Наконец Джессика решила вылить ведро с помоями. Выйдя на улицу, она немного постояла на опушке леса. Какое это счастье: вдохнуть холодный ночной воздух!
Но тут чья-то рука обняла ее за талию, а широкая ладонь закрыла рот.
— Не шевелись и не шуми.
Она тотчас узнала этот акцент!
Джессика покачала головой и попыталась вырваться.
— Я уберу ладонь, если не закричишь. И не дай тебе Бог привлечь внимание английских солдат!
Джессике вовсе не хотелось поддаваться на шантаж, но она уже начала задыхаться. Поэтому пришлось кивнуть.
Он убрал руку и одним рывком повернул ее так, что спина оказалась прижатой к дереву. Одна его нога надежно придавила ее бедра, рука пригвоздила ее волосы к стволу.
— Что тебе надо? — охнула она, глядя в его глаза под маской. — Почему ты здесь? Что опять наделали англичане?
— Я пришел, чтобы увидеть тебя, — ответил Мститель, прижимаясь к ней всем телом. Свободная рука легла на ее талию, пальцы ласкали ее ребра. — Я слежу за тобой, Джесси. Ты у меня из головы не выходишь.
— Зато мне нет дела до тебя! — прошипела она, безуспешно стараясь отодвинуться.
Он наклонил голову и поцеловал ее шею, чуть ниже уха.
— Неужели совсем нет дела? Не помнишь тот вечер, когда мы лежали под кустами ежевики?
— Не помню, — солгала она, все теснее вжимаясь в дерево, когда теплые губы стали ласкать ее шею. Длинные пальцы скользнули вниз, под шарф, прикрывавший низкий квадратный вырез платья.
— Новое платье, вместо того, которое я порвал? — спросил он, нежно сжимая округлые мягкие вершинки ее грудей.
— Д-да, — хрипло выдавила она, когда его рука стала массировать ее затылок.
— Где ты его взяла?
— Александр, — прошептала Джессика. Его губы опускались все ниже, но, услышав это имя, он мгновенно вскинул голову.
— Я видел вас двоих в темноте. Кто он для тебя?
— Мой друг.
— Обними меня, Джессика, — тихо приказал он.
У Джессики не хватило сил ослушаться. Она, как во сне, подняла руки и обвила его шею. Теперь, когда больше не было нужды прижимать ее к дереву, он привлек ее к своему горячему, жесткому телу. Она тяжело задышала.
— Ты — моя, Джессика, — прошептал он. — Моя.
Она ощутила шелк его маски, ласкающий ее кожу как раз над губами. Ей так хотелось его поцелуев… прикосновения его губ… но он не пожелал уделить ей даже этого.
— Я не принадлежу ни одному мужчине, — едва выговорила она. Но он схватил ее за волосы, откинул голову и завладел губами.
Несмотря на всю свою решимость не поддаваться, Джессика ответила на поцелуй. Этот человек не имел права дотрагиваться до нее, не смел утверждать, что она принадлежит ему, но стоило ощутить прикосновение его губ, как она совершенно потеряла голову и уже не знала, что хорошо и что плохо. Только крепче обнимала его, а когда он вновь притянул ее к себе, словно в беспамятстве прильнула к мужскому телу, желая раствориться в нем.
— Джесси… — пробормотал он между поцелуями. — Я не могу видеть тебя с другими мужчинами.
— Кто ты? — шепнула она. — Скажи. Я сохраню тайну.
— Нет, дорогая. Я не стану рисковать твоей жизнью.
Она попыталась оттолкнуть его, но он не сдвинулся с места.
— Ты не можешь и дальше появляться в моей жизни, издеваться надо мной, прижимать к деревьям, лапать в кустах ежевики и ожидать, что я… я… Чего ты от меня ожидаешь? Не знаю, кто ты, и знать не хочу. Уходи и больше не возвращайся. Англичане обязательно поймают тебя и повесят на месте.
— А ты сильно расстроишься?
Она с отчаянной силой сцепила руки на его шее, прижалась щекой к шелку рубашки, слушая частый стук мужского сердца.
— Какое мне дело? — солгала она. — Мне даже неизвестно, кто ты. Лучше обрати внимание на другую женщину.
Он приподнял ее подбородок и легко дотронулся губами до губ.
— Ты правду сказала? Я пришел сюда, только чтобы тебя увидеть. Я знаю, что ты прячешься, потому что помогла мне. Хотел поблагодарить тебя.
— Ты унизил меня перед всеми, и теперь весь город надо мной смеется!
Эти губы искусной лепки раздвинулись в улыбке, медленной, таинственной, понимающей.
— Разве поцелуй — это унижение, а не награда?
Его зубы игриво поймали ее нижнюю губу, кончик языка обвел контуры рта.
— Несмотря на опасность, я не смог не поцеловать тебя в тот день. Не остановись я тогда, твоя помощь не понадобилась бы.
— В таком случае мог бы не задерживаться! Рисковать быть повешенным лишь для того, чтобы поцеловать девушку…
В ответ он осыпал ее поцелуями, короткими, быстрыми, почему-то куда более интимными, чем тот, страстный и продолжительный.
— Это смотря какая девушка.
— Джессика! — окликнула Элинор.
Джесс машинально вцепилась в Мстителя, а поскольку в этот момент оглянулась, то и не заметила его улыбки.
— Ты должен идти.
Он сжал ладонями ее лицо.
— Обещай, что больше не станешь вмешиваться в мои дела. Я не вынесу, если тебя снова арестуют. Не рискуй ради меня своей прелестной шейкой! Если меня повесят, я предпочитаю висеть в одиночку.
Ее руки скользнули вниз и погладили его шею. Она чувствовала его настороженность: очевидно, он опасался, что она попытается снять с него маску. Но она вовсе не собиралась разоблачать его и только хотела гладить эту шею, такую теплую и живую. Как ей ненавистна мысль о веревке, обвившейся вокруг нее!
— Джессика! — снова позвала Элинор, на этот раз громче.
— Иди, — прошептала Джесс. — Иди, пока тебя не увидели.
Он снова улыбнулся, наскоро поцеловал ее и исчез. Джессика постояла еще немного, тоскуя по его теплу. Здравый смысл твердил, что ей стоило бы радоваться его уходу, но упрямое тело не желало слушаться.
Она поправила шарф и как раз приглаживала волосы, когда появилась Элинор.
— Где ты была? — рассердилась она.
— Здесь, рядом, — мечтательно протянула Джесс.
Весь вечер она где-то витала мыслями и почти не обращала внимания на родных. Как может человек, которого она даже не знает, что-то значить для нее? Но Мститель вел себя так, словно она ему небезразлична.
Он, разумеется, ничего для нее не значит! И вовсе нет никаких причин думать о нем лишь потому, что он храбрее сотни мужчин, вместе взятых, что рисковал жизнью, чтобы помочь другим, потому что целовал ее, пока она не задохнулась, и выбрал ее из всех женщин Уорбрука…
— Джессика! — наставительно воскликнула Элинор. — Если ты не станешь есть репу, отдай ее тому, кто не так разборчив.
— Да, — промямлила Джесс, — я ем.
Но она не притронулась к репе, и Нат отдал ее тарелку Молли и Саре. Джессика ничего не заметила.