Читать интересную книгу Три гроба - Джон Карр

— Я действительно говорил нечто в этом роде. Ну и что?

— Думаю, вы должны были помнить, — спокойно ответил Петтис, — что прогноз погоды на вчерашний день не обещал никакого снега.

— О, Бахус! — воскликнул доктор Фелл после паузы и со стуком опустил кулак на стол. — Отличная работа! Я об этом не подумал. Хэдли, это все меняет!

Петтис расслабился, достал портсигар и открыл его.

— Конечно, вы могли бы заявить, что убийца рассчитывал на снегопад именно потому, что прогноз погоды его не обещал. Но в таком случае именно вы проявили бы изощренность на грани комического. Я бы не заходил так далеко. По-моему, прогноз погоды стал объектом такого же количества несправедливых насмешек, как телефонная служба. Правда, на сей раз они дали маху… но это не имеет значения. Вы мне не верите? Загляните во вчерашние вечерние газеты, и увидите сами.

Хэдли выругался, но тут же усмехнулся.

— Простите, — сказал он. — Я не собирался задевать вас за живое, но рад, что сделал это. Да, похоже, это все меняет. Черт возьми, если убийца намеревался совершить преступление, полагаясь на снег, он, безусловно, отнесся бы к прогнозу с большим вниманием. — Суперинтендент постучал пальцами по столу. — Ладно, мы еще к этому вернемся. Теперь я серьезно спрашиваю: есть ли у вас еще какие-нибудь идеи?

— Боюсь, что нет. Криминалистика больше по части Бернеби, чем по моей. Я лишь случайно запоминаю прогноз, — признался Петтис, бросив взгляд на свою одежду, — чтобы решить, надевать галоши или нет. Привычка!.. Что касается человека, который имитировал мой голос, то зачем впутывать меня? Уверяю вас, я достаточно безобидный старый чудак. Я не подхожу на роль гигантской Немезиды.[27] Единственная причина, которая приходит мне в голову, — то, что только у одного меня из всей нашей группы нет определенной орбиты на субботний вечер, и поэтому мне может быть нелегко доказать свое алиби. А что касается того, кто мог это проделать, то на это способен любой хороший имитатор. Однако кто знал, как именно я обращаюсь к этим людям?

— А что вы скажете о группе в «Уорикской таверне»? Там ведь были и другие, кроме тех, о которых мы слышали, не так ли?

— Да, двое нерегулярных посетителей. Но я не могу представить их в качестве кандидатов. Во-первых, старый Морнингтон, который более пятидесяти лет работает в Британском музее, — у него надтреснутый тенор, который никак не мог сойти за мой голос. Во-вторых, Суэйл, но вчера вечером он рассказывал по радио о жизни муравьев или о чем-то еще, так что должен иметь алиби…

— В котором часу он выступал по радио?

— По-моему, около без четверти десять, хотя я не могу в этом поклясться. Кроме того, никто из них никогда не посещал дом Гримо.

— А случайные посетители паба?

— Ну, кто-то мог слушать нас, сидя у задней стены, хотя никто не участвовал в разговоре. Да, полагаю, это ваша наилучшая нить, правда, уж очень тонкая. — Петтис взял сигарету и защелкнул портсигар. — Нам лучше решить, что это дело рук кого-то неизвестного, иначе мы угодим в зыбучие пески. Бернеби и я были единственными близкими друзьями Гримо, но я его не убивал, а Бернеби в это время играл в карты.

Хэдли внимательно посмотрел на него:

— А он действительно играл в карты?

— Не знаю, — откровенно признался Петтис. — Но держу пари, что это так. Бернеби не дурак. А только редкостный тупица мог совершить убийство в тот единственный вечер, когда его отсутствие в регулярно собирающейся группе наверняка было бы замечено.

Очевидно, это впечатлило суперинтендента сильнее всего того, что Петтис говорил до сих пор. Он продолжал барабанить по столу, хмуря брови. Доктор Фелл был занят своими мыслями. Петтис с любопытством переводил взгляд с одного на другого.

— Если я дал вам пищу для размышлений, джентльмены… — начал он.

— Да-да! — встрепенулся Хэдли. — Вы знаете, что Бернеби написал картину, которую купил доктор Гримо, чтобы защитить себя?

— Защитить себя? Как? От чего?

— Это нам неизвестно. Я надеялся, что вы сможете это объяснить. Кажется, всей его семье присуща склонность к загадочным замечаниям. Кстати, вы что-нибудь знаете о его семье?

Петтис выглядел озадаченным.

— Ну, Розетт очаровательная девушка, хотя я бы не сказал, что у нее склонность к загадочным замечаниям. Совсем наоборот, она чересчур современная, на мой вкус. — Он наморщил лоб. — Жену Гримо я не знал — она давно умерла. Но я не понимаю…

— Не важно. Что вы думаете о Дреймене?

