Читать интересную книгу Велиная княгиня. Анна Романовна - Александр Антонов

Князь Владимир наблюдал за варягами из окна и ждал, когда придет миг дать укорот разбойникам. В руках он держал грамоту, в которой были описаны все преступления варягов за минувший месяц. Сей миг настал. Стемид и с десяток его приближенных воинов двинулись к красному крыльцу княжеских палат. В то же время князь Владимир вышел на красное крыльцо и поднял руку. Это был условный знак Добрыне. Тотчас из всех помещений большого княжеского подворья, через распахнутые двери и ворота хлынула дружина русичей, которую собрали из многих мест русской земли Добрыня и Фёдор. В мгновение ока варяги были окружены.

Увидев силу дружины Владимира, варяги дрогнули, сбились в кучу и обнажили мечи. А в это время ратники Добрыни пропустили в ворота гонца варягов, прискакавшего из стана, где стояла дружина Стемида. Гонец спешился, подбежал к Стемиду и выкрикнул, что вся варяжская дружина полонена княжескими воинами.

- Их тьма, они навалились лавиной! - прокричал гонец.

Стемид побагровел. Он выхватил меч и рванулся к красному крыльцу, чтобы достать Владимира.

- Ты потерял честь! Я убью тебя! - задыхаясь от ярости, прохрипел Стемид. - Освободи моих воинов!

Князь Владимир не шелохнулся. Отроки из личной охраны князя уже встали перед Стемидом, и он чуть не напоролся на их мечи. К князю подошли бояре, городские старцы, другие мужи, и Владимир, подняв руку, обратился к Стемиду:

- Ты волен говорить, что я нарушил слово и не собрал дани. Но вот кияне вели счет вашим злодействам. - И Владимир поднял грамоту. - Многажды твои воины преступали законы державы, тебе же было сказано: ответишь за разбой! Как же я могу обидеть своих братьев, матерей и детей, не защитив их очагов от лютых ворогов?! Нет моей измены пред тобой и твоими воинами, Стемид. Вас позвали на Русь для честного служения, вам честно платили деньги, но вы взялись за разбой. За то и получите мою плату, да выберите из двух ту, какая вам по душе: или уходите в греческую землю, куда вы рветесь, или же здесь сложите головы. Я сказал все. Теперь говори.

Гордый Стемид не склонил головы. Он повернулся к своим воеводам и воинам и крикнул:

- Витязи, уйдем ноне из Киева! Но сей князь будет плакать от нас. - Резко повернувшись к Владимиру, он бросил: - Запомни: мы ещё встретимся!

- Иди без угроз к ромеям, Стемид, пока открыты ворота, - предупредил Владимир.

- Ты пожалеешь, что выгнал нас! - без всякой почтительности кричал Стемид. - Мы ещё вернемся в Киев, рабич! - гневно кинул бранное слово варяг и двинулся к воротам.

Лицо Владимира исказил гнев. Он выхватил меч, но в сей же миг на его руку легла тяжелая рука Добрыни.

- Стерпи сию дерзость и брань, князь-батюшка. Он никогда больше не вернется в Киев, не увидит его. Поверь мне, - успокоил князя Добрыня.

- Стерплю, дядюшка. Да ноне же шли послов в Царьград к императору Василию. Пусть он их в хомут возьмет. Грамота от меня будет.

Владимир пошел с крыльца в палаты. Добрыня последовал за князем и сказал:

- Вместе нам надо обговорить грамоту. Вот как провожу недругов, так и посидим над словом к императору.

- Нет нужды тянуть время, - стоял на своём Владимир. - Без тебя варягов проводят.

Пока воины Стемида, которых согнали большой силой на берег Днепра, готовили ладьи и челны в дальний путь, Владимир и Добрыня принялись обговаривать грамоту. А как завершили, до прихода писца, Добрыня молвил своё, чем маялся многие годы:

- Послушай меня, князь-батюшка, со вниманием. Как скончаться твоей незабвенной бабушке Ольге, завещала она своему сыну Святославу, чтобы породнил Русь с Византией, и на тебя указала, ты это помнишь. Так что же ты завет великой княгини не исполняешь? Вот теперь и накажи послам засватать тебе царевну. Молодой князь нахмурился, сказал сурово: - Не по душе мне твое понукание, дядюшка. Не пекись о моём супружестве с царевной. Я уже вырос. Есть у меня Рогнеда, есть…

Владимир ходил по покою, нервничал. Видно было, что трудно дается ему разговор с любимым дядюшкой, который был за отца родного, но понимал, что пора обрести самостоятельность. Да и не нужна ему византийская царевна. Есть у него россиянка, есть гречанка, равных которым не сыщешь. К тому же с Византией какой год в мире жили. К чему же это породнение? Правда, Владимира больно укололо напоминание о любимой бабушке. Мудрая и ясновидящая, она далеко видела. И судьбу своего внука, выходит, ведала. А он пренебрег её завещанием…

Добрыня стоял перед Владимиром, словно кряж, и не спускал с него осуждающего взгляда. И понял великий князь, что ни к чему ему ссориться с заботливым дядей, хранителем его чести и совести. Остановившись перед Добрыней, Владимир миролюбиво произнес:

- Одолел ты меня, дядюшка. Зови писца, будем излагать грамоту византийскому василевсу.

