Лара смеется, ставя большую тарелку салата на стол, и затем вытирает руки о кухонное полотенце.
― Девочка… ты сделала что? ― мгновение ее улыбка сияет на все лицо, но затем, она, очевидно, осознает, что старый дорогой папочка тоже это слышит, поэтому берет себя в руки и выпрямляет плечи.
Боже, я люблю ее. Никакой злостной мачехи, совершенно. Лара на пару лет младше папы, и когда они встретились, она все еще училась в колледже ― просто скромная выпускница юридического. Большинство девушек ― все еще студенток колледжа ― убежали бы сверкая пятками, если бы узнали, что у парня есть ребенок ― и я сделала бы также. Но она нет. Лара всегда относилась ко мне как к другу. За это я уважаю ее еще больше. У меня есть двое родителей, у всех двое, мне не нужен был третий. Она позволила маме и папе воспитывать меня, пока сама играла классную роль. Типа крутой тети, только лучше.
― Что ты имеешь в виду, в баре? ― спрашивает папа, прищурившись глядя на меня.
― Я имею в виду, что мы кое-что сделали.
У нас с папой всегда были открытые отношения. Например, я никогда ничего от него не скрывала, потому что знала, он никогда не будет судить меня и не будет разочарован. Но убьет любого, кто причинит мне боль. Мой папа ― мой спасательный жилет. Конечно, я люблю свою маму, и никогда бы не стала сравнивать эти две любви, потому что они абсолютно разные, но мама всегда была… мамой. Она светлая, веселая, и иногда может немного… витать в облаках. Но папа? Он всегда был моей стабильностью. Я знала, что никто не может у меня его отнять, поэтому знала, что он может справиться со всем, что я делаю в жизни. И мне очень нравится проверять эту теорию.
― Аметист, ― папа качает головой, снова повернувшись к котлетам. Я иду к нему и встаю на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. Его кожа под моими губами ощущается грубой. Мой бедный папочка стареет, это уж точно.
― В любом случае, ― я снова сажусь. ― Я помню Мэддокса еще с того времени, как мы были детьми… ― делаю паузу, снова глядя на отца. Я не хочу тыкать его в это носом или заставить чувствовать себя плохо. Или, чтобы у мамы были проблемы.
Выражение его лица расслабляется.
― Аметист, я знаю про Эллиота и твою мать. Знаю это с тех пор, как мы были детьми.
― Разве для тебя это не странно? ― спрашиваю я, наблюдая за тем, как он раскладывает приготовленное мясо на поднос.
Он качает головой.
― Нет. Прежде всего, это я украл ее у него, так что было справедливо, что они снова сойдутся.
Я массажирую виски.
― Господи помилуй. Все это семейное дерьмо немного запутано.
Папа садится, занимая место передо мной, снимает свой фартук и открывает себе пиво.
― Это ты мне говоришь? Но, малышка, все в порядке. Я все знаю. А сейчас, расскажи, что случилось между вами с Мэддоксом. Версию с цензурой, пожалуйста. Я слишком молод для сердечного приступа.
Накладываю себе мясо и немного салата, игнорируя Лару, которая сидит на самом краешке кресла, ожидая всех деталей.
― Я не знаю. Мы немного отталкивали друг друга, потом притягивались назад, но не могу отрицать, что между нами есть связь. Она легкая и совсем не сложная. В кампусе у него плохая репутация, ну, знаешь, бабник, а еще то, что он бьет людей в лицо, зарабатывая этим на жизнь, это лишь плюс к его дебильному обаянию, ― я делаю глубокий вдох. ― Но когда он со мной, то совсем не такой человек, и в этом вся разница. Ты знаешь меня, пап. Он совсем не в моем вкусе.
Папа выгибает бровь.
― Я знаю. Но, возможно, это то, в чем ты нуждалась? Те ботаники, с которыми ты тусовалась, были маленькими засранцами.
― Папа! ― фыркаю я, делая глоток пива.
Лара вздыхает, отмахивается от нас обоих и делает длинный глоток своего вина.
― Ну, в чем проблема кроме того, что он, не в твоем вкусе?