Петтис усмехнулся:

— Старый Хьюберт Дреймен — наименее подозрительная личность из всех, каких я встречал. Он настолько наивен, что некоторые думают, будто за этим кроется дьявольское коварство. Простите, но вы уже вызывали его на ковер? Если да, то мне больше нечего сказать.

— Тогда вернемся к Бернеби. Вы знаете, как он решил написать эту картину, когда это сделал и вообще что-нибудь о ней?

— Думаю, он написал картину год или два назад. Я помню, так как это было самое большое полотно в его студии — он использовал его как ширму или перегородку в случае надобности, переворачивая его изнаночной стороной. Однажды я спросил Бернеби, что там изображено. «Воображаемая концепция того, чего я никогда не видел», — ответил он. Картина имела французское наименование «Dans l'ombre des montagnes du sel»[28] или что-то в этом роде. — Петтис перестал постукивать все еще незажженной сигаретой по портсигару. Его беспокойный пытливый ум заработал вновь. — Теперь я вспомнил. Бернеби добавил: «Вам она не нравится? Картина потрясла Гримо, когда он ее увидел».

— Почему?

— Я не спрашивал. Естественно, я предположил, что это шутка или похвальба — Бернеби смеялся, говоря об этом, и такое как раз в его духе. Но картина так долго валялась в студии, собирая пыль, что меня удивило, когда Гримо в пятницу утром пришел туда и спросил о ней.

Хэдли склонился вперед:

— Значит, вы там были?

— В студии? Да. Я заглянул туда рано — не помню, по какой причине. Гримо явился…

— Расстроенный?

— Н-нет. Скорее возбужденный. — Петтис задумался, искоса поглядывая на Хэдли. — «Где ваша картина с соляными горами, Бернеби? — выпалил Гримо, как пулемет. — Я хочу ее купить. Назовите вашу цену». Бернеби бросил на него странный взгляд, потом приковылял к картине и сказал: «Она ваша, дружище. Если картина вам нужна, забирайте ее». — «Нет, — возразил Гримо. — Я намерен ее использовать и настаиваю на покупке». Когда Бернеби назвал смехотворную цену вроде десяти шиллингов, Гримо с серьезным видом достал чековую книжку и выписал чек на эту сумму, добавив только то, что повесит картину на стене в кабинете. Он отнес покупку вниз, а я вызвал ему такси…

— Картина была завернута? — спросил доктор Фелл так внезапно, что Петтис слегка вздрогнул.

Доктор проявлял к рассказу о картине куда больше интереса и внимания, чем к тому, о чем Петтис говорил ранее. Он склонился вперед, стиснув рукоятку трости. Петтис с любопытством смотрел на него.

— Интересно, почему вы об этом спрашиваете? Я как раз собирался упомянуть о суете, которую устроил Гримо с упаковкой картины. Он попросил бумагу, а Бернеби сказал: «Где, по-вашему, я возьму такой большой лист, чтобы завернуть в него картину? К чему стыдиться ее? Несите ее так, как есть». Но Гримо настоял на том, чтобы спуститься и приобрести несколько ярдов оберточной бумаги из рулона в чьей-то лавке. Похоже, это разозлило Бернеби.

— Не знаете, Гримо отправился с покупкой прямо домой?

— Думаю, он сначала собирался вставить картину в раму, но я не уверен.

Доктор Фелл, что-то проворчав, откинулся на спинку стула и больше не задавал вопросов, несмотря на намеки Петтиса. Хотя Хэдли еще некоторое время продолжал опрос, Рэмпоулу казалось, что ему больше не удалось узнать ничего существенного. На личные темы Петтис говорил весьма сдержанно, но скрывать ему вроде было нечего. В семье и среди друзей Гримо не было никаких трений, кроме антагонизма между Мэнгеном и Бернеби. Последний питал сильную склонность к Розетт Гримо, хотя и был лет на тридцать ее старше. Доктор Гримо ничего не говорил по этому поводу — казалось, он поощряет Бернеби, хотя, насколько мог судить Петтис, не возражал и против Мэнгена.

— Но я думаю, джентльмены, — закончил Петтис, поднявшись, когда Биг-Бен начал бить десять, — вы обнаружите, что это второстепенные детали. Было бы трудно ассоциировать crime passionel[29] с кем-либо из нашей компании. По поводу финансовой стороны дела я тоже мало что могу сообщить. Полагаю, Гримо был очень состоятельным человеком. Его поверенные — Теннант и Уильямс из адвокатской корпорации «Грейс-Инн»… Кстати, не хотите отправиться со мной на ленч в это кошмарное воскресенье? Я уже пятнадцать лет снимаю апартаменты в «Империале» по другую сторону Расселл-сквер. Вы ведете расследование в этом районе, а если доктор Фелл захочет обсудить истории о призраках…