— …а помнишь, как ты тут явился на праздник Умиротворения Моря в облике белого дракона? Народ не мог успокоиться много месяцев…
Сахемоти нахмурился.
— Нет, — мрачно сказал он. — Не помню. Странно, Анук, я слушаю тебя, и мне кажется, что ты рассказываешь какие-то легенды, которые ко мне не имеют никакого отношения.
— Я — житель Земной Заводи, — пожал плечами Анук. — В Долине Высокого Неба не бывал, рассказываю то, что видел своими глазами… А прекрасную Аори ты не забыл?
— Это еще кто?
— Верховная жрица. Между прочим, твоя. Служила в этом самом святилище.
Сахемоти поднял глаза к усыпанному звездами небу.
— Тоже не помню, — сказал он после долгой паузы. — И что прекрасная Аори?..
— Редкостная была красавица, даже по тем благословенным временам. Кстати, наша княгиня на нее немного похожа. Однажды Аори куда-то внезапно и таинственно исчезла. Ты сам искал ее, но так и не нашел. Ух ты и злился…
Сахемоти рассмеялся, догадавшись, куда клонит огненный демон.
— Это ты ее украл?
— Не украл, а честно предложил ей бессмертие, — невозмутимо заявил Анук. — И неземное блаженство.
— И где она теперь?
— В аду, я полагаю. Она осмелилась отказаться от моего предложения и предпочла убежать с тем аристократишкой, поэтом, как его…
— И ты это так оставил? — скептически спросил Сахемоти. — Не верю.
Анук захихикал, вспоминая.
— Конечно, нет. Они не далеко убежали. Заблудились и заночевали посреди поля, в каком-то ветхом сарае. Кавалер запер в нем красавицу, а сам всю ночь провел у дверей на страже, с обнаженным мечом. То-то рифмоплету утром был сюрприз, когда он открыл дверь и никого там не обнаружил, кроме кучки окровавленных тряпок!
— Фи, братишка.
— Это не я. Стал бы я мараться. Это всё голодные духи. То место было проклято… и надо же было им, бедолагам, угодить именно туда. Что за бес их попутал!
Вид у Анука при этом был страшно лицемерный. Сахемоти ухмыльнулся.
— Как ты еще молод, брат, что тебя забавляют подобные вещи! Говоришь, похожа на княгиню Касиму… Она, случайно, не ее прапрабабка?
Анук задумался.
— Верховная жрица, само собой, была из правящей семьи. Кто у нас тут правил пять веков назад… Хм, вполне возможно. Даже вполне вероятно… Забавное совпадение!
— Ты хоть понимаешь, брат, насколько важно и неслучайно это совпадение? — серьезно спросил Сахемоти.
— Я не вникал, — беспечно сказал Анук. — Ты у нас старший, тебе и решать, а мне просто не хочется забивать голову. Как скажешь, так и сделаю.
Сахемоти покачал головой.
— Из-за того, что ты носишь тело мальчишки, ты начинаешь вести себя, как ребенок. Неужели ты, повелитель огня, хочешь, чтобы я относился к тебе как к несмышленому младенцу?
Анук хлопнул себя по ляжке.
— Мне нравится это тело. Молодое, здоровое, красивое. И, что также приятно, я нравлюсь ему! Подтверди, мальчик!
И ответил сам себе, тем же голосом, но чуть изменив интонацию:
— О да! Я абсолютно счастлив! Носить в себе милостивого, могущественного бога, который щедро делится своей силой и бессмертием, словно с равным, — кто пожелает иной судьбы!
— Счастье или несчастье твоего нынешнего тела, брат, не имеет никакого значения, — холодно сказал Сахемоти.
— Мда? А Кагеру так не думает. Верно, мокквисин?
Кагеру, погруженный в свои мысли, вздрогнул и, не удержавшись, бросил на подростка ненавидящий взгляд. Анук перехватил его, и на его лице промелькнуло злорадство.
— Эй, мокквисин! Смотри, костер вот-вот погаснет. Пойди-ка набери сухих веток, да побольше.
Кагеру молча встал и ушел в темноту.
— Подальше, подальше! — крикнул ему вслед Анук, хохоча. — За холм!
— И как тебе не надоест над ним издеваться? — укоризненно сказал Сахемоти. — Ведь знаешь, как он страдает, удаляясь от огня. Еще заболеет, и кто будет его лечить — ведь не ты? Оставь его в покое.
— Никогда! Ха, это только начало! Жду, не дождусь, когда он перестанет быть тебе нужен…
— Мелочная злопамятность — это человеческое чувство. Похоже, твое новое тело на тебя плохо влияет, — пошутил Сахемоти. — Кто мстит мокквисину — мой брат или юный ученик колдуна?
Добродушная шутка старшего брата неожиданно разозлила Анука. «Сколько можно меня поучать, словно я и вправду мальчишка! А я ведь ему равен, мы оба — боги! Точнее, были ими когда-то…» Через мгновение он сам удивился своей злости. В последние месяцы огненному демону порой казалось, что внутри него завелся противный внутренний голосок, словно червяк-древоточец в живом стволе. Голосок подсказывал ему глупые, мелочно-злобные, завистливые и мстительные мысли, и бывший бог все чаще не успевал отделить их от собственных. «Что за ерунда насчет равенства? Не знаешь, так молчи! Мне ли не знать, из каких источников Сахемоти некогда черпал свою силу, сколь велико было его могущество по сравнению с моим ограниченным огненным даром!»
«Вот именно — было», — успел пропищать невидимый червяк.
Анук ужаснулся своим мыслям.
— Ты как всегда прав, старший брат, — сказал он вслух, чувствуя раскаяние и стыд. — Эй, мокквисин! Иди сюда, хватит шарить в темноте! Костер вовсе не догорает!
Вскоре беззвучно появился Кагеру с охапкой веток, сел на свое место, подбросил ветку в огонь. Смолистые ветки ярко вспыхнули, хвоя запылала огненными метелками. Сахемоти зевнул.
— Пойдем спать, Анук. Время давно за полночь. А то утром сюда рано явятся плотники и начнут стучать топорами…
Глава 9. Полет в преисподнюю
Братья-боги еще посидели у костра, лениво перебрасываясь репликами, а потом отправились устраиваться на ночь. Анук еще засветло натаскал сухих водорослей под корни самый большой сосны, по сторонам повесил циновки от ветра и превратил нору в удобный летний шалаш. Кагеру, как всегда, остался дежурить у костра. Мокквисин мог часами сидеть, подкладывая в костер мелкие щепки и смотреть в огонь.
Луна поднималась все выше. С воды потянуло холодом. Цикады одна за другой умолкали. С холма прилетела ошалевшая ночная бабочка, заплясала над костром. Вспыхнули золотом белые крылья, словно цветок, подхваченный вихрем, и исчезли в пламени. Кагеру наблюдал за ней в полудреме. На миг ему почудилось, что это не бабочка, а стрекоза… Стрекоза? Ночью?
Кагеру мигнул. Откуда-то из прошлого явилось невероятно далекое воспоминание. Золотистая драконова стрекоза с радужными крыльями сидит на листе осоки — жвалы так и ходят из стороны в сторону, а маленький черноволосый мальчик не сводит с нее глаз, медленно занося над ней соломенную шляпу…