Я гоняю кусок мяса по тарелке вилкой.
― Маме это не нравится. Думаю, она воспринимает это как инцест.
Отец усмехается, откусывая свою булочку.
― Не слушай свою мать, Эми.
― Да, не стоит этого делать, ― отправляю кусок мяса в рот. Я не должна слушать ее, а она определенно, не должна меня осуждать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
― Скажи ему не проиграть свой бой в эти выходные. Я поставил на него две сотни. А Маркус болеет за его противника.
― Ну конечно же, ― я закатываю глаза.
Мой дядя Маркус яростно опекает меня, поэтому не могу дождаться, когда увижу его. На самом деле, он мне не настоящий дядя ― он друг папы, и был им сколько себя помню. Если отец душа компании и у него много друзей, то дядя Маркус ― задумчивый, угрюмый и опасно холодный. Но, он любит меня.
― Подожди! ― я сужаю глаза. ― Как ты узнал, что я встречаюсь с ним?
Папа смотрит на меня.
― Я не знал, что ты встречаешься с ним в таком ключе, но я знаю, кем они являются, Эми.
― Правильно, ― я вздыхаю, снова принимаясь за еду. Глупый вопрос. Конечно, они не наводили справки на каждого, но они могли знать о парнях, потому что знали Эллиота в школе.
― Полагаю, у тебя есть, над чем подумать по поводу Мэддокса, но я всегда буду поддерживать тебя, милая.
― Спасибо, папочка.
― Хотя, я убью его, если он причинит тебе боль.
― Конечно же.
Остаток вечера проходит в легкой атмосфере, как это всегда бывает у папы. Прикончила свою еду, после чего Лара принесла свой знаменитый ореховый пирог. Я съела слишком много (добавив еще и взбитых сливок). Сейчас почти одиннадцать вечера и чувствую, что сейчас мне придется приложить больше усилий, чтобы уснуть.
Делаю себе горячее какао и на цыпочках возвращаюсь назад в свою спальню, которая выглядит именно так, как и была, когда я росла. Пятна неоново-розовой и синей краски разбрызганы на стенах, а ярко-синее покрывало застелено на кровати. Это словно возвращение назад в машине времени. Каждый раз, возвращаясь домой, говорю папе, чтобы он изменил комнату, но он никогда этого не делает. Я бы сказала, он барахольщик. Барахольщик в плане чувств.
Скольжу под одеяло, когда слышу, как телефон звенит на прикроватной тумбочке. Подняв его, снимаю блокировку.
МЭДДОКС: Когда ты будешь дома?
Я: В воскресенье, а что?
Он не отвечает, поэтому я пишу новое сообщение.
Я: Знаешь, так как я встречалась с твоим отцом, будет честно, если ты встретишься с моим.
Но как только я отправляю его, сразу же жалею. Он, возможно, думает, что я какая-то прилипала. Мой телефон пищит, когда я получаю сообщение.
МЭДДОКС: Да? Тогда увидимся завтра.
Я ухмыляюсь, по-дурацки, как какая-то маленькая девчонка. Боже. Пишу ему «Ок», добавив адрес и ставлю телефон на зарядку. Что я делаю? Такое ощущение, будто совершаю что-то неправильное. Но как может что-то быть неправильным, когда нити, на которых держатся предупреждающие знаки, — это чувства, которые ощущаются так правильно?
Глава 13
![]()
― ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ? ― спрашивает папа, засовывая руки в карманы своих брюк.
― Нет? Но к черту это, я в любом случае буду продолжать.
Отец вздыхает, садясь на софу. Он хотел поговорить со мной про бой в эти выходные, только когда я вошел, имя Аметист было первым словом, слетевшим с его языка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
― Мэддокс. Она не на раз, как другие твои девушки. Если это плохо закончится, это повлияет не только на тебя, но и на меня и ее мать тоже.
Я сжимаю челюсть.
― Осторожно.
Хочу поддаться ярости и сказать ему идти к черту, потому что мне плевать на их отношения, но не делаю этого. Потому что как бы сильно, бл*ть, не презирал все, на чем они с Джессикой построили свои отношения, я уважал своего старика. Ну не п*здец ли?
