одиннадцатого класса, которую не знал никто из начальных классов. Она стала тенью. А может была ней и раньше.
— Почему ты тогда ушла? — она посмотрела на меня своими большими детскими зелёными глазами. — Точнее, убежала?
— Ох, Таня, — я вздохнула, вытерев об колени мокрые ладони, — тебе лучше этого не знать.
— Ты выглядишь такой смелой, а тут… просто сбежала.
Я удивилась её мыслям.
— От кого ты прячешься? — вдруг выдала она.
— Что? — я растерянно повернулась в ее сторону, не совсем понимая, к чему она клонила.
— От кого ты прячешься? — повторила Таня.
— Я? — я тыкнула пальцем себе в грудь. — Ни от кого.
Девочка с прищуром посмотрела на меня. Её следующие слова поразили меня:
— Кого ты боишься?
Я повернулась и посмотрела на лицо Тани. Казалось, я разговаривала не с маленькой девочкой, которая на восемь лет меня моложе, а с профессиональным психологом.
— Что ты такое говоришь! — я засмеялась, прочувствовав этот фальшивый смех даже в кончиках пальцев.
— Ясно.
Это весь ответ?
— Понятно, почему ты строишь из себя смелую, — Таня улыбнулась.
— Что ты имеешь в виду?
— Я проверяла тебя, и ты не прошла проверку, — девочка спрыгнула с подоконника, попрыгав на месте.
— Зачем? — я смотрела на неё, максимально подняв левую бровь.
— Мой папа научил меня этому. И мне просто захотелось проверить, работает ли это, — Она положила локти на подоконник и наклонила голову, чтобы посмотреть на меня — сидящую в ступоре.
— У тебя хотя бы есть отец, — я глядела в пустоту перед собой, но, проморгавшись, взглянула на свою маленькую подругу. — И как ты именно поняла, что оно работает?
— Ты теряешь контроль над своими эмоциями. Язык тела, голос, интонация, жесты, вгляд — все это выдает тебя, и никакое самообладание не поможет, — парировала девочка.
— Ты очень даже умная, — утвердила я.
— Да, но толку от этого, если ты все равно не скажешь мне, кого боишься, — вздохнула она.
— Ты права.
***
Возможно, никакой тусовки в честь нового учебного года и не будет. Но вот если все таки да, то какова вероятность того, что я захочу туда пойти. Она равна трем процентам к девяносто семи. Думаю, объяснять, что к чему, не нужно.
— Как считаешь, они будут что-нибудь устраивать? — спросила я у Демьяна, наклонившись к его уху. Он записал термин в тетради и ответил:
— Думаю, да.
— А как считаешь, сколько человек там будет? — снова спросила я. В отличие от тетради Демьяна, у меня была записана только тема урока — «Закономерности изменчивости».
— Не знаю, я проведу весь день дома.
Я вспомнила слова в письме.
«Я, например, проведу весь день дома.»
— А.
— А ты как считаешь, стоит записывать дальше тему и то, что говорит учитель? — улыбнулся Демьян, глядя в мою тетрадь. Я нарисовала улыбку в углу страницы.
«Он заставляет тебя улыбаться» — сказал внутренний голос.
— Я не знаю, пригласят ли меня туда, — сказала я, взяв фломастер, — если да, то не знаю, идти или нет, — я начала раскрашивать отверстия, сделанные учениками в парте, в зелёный цвет. Демьян подсмотрел за моим занятием. Очевидно, его не устраивало то, что я не слушаю учителя — Светлана Алексеевна, шестидесятилетняя женщина, ворчливо объясняла нам тему, которую особо никто не понимал благодаря тому, что она очень много говорила умных слов, которые обычным среднестатистическим школьникам не были известны.
— Когда последний раз ты была на вечеринке? — Демьян попробовал это слово, новое для употребления. Для него было не свойственно ходить по домам и распивать пиво. И вообще ходить куда-то.
— Два года назад, может больше…
— У тебя все события и важные моменты в жизни обрываются два года назад. Может, стоит продолжить писать историю? — я сначала не поняла, причем тут история, но потом до меня дошел смысл его слов.
— Возобновить работу? — предположила я.
— Именно! — шепнул Демьян, забрав у меня фломастер, которым я агрессивно красила уже парту.
— Хм, — я задумалась, оглядев своё творение. Потом достала салфетки и стерла его. — Да. Ты прав. Нужно продолжить писать.
— Ты добилась от себя же решения, теперь можешь начать писать уже биологию? — посмеялся Демьян, положив фломастер мне в пенал.
— Думаю, да, — передразнила я его.
Логичным было то, что я привыкла к Демьяну. Потеряла интерес, понравился другой и ещё много синонимов. А может он был просто очередным отвлечением, которое со временем, как тому и дано, прошло. Возможно.
— Как думаешь… — начала снова я.
Демьян со свистом втянул воздух и поджал губы, когда я обвела текстовыделителем термин у него в тетради. У него был аккуратный почерк с ровными по ширине буквами. Одним словом — идеальный. Но не тот, обладатель которого пишет мне письма каждый день. Он мог изменять его. Но только если бы знал, кому пишет. А другая грань монета гласит о том, что это точно не он. Ведь он не слушает музыку даже на перемене. А тот, кто пишет мне, слушал. А может и нет. Замкнутый круг какой-то получается.
— Пожалуйста, пиши.
И я писала. Писала все оставшееся время после урока, изредка рисуя карандашом нотки на полях. А потом прозвенел звонок, и я опять вернулась в реальность. Серую, злую, ожидающую меня реальность. И только сейчас я заметила, что Вики на уроке не было. Странным было не заметить ее. Но почему-то мне это удалось. Именно после того, как она разговаривала в женской раздевалке с Кириллом, и он в конце их беседы, если ее можно таковой назвать, был не очень-то добр. И ещё дело в том, что их обоих не было видно всю перемену после физкультуры и урок биологии. Так как я спокойно в это время разговаривала с Таней.
— Чего стоишь в проходе? — я услышала голос у себя над головой. И поняла, что стояла у двери, мешая зайти ученикам. А вот обладатель голоса меня удивил — Кирилл был зол.
— Что? — переспросила я.
— Надо было слушать, — огрызнулся он.
Я насупилась, но мне пришлось отойти в сторону, освобождая проход.
— Мог быть и повежливее, необязательно психовать на меня, — пробурчала я себе под нос.
— Ты что-то сказала? — Кирилл повернулся, удостоив меня осаждающим взглядом.
— Надо было слушать, — я специально наигранно улыбнулась ему.
И с гордым видом вышла из класса.
Около кабинета истории скопилась куча людей из 11 «А». Они что-то очень подробно обсуждали. И, судя по всему, это были выходные. Я подошла к ним так, чтобы мне тоже было слышно, о чем они говорили.
— Во сколько всех собирать будем? — спросил Соколов. Обычно у него дома собирались все