И вот уже сыновья воевод Косаря и Путяты, Стас и Борис, с десятью гриднями умчали верхами правобережьем Днепра в сторону Черного моря, чтобы достичь Царьграда раньше дружины Стемида. Им было велено вручить императору Василию Второму послание великого князя Владимира. А в нем было сказано: «Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают такого же зла, как и в Киеве, но рассели их по разным местам». И лишь в конце грамоты было приписано, что князь Владимир жаждет породниться с Византией и просит отдать ему в жёны царевну Анну.

Когда же варяги покинули берег Днепра и последняя ладья скрылась за водным окоемом, в Киеве вспыхнуло торжество. Оно охватило весь город. Купцы и богатые люди выставляли на улицы вино, брагу, медовуху, угощение - все, что нужно было для веселья, что могло порадовать горожан. И киевляне радовались оттого, что избавились от страха насилия над жизнью, от грабежей и бесчестья жён и дочерей. Ещё возносили здравицы в честь молодого великого князя Владимира, хвалили его. В церкви Святого Ильи прозвучал христианский молебен. Многое из сказанного и сделанного в честь князя дошло до него. Он принял все с благодарностью и заверил всех, кто был рядом с ним:

- Отныне не быть наемникам на Руси. Россияне сами умеют крепко держать оружие, и храбрее их не знаю воинов.

И в княжеском теремном дворце в эти дни лились хмельные меды и виноградные вина из Корсуня Таврического. Но не только хмельным утешались князь Владимир и его бояре. За очищение земли от варягов-насильников возносили они слова благодарные своим языческим богам, готовили им жертвоприношения.

Глава девятая. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЦАРЬГРАД

Мир, в котором прожили несколько лет царевна Анна и её воспитательница Гликерия, был мал и пустынен. Да и как он будет оживленным, если царевна и её спутница жизни пребывали почти в заключении. Дом, в котором они жили, был в их полном распоряжении, но это было мрачное каменное строение с маленькими окнами и низкими потолками, неизвестно когда и кем созданное. Под ним имелся подвал, и там хранились десятки бочек с вином. Затаился дом в узкой долине между отвесных скал. Казалось, сама природа позаботилась о том, чтобы превратить дом в большую клетку с норами, в которых можно было спрятаться от сурового окружающего мира. С трех сторон скалы закрывали небо над долиной. Рассвет здесь наступал позже, чем на равнине, а ночь - раньше. Лишь на западе было всегда светлее, чем в долине. Там виднелась узкая полоска моря. Иногда она сливалась с синим небом, и море пропадало.

В долине было много дикой и разнообразной растительности. Поднимались к небу каштаны, стеной стояли оливковые деревья, дикие груши, яблони. Все эти деревья были опутаны виноградными лозами. Из винограда по осени и готовили вино монахи, проживающие в долине. Дикая растительность опять-таки сужала свободное пространство, и заточение давало себя знать острее. Кроме того, Анне и Гликерии никогда не позволялось подойти к берегу моря, за ними постоянно следили семь пар глаз, потому положение пленниц мало чем отличалось от тюремного заключения. Монахи, как и надзиратели в тюрьмах, были молчаливы, глаза их всегда смотрели на невольниц осуждающе, и сколько Гликерия и Анна ни пытались поговорить с ними, не проронив ни слова и сурово посмотрев на них, они уходили подальше от пленниц.

Жили монахи в домиках-кельях, построенных тоже из серого камня. Они перегораживали выход из дома к морю. Казалось, что у монахов есть только одна забота по отношению к Анне и Гликерии - не оставлять их голодными, и каждый день, строго в определенное время, три раза они приносили простую, но обильную пищу и медовый напиток.

Анна и Гликерия жили в полном неведении всего, что происходило за пределами дикой долины. Они не звали, далеко или близко увезли их от Константинополя и что происходит в столице, если Византия ещё не покорена россами и болгарами. Помнили они, что между Византией, Болгарией и Русью шла война, но продолжается она или завершилась, того им не дано было знать. Однако самая главная причина их внутреннего угнетенного состояния была в том, что им была неизвестна причина их похищения. Кому они понадобились, для какой цели - об этом как юная Анна, так и умудренная жизнью Гликерия могли только гадать. Лишь твердость духа воспитательницы, её умение заполнить медленно текущее время - дни, месяцы, годы - чем-то таким, что не позволило Анне оскудеть умом и жаждой жизни, спасали их в этой изолированной от внешнего мира долине, питали их надежды на избавление от неволи.