Урс вынул нож, опустил на землю корзину, крякнул и, пригнувшись, полез во влажные объятия кустарника. Берт посмотрел на хозяина, демонстративно отряхнулся и уселся возле корзины – ждать и охранять имущество…
Вигора разбудило острое неуютное чувство.
Он выполз из-под одеяла, подошел к окну и выглянул на улицу.
Было туманно. Белые полосы ползли от реки, лентами стелились по земле, змеились, огибая препятствия.
Вигор вздохнул, прикрыл глаза, замер на мгновение. Поднял к лицу руку. Оттопырил короткую культю. Выдохнул, открыл глаза.
Правую ладонь окутывало искрящееся голубое свечение. И словно полупрозрачная сияющая перчатка висела в воздухе перед его лицом, там где должна была быть кисть левой руки. Отсутствующая кисть.
Колдун погасил призрачное свечение и стал одеваться.
Холодный туман наползал на деревню.
Неуютное чувство не уходило.
Урс брел по лесу, повесив на сгиб локтя тяжелую корзину, почти уже полную. Где-то далеко в стороне похрустывали порой ветки, ломаясь под лапами Берта.
Грибов после прошедших дождей наросло много. Их и искать-то не надо было – садись на корточки и собирай вокруг, срезай коротким ножиком толстые ножки, высматривай дальше торчащие из травы шляпки, выбирай что получше, и складывай, убирай в корзину. Добыча, а не охота…
Урс неспешно шел по светлому березняку, ступал по шуршащим золотым листьям, по мягкой лесной почве. Он брел бесцельно, куда глаза глядят, куда ноги несут. Полной грудью вдыхал влажную свежесть, поминутно останавливался, задирал голову и смотрел сквозь изрядно поредевшую листву на голубые полыньи неба, на едва заметный трепет тонких ветвей. Ему было уже не до грибов, он просто любовался осенней природой, шел и шел…
Лес постепенно мрачнел. Все больше стало попадаться беспокойно шепчущих осин, кряжистых дубов, разлапистых елей, все реже мелькали среди темных стволов белые росчерки берез. И землю уже устилало не светящееся золото, а кроваво-алые и бурые листья, серая опавшая хвоя и неопределенного грязного цвета мох.
Урс остановился.
Внезапно стало темно. Пахнуло холодом, хотя ветра не было. Все замерло неподвижно, затихло. Притупились, исчезли звуки. Потускнели краски.
Урс огляделся. От его хорошего настроения не осталось и следа. Он почувствовал себя неуютно, льдистые мурашки побежали по спине.
Дом далеко. Кругом лес. Дикий, нехоженый.
Здесь водятся не только кабаны.
И Берт куда-то запропастился…
Из-за сомкнувшихся деревьев потянуло сыростью.
Надо возвращаться в деревню…
Небо исчезло. Над деревьями зависла невесть откуда взявшаяся серая пелена. Волокна тумана заструились по земле, потянулись щупальцами, обвивая стволы.
– Берт! Сюда! Ко мне! Домой! Идем домой! – прокричал Урс, но голоса не было, гулкие неразборчивые звуки вязли в сгущающемся тумане. Мокрое слепое облако поднялось уже до колен.
Еще минута, и он утонет.
Урс свистнул – вышло змеиное шипение. Он развернулся в ту сторону, где должна была быть деревня и пошел торопливо, то и дело запинаясь об невидимые коряги. Туман, взбудораженный движением, клубился и завивался седыми локонами, отмечая путь, пройденный человеком.
А потом, в одно мгновение все исчезло. Мир превратился в бесконечное непроницаемое облако.
Ослепший Урс наткнулся руками на толстый шершавый ствол – должно быть дуб – и прижался к нему спиной. Поставил на землю корзину. Вспомнились слова Вигора: «…эти твари приходят с туманом, они скрываются в нем, появляются оттуда…», и он выставил перед собой правую руку с зажатым в кулаке ножом. Слишком маленьким, чтобы являться серьезным оружием.
Рядом что-то жалобно заскулило, тесно прижалось к ноге. Урс опустил свободную руку, и его пальцы зарылись в густую мокрую шерсть – Берт! Пес лизнул ладонь хозяина и снова заскулил, жалуясь на собственную беспомощность и растерянность.
– Ничего, – произнес Урс, не слыша своего голоса, – выберемся… выберемся… выберемся… – повторял он беззвучно, словно заклинание и не мог понять, не мог вспомнить, что означает это странное слово.
Он закрыл глаза.
Меч остался дома.
С ним только нож. И Берт.
Он слеп. Беспомощен.
Стар…
Но ведь еще недавно…
Дыхание… Легкость… Восприятие… Абсолютное видение…
И не надо глаз…
Только дыхание. Расслабление…
Он успокоился. Отрешился.
И вновь оказался вне своего тела. Завис над ним, привязанный незримой пуповиной. Он видел себя со стороны, видел не глазами, да и не видел вовсе, а ощущал, чувствовал, верил… И каждое дерево, каждая травинка были частью его.
Туман не исчез. Он просто стал прозрачен. И в нем что-то двигалось. Сгущалось. Что-то еще не живое, но уже и не мертвое приближалось к нему, кралось. Опасное. Урс еще не видел, но уже знал, что приближалось к нему. Бледные карлики с длинными когтистыми лапами и иглами зубов в трещинах пастей.
Смертельно опасные уродцы.
Точно такие, как описывала девушка…
Он поднял руку.
Заставил ее подняться, отстраненно наблюдая за своим телом.
Управлять собой оказалось неожиданно легко. Привычно.
И, сжав в кулаке нож, Урс шагнул навстречу спешащим полуживым сгусткам.
Первый карлик появился из-за ближайшего дерева. Он был уродлив и страшен. Длинные руки почти волочились по земле, клыки прокалывали кожу губ, длинный острый язык, словно алый червь, ежесекундно выскальзывал из пасти и облизывал все лицо: обвислые щеки, бородавчатый подбородок, вытаращенные глаза. Урод был уверен в своей неуязвимости, он шел в густом тумане, он сам был частью тумана, и не одно живое существо не могло видеть его.
Но Урс видел. Он взмахнул рукой, и нож легко вошел в шею карлика. Урс выдернул лезвие и ткнул уродца в спину, под левую лопатку. Тот всхлипнул, и осел на землю.
Еще один выскользнул справа из кустов. Увидел Урса, увидел нож в его руке, но ничего не успел понять – да и мог ли он вообще мыслить? Урс прыгнул к нему, ударил кулаком в висок, очертил тонкую шею острым лезвием, пнул падающее тело, отшвырнул назад – в кусты.
И сразу появились еще двое. С разных сторон. Зарычали, потянулись к нему когтями. Урс метнулся навстречу ближайшему, разрывая дистанцию с другим, полоснул по протянутой лапе, прокрутил нож в пальцах, перехватил, присел низко, лезвием шаркнул карлика по животу, вспорол брюхо, и вставая, ударил под челюсть, отбросил на спину и сразу же развернулся назад, уклонился от когтей, и ножом сверху в череп, размашисто, мощно, а второй рукой словно молотом наотмашь, и, выдернув липкое оружие, еще, не целясь, в падающее тело…
Он остановился.
Больше никого не было.
Четыре мертвых уродца лежали на земле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});