесплатно брюки. К Янкелю пришел шкуровец и приказал сшить ему брюки из его, Янкеля, материала. Портной сказал, что у него нет материала.

— Как нет?! — разбушевался шкуровец. — Для большевика, значит, есть, а для меня нет! — Вынул револьвер и застрелил портного. Как сидел Янкель-портной за машиной, когда вошел шкуровец, так и остался сидеть мертвым. Только голову опустил.

Вот что помнил Шлемка. Был тогда большой голод. Соседи посоветовали ему отправиться в город, поискать себе пристанища и начать торговать солью. Они собрали между собой деньги и купили ему мешочек соли. Шлемка положил мешочек на плечи и отправился на вокзал.

Свирепствовал мороз. Ветер, словно бешеная собака, преследовал Шлемку и кусал за икры.

На ступеньках, на крышах, на тендерах, на буферах:

Люди.

Мешки.

Лохмотья.

Кто-то помог Шлемке влезть на крышу. Он был счастлив. Безгранично счастлив. Он обменяет мешочек соли на хлеб и повезет хлеб больной сестре.

Поезд тянулся медленно, как ленивый вол. Проплывали сельские хаты, белые поля и леса. Издали хаты были похожи на скирды гнилой соломы.

Ветер все сильнее донимал Шлемку, обжигал лицо.

Шлемка, зажмурив глаза, хотел вздремнуть, но поезд внезапно рванулся вперед, дернул вагоны и ускорил ход. Пассажиров на крыше сильно встряхнуло. Шлемка еле успел схватить свой мешочек с солью, вскрикнул «мама» и скатился с крыши.

Было уже темно.

Шлемка бросился бежать за поездом, но ежеминутно проваливался в глубокий снег, по самый живот. Тогда он сел на снег и закричал.

Ему захотелось есть. Он вытащил из мешочка кусочек соли, попробовал и выплюнул.