– Ну, вот такая ты ворона и есть. Ладно, к соседке схожу. Буду изо всех сил тебя теперь компрометировать. А сама потому что виновата!
– Ой, да это ради бога… Родька, но как же это… С Иркой-то твоей как нехорошо получилось… Да и с тобой тоже… Огорошил – я даже в себя не могу прийти!
– Да ладно, не тарахти. Справимся. Подумаешь, сиделкой немного побуду. Или нет, не сиделкой. Сидельцем. Так вернее будет. Все, пока, некогда мне. Труба зовет! Вернее, Светлана Ивановна! Ну, не поминай лихом, Шатрова! Пошел!
– Родька, ты продержись немного, ладно? Я завтра же постараюсь обратно выехать! Ты слышишь меня, Родька?
Конечно, он ее уже не слышал. Из трубки вовсю неслись короткие гудки отбоя, а она все кричала, посылая в пятачок скверика свое выраженное бесполезными словами отчаяние, пока не услышала над головой знакомый голос:
– Инга! Это ты, что ли? Ты что здесь сидишь? А я иду домой, слышу голос знакомый… А это и впрямь ты! Здравствуй, сестренка!
– Ой, Верочка! Здравствуй, моя родная! – подскочила навстречу сестре со скамейки Инга. Они обнялись коротко и сдержанно, клюнули друг друга в щеки торопливыми поцелуями. Отстранившись, Инга спросила озабоченно: – Ой, а я что, на всю улицу орала, да? Раз ты с дороги услышала…
– Ну да! А кто это – Родька? Новый твой кавалер, что ли?
– Ой, да какой кавалер… Так с ним неловко все получилось, знаешь! Свекровка моя сиделку прогнала, вот ему и пришлось… Некому больше. Мне бы как-то уехать побыстрее, Верочка! Сама же понимаешь – проблемы у меня…
– Господи, Инга! Да ты еще до отчего дома дойти не успела, а уже об отъезде говоришь! Совесть у тебя есть?
– Не знаю, Верочка… Где-то есть, наверное. Да ты не сердись! Пойдем домой, по дороге мне все расскажешь. Что случилось-то? Откуда вдруг спешка такая? Папа болен, да?
– Он уже давно болен, Инга. Три года уже как болен. Рак у него.
– Что?! Что ты говоришь, Верочка! Не может быть! Но как же… А почему ты раньше…
– А он не велел вам говорить. Ни тебе, ни Наде. И прав был, наверное. Что бы это изменило?
– Ну как это что… Мы бы хоть знали… А так… Боже мой, Вера! Ну почему, почему мы все такие? Какая разница, изменило бы, не изменило… Почему мы не позволяем друг другу себя любить по-настоящему? Жалеть по-настоящему?
– Наш отец никогда не нуждался в жалости, Инга. Ты же знаешь.
– А в любви? Тоже не нуждался? В нашей, в дочерней?
– Не знаю. По крайней мере, не тебе об этом рассуждать. Ты всегда к отцу легкомысленно относилась, не помнишь разве? Никогда с ним не считалась! Помнишь, как после школы из дома сбежала? Знаешь, как он тогда переживал? Господи, да если б со мной отец так возился… Или с Надей… А ты… Странная ты у нас все-таки…
– Вера, но подожди! Я же год назад приезжала, с отцом все нормально было! А ты говоришь, три года уже!
– Да. Год назад все еще было относительно нормально. У него ремиссия была после химиотерапии. А теперь уже все. Теперь самое страшное начнется.
– Что – страшное?
– Медленное умирание, вот что! – резко повернула к ней голову Вера и тут же задрожала губами, затряслась в немом плаче.
Инга остановилась, бросила сумку на землю, крепко обхватила ее за шею, прижалась всем телом. Потом заплакала испуганно и совсем по-детски, коротко всхлипывая и вжимая лицо в пухлое сестринское плечо. Вера попыталась было оторвать ее от себя, но сдалась быстро, уступила, обмякла жалостливо, начала поглаживать по спине, по голове, приговаривать ласково-снисходительно:
– Ну чего ты, дурочка… Испугалась, да? Ну ладно, успокойся… А я тоже – хороша… Вывалила на тебя все сразу и продыху не дала. Сама-то уж попривыкла к этому горю, смирилась как-то…
– Вера, а он… Он что, уже не встает, да? Он… Ему очень больно, да, Вера? – сквозь рыдания с трудом проговорила Инга. – Ты мне только всю правду скажи, Вер…
– Ну почему не встает? Встает пока. Из последних сил держится. К нему Иван Савельич каждый день приходит, наблюдает. Ты помнишь Ивана Савельича-то?
– Помню… Помню, конечно. Наш семейный доктор был. Он ведь совсем старенький уже?
– Ну да… Старенький, конечно. Зато огурцом крепким держится. Выручает меня. Я на работу ухожу, а он приходит, три раза в день уколы отцу делает. А вот дальше что будет – ума не приложу. Отец когда совсем сляжет, мне увольняться придется. Денег на сиделку у меня все равно нет. Да и не хочу я чужого человека к нему подпускать! Сама все сделаю. И вам с Надей придется мне помогать. Уж не знаю как. Хотя бы материально, что ли…
– Да, конечно, конечно, Верочка! Конечно, мы будем помогать!
– Хотя какая уж с тебя помощь, Инга… – грустно вздохнула Вера, оторвав ее от себя и утерев лицо крупной пухлой ладонью. – Чем ты помочь можешь? Ни приехать, ни денег толком послать… Даже мужа около себя удержать не смогла! А мне, ты знаешь, Толик твой всегда нравился! Простой такой, понятный. Хороший парень. И любил тебя по-настоящему. А ты все морду от него воротила. Больно гордая.
– Так не любила я его, Верочка…
– Ой, нашла проблему! Посмотрите-ка на нее – не любила она! Не любила, так полюбить надо было! Делов-то! Что, так трудно было?
– Трудно…
– До сих пор по Севке своему страдаешь, что ли?
– Ага, Верочка, страдаю. Глупо, правда?
– Глупо, конечно! Да ладно, твои дела. Живи, как хочешь. Придумывай себе страдания. Они, придуманные-то, гораздо легче переносятся. А вот настоящие… Когда у тебя на глазах изо дня в день самое страшное происходит…
– Вер, ну не плачь… Ну мне же тоже папу жалко… Это же другое совсем…
– Ладно, Инга, прости. Это я так, с отчаяния, – легко тронула ее за плечо Вера. – Просто варюсь тут в собственном соку, даже поворчать не на кого… А с тобой мы давай так договоримся – я тебе ничего не рассказывала. Ладно? И слезы утри, а то папа догадается. Хоть и разрешил он уже вам с Надей все как есть рассказать, но ты притворись, что не знаешь будто. И улыбайся ему побольше, и радуйся встрече… Поняла?
– Поняла, Верочка… А… Надя когда приедет?
– Ночью, скорее всего. Сказала – встречать не надо, такси возьмет от вокзала. Слушай, Инга, а что у вас там произошло такое? Мне кажется, что обижается она на тебя сильно. А толком ничего не рассказывает. Чем ты ее успела обидеть? И когда? Вроде вы и не роднитесь с ней особенно, и в гости друг к другу не ездите…
– Да я не хотела, Верочка. Честное слово, не хотела я ее обижать. Само собой как-то все получилось. И впрямь обидела сильно.
– Ну, беда с тобой… Несуразная ты у нас какая-то. Куда ни сунься, все у тебя не так… Будто и не из семьи. За что только отец тебя больше всех любит…