— Ну что, дать тебе последний шанс на свободу?
Григорий хмыкнул. Аня встала, взяла самую легкую сумку.
— Не надейся, я поеду с тобой.
В самолете Анна сидела бледная, зажмурившись, вжавшись в сиденье. Григорий пил пиво и читал «Спид-Инфо».
Следующий аэропорт в областном городе за Уралом, был поменьше, и здесь весна почти не чувствовалась, было много снега. Высокие окна аэропорта кристальной чистотой не радовали, в ресторане ассортимент предлагаемых блюд был попроще, официантки потолще, зато цены ниже. Но Ане было не до еды.
В самолете местной линии Аня тихо раскачивалась на сиденье и старалась глубже дышать. Гриша пил пиво и читал следующий номер «Спид-Инфо».
В маленьком городишке Григорий пронес Аню на руках через летное поле в раскисшем снеге к военному вертолету. За ним строем шли четыре сержанта, неся чемоданы и сумки.
В вертолете читать было невозможно. Гриша смотрел в окно. Аня, свернувшись в кресле в утробную позу, тихо ныла, сдерживая рвоту. Рядом травили анекдоты веселящиеся сержанты.
На нужную точку прибыли через час.
Двое суток мела метель, и сесть вертолет не смог, пришлось зависнуть в полутора метрах над землей. Высадка проходила так, что запомнилась Анне на всю жизнь. Первым в мягкий сугроб прыгнул старший лейтенант, за ним два сержанта.
Они встали под вертолетом и, завязав тесемки зимних шапок, вытянули руки вверх. Аня не понимала для чего, но тут Григорий потащил ее к люку. Аня рефлекторно цеплялась за стенки, но Григорий безжалостно скинул ее вниз, на руки бойцам.
Снег Анне был ровно по пояс. Пурга, поднятая вертолетным пропеллером, облепила лицо, и это помогло прийти в себя.
Аэропорта как такового не было. Белая тундра ночью. Изогнутые, неожиданные контуры теней от качающихся прожекторов и фонарей. На площадке казарменные постройки и два вездехода.
В один из вездеходов перенесли Аню, побросали сверху чемоданы и сумки. Клацнул люк, закрылись двери, и гусеницы вездехода, безжалостно приминая снег, повезли Аню к новому дому.
Еще двадцать минут, и Аню сбросили на кровать в полутемной комнате, сняли обувь, накрыли одеялом. Где, кто и какого пола были говорящие и ухаживающие, Аня не понимала, да и не старалась этого делать.
На следующее утро она разглядела в сером рассвете небольшого окна комнату, диван со спящим новоявленным мужем, старый шкаф, огромный новый телевизор и плакат над своей кроватью. На плакате улыбчивая мулатка в купальных трусиках призывала летать на самолетах Малайзии. В одной руке у девушки был коктейль с зонтиком, а в другой она держала здоровенный «Боинг».
Аня содрала плакат, а повернувшемуся на шелест бумаги Григорию объяснила, что как минимум месяц не сможет видеть без тошноты самолеты и вертолеты даже в размере спичечной этикетки.
Позавтракать не смогла. Григорий поил ее чаем и разговаривал с беспрерывно приходящими людьми. По случаю выходного приходящих было особенно много. Гости, сняв валенки и тулупы, сидели за столом, пили водку, вино, некоторые даже чай и с любопытством косились на кровать.
На следующий день Григорий поцеловал Аню в щеку и уехал на работу в Зону, которая была в трех километрах от жилого поселка. Название Зоны и поселка оптимизмом не отличались — Топь.
Через день Анна стала чувствовать себя намного лучше, через неделю совсем хорошо, а через месяц поняла, что делать в поселке ей абсолютно нечего. Целый день муж был на работе в Зоне. Приезжал сытый и пьяный.
В редкие, не чаще одного дня в две недели, выходные они ходили в гости. Если оставались дома, то заказывали завтрак, обед и ужин из офицерской столовой. Еда была на редкость вкусной.
Заведующей столовой работала Танечка, которую заслуженно звали Толстопопиком. Это была выдающаяся во всех отношениях часть ее тела и имиджа.
Таня Толстопопик делала все, чтобы угодить посетителям. Тома мировой кулинарии изучались всем коллективом столовой и реализовывались на кухне. Достаток людей, работающих в Зоне и проживающих в поселке, был раз в двадцать выше, чем в среднем по стране, и на цену блюда мало кто обращал внимание.
Стирать Анне тоже не приходилось. В доме, который им был выделен в соответствии с должностью мужа, в ванной стояла безотказная «Занусси», которая стирала все, от тюля до половиков. Обмундирование мужа списывалось раз в месяц, нижнее белье и носки утилизировались после каждого посещения Зоны, то есть ежедневно.
Стыдно было признаться, но Анна еще ни разу не спала с Григорием. Муж ночевал на отдельном диване в гостиной. Сама напрашиваться Анна не умела, а его к ней как к женщине пока не тянуло. Анна подозревала о загулах Григория в Москве. «Разгрузок» могло хватить еще месяца на три. Отношения были больше родственными, чем амурными.
И Анна заскучала. Однажды, возвращаясь из столовой с порцией обеда, она заметила, что перед домами проклюнулась трава, а с кустов роз сняли черный рубероид. В Анне проснулась привычка городской девочки — весна звала завести свои шесть соток и сажать картошку с укропом. Как это делать, она представляла смутно, на подмосковной даче огородным процессом руководила мама.
Не зная, с кем посоветоваться, Аня зашла в офицерскую столовую, жаркий кабинет Тани Толстопопика располагался через стенку от кухни. Таня внимательно выслушала Анну, посочувствовала.
— Да, с работой у нас напряженка… Знаешь, Анечка, если тебе приспичило начинать сельхозработы, то возьми на складе у моего Яши семена и сходи в библиотеку, к Аринай. Аринай моя подруга с детства и жена Саши Сытина, заместителя твоего Гриши.
— А, да. — Аня вспомнила Аринай. Та была похожа на тундрового божка с загадочными глазами. — Сейчас и пойду.
В библиотеке, похожей на все библиотеки разом, сидя за столом абонемента перед включенным телевизором, дремала Аринай. Ее муж, майор Александр Сытин, будучи еще лейтенантом, нашел жену в якутском поселке, куда заехал к армейскому другу на пару дней. Задержался на неделю — и вернулся в Зону с женой.
Анна встала напротив библиотекарши.
— Здравствуйте, мне нужна книжка по садоводству или по цветоводству. Что-то в этом духе. У вас есть?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});