если специально принюхиваться. Чем-то металлическим, родным. Напоминающим запах монеты, если ее потереть в руке и следом понюхать. Он, этот запах, был не навязчив, не резок, едва уловим, и смешивался с прохладной свежестью ночного ветра, пудровой отдушкой салфеток и запахом кожаной куртки с подвыветрившимся на ней парфюмом, который покорил меня с первого нюха.
Мне настолько нравился парфюм Бейрута, что ради того, чтобы ощутить этот аромат чуть ярче, чем могла это сделать на расстоянии, готова была припасть к воротнику его куртки, уткнуться носом и, как хищное животное еж, с жадностью обнюхать его шею вдоль и поперек.
Я наверняка знала, что испытаю кайф с большой буквы, если решусь на столь смелый шаг, который мог бы рассказать Бейруту о многом, и мог бы изменить что-то между им и мной. Но, зная его темперамент и заводимость с пол-оборота, я предпочла не предпринимать никаких безрассудств, а просто посидеть, насильно упокоив руки на коленях, и снова поглядеть перед собой, на дорогу. В ожидании, куда же меня привезут и что случится со мной дальше.
Глава 21
Спустя минут пять от силы, Хаммер вдруг остановился.
Поначалу я не уловила, в чем собственно дело, и почему он встал посреди дороги. Первое что пришло на ум — человек дорогу переходил. Но нет. Дорога была малосодержательна и не радужна — точь-в-точь прям как мой кошелек и шансы проснуться дома, в своей постельке.
— Я тебе это припомню. Шакал. — процедил Косорот, высаживаясь из Хаммера.
— Эй ты, Бивень! Далеко собрался? — прогремел Бейрут, взявшись за ручку двери с готовностью рвануть вслед за ним.
— Отлить он пошел. Отлить. Угомонись, Бейрут. — мягко, но хлестко приказал ему боров в малиновом пиджаке, который по всей вероятности являлся главарем банды. — Остынь. Хватит на него кидаться. Нельзя так с близкими.
С близкими???
От словца главаря даже меня передернуло.
Вот это загнул…
Какой же он ему близкий то? Похожи как свинья на ежа.
Скрипя зубами, Бейруту пришлось исполнить приказ главаря.
Он конечно остался, однако опустил стекло, высунулся из окна почти целиком и не сводил с Косорота пристального, взаимно мстительного взгляда.
Как любила говорить моя школьная училка — тело есть. И тело Бейрута действительно присутствовало в салоне Хаммера. А вот бурными мыслями он был ровно там же, где и Косорот.
Косорот, весь из себя набыченный, корявый, сгорбленный, поджарый, долговязый и в целом омерзительный субъект, проигнорировал провокации неуемного выскочки Бейрута, и второпях направился в темную подворотню. Судя по говорящему жесту «средний палец вверх», что Косорот бросил напоследок, возвращаться он не планировал.
Взбесившись из-за выходки ссученного Косорота, которая шла вразрез с его «понятиями» о чести, Бейрут не стерпел.
— Э-э, бля! Погодь! Мы не договорили!
Резко распахнув дверь, Бейрут загорелся идеей догнать Косорота и накостылять ему по первое число.
Вспыльчивому и долго отходчивому Бейруту не терпелось продолжать кровавые разборки там, где никто этих двух не остановит, и где никто не помешает им добить друг друга. Само собой, он был настолько зол, что с легкостью ослушался бы приказа главаря. Но главарь не позволил ему этого сделать и резко дал по газам, стоило Бейруту высунуть ногу наружу.
— Останови! Дай мне выйти! — накричал на него Бейрут, не оставляя попыток высадиться на полном ходу.
— Хватит, я сказал. Осади свой пыл.
— Но… он же нарывается! Ты сам это видел! — рыкнул Бейрут, не желая пускать все на самотек, но и не в силах противостоять воле главаря.
— Не обращай внимания. Остынь, тебе говорят. С тобой дама вообще-то.
Ох! Хоть кто-то здесь задумывается о манерах…
— Как же не обращай. Не обратишь тут. Уродец, блядь… — пробухтел Бейрут и, с психу захлопнув дверь, снова закурил.
Ах да, у него же нервы ни к черту. Потому и смалит одну за одной.
Очень много курит Бейрут.
Очень много нервничает Бейрут…
Спустя пару кварталов пути, сошел и «цыган».
Дальше мы поехали втроем.
— Зачем тебе этот головняк с Саней? Зачем пытаться что-либо доказывать, если он не догоняет? — продолжал убеждать главарь, который и приказал тем двум прогуляться, чтобы уши не грели и дали им спокойно перетереть о наболевшем. — Оставь его, пусть идёт своей дорогой. Ты ведь знаешь, где наш Саня побывал и через что прошел.
— Знаю. — нехотя отозвался Бейрут, упрямо отстаивая свою, непреклонную точку зрения, отличную от позиции главаря. — Но это его не оправдывает.
— Да, не оправдывает. Но он уже не тот Саня, кого ты знал. Он вернулся другим. Совершенно другим, Бейрут. В силу психического расстройства он не способен себя контролировать. У него нет тормозов. Особенно, в некоторых вещах.
— Вот именно, Мишка! — без устали доказывал ему Бейрут. — Он на мою бабу позарился. На мою! При мне, рядом сидящем! И что я должен был сделать? Позволить ему лапать ее? Или может свечку подержать, блядь?
— Нет конечно. Но дурканулся ты. Согласись, Бейрут. Не прав здесь ты. Можно было объяснить мягче. На словах.
— Он не понимает слов. Только силу понимает. — с завидным упорством спорил с ним Бейрут, не желая признавать свою неправоту.
Я сидела смирно, молча слушала их спор и мысленно поддерживала Бейрута, подписываясь под каждым его словом.
Я тоже не разделяла мнения главаря, всерьез считая, что Бейрут поступил благородно, защитив меня от нападок и домогательств того садиста, который еще и страдает психическими расстройствами.
С запозданием, но все же допетрив, что Бейрут так и останется стоять на своем, чтобы ему не говорили, главарь Мишка сменил тему.
— Ладно. Забили. Удачный улов. — похвалил он Бейрута, под «уловом» имея в виду меня. — К моей бабуле ее повезешь?
Я поймала себя на мысли, что как в воду глядела, ведь этот выхоленный хряк, которого Бейрут назвал Мишкой, и есть бабушкин внучок.
Водитель Мишка — мягкий, как мишка. Но при этом главарь банды отморозков. И называет девушек уловом.
Это все ладно. Бог ему судья.
Да вот только зачем мне к его бабуле?
Складывалось нерадостное впечатление, что всех, по каким-то причинам похищенных девушек, так сказать отловленных, свозили к бабуле главаря. И что делали с ними после? Зачем бабуле понадобились похищенные девушки?
Что за продуманная схема наличествовала в преступных буднях банды Мишки — бабушкиного внука, на самом деле, я не знала и даже не догадывалась. Но моя бурная фантазия уже обрисовала бабулю главаря чуть ли не Адольфом в фартуке из латекса, с плеткой в руке, в сапогах со шпорами, которая содержит пленниц в подвале особняка и каждое утро начинает с того, что отрывается