распоряжаться своей судьбой. – Амина не прекращает копаться в телефоне. – Когда окажемся как можно дальше от наших дурацких семейных дел.
Расставание халы Моджган с мужем происходило совсем не так, как у моих родителей. Между мадар и падаром бушевал ураган, а муж халы Моджган растворился, будто шепот в ночи. И только через полгода, когда хала Моджган устроила дома семейный ужин, мы узнали о его уходе. Полгода она притворялась, что все хорошо, не подавала виду ни на вечеринках с ночевкой, ни в совместных походах по магазинам, ни на кинопросмотрах.
И за все это время Амина и Айша не произнесли ни слова. Пока их мать не раскрыла шлюзы.
Бросаю взгляд на хмурое лицо Айши. В небе синева замечательного оттенка, такая, в которую хочется нырнуть и раствориться. Может быть, глядя на нее, она тоже думает о таком полете в один конец – потому что он напоминает ей об отце. Хочется спросить, кажется ли ей, что синева неба и океана обладают одинаковым свойством – они бесконечны, и пройти через них, чтобы добраться до него, невозможно. Наверное, именно такова в моем представлении идея семьи – бесконечность и невозможность.
Она ловит мой взгляд.
– Ты чего?
– Как ты с этим справлялась? – спрашиваю я наконец. – Когда ваш отец ушел.
– А я и не справлялась. И до сих пор не справилась, – коротко смеется Айша. Ее темно-зеленые глаза тускнеют. – Стыдно признаться, но все было именно так: однажды утром мы проснулись – а его нет. Ни с того ни с сего. Я и не догадывалась, что между ними что-то не ладилось. Как ты думаешь, это очень плохо? У моих родителей все было иначе, чем у твоих. Они никогда не ссорились, даже не спорили.
– Да. – Однако у меня остаются сомнения. Может быть, для внешнего мира ураган, сотрясавший мою семью, был виден невооруженным глазом, но я-то его не замечала. Говорят, так бывает, когда стоишь в самом эпицентре бури.
– Он оставил все свои вещи. Если войти в комнату родителей, то кажется, что он до сих пор там. Хотя ушел давным-давно, – вздыхает Айша.
– Твоя мама так и не убрала его вещи из своей комнаты?
– Нет. – Айша теребит свои пальцы. – Даже не сдвинула его молитвенный коврик. Уголок до сих пор загнут, как будто отец вот-вот вернется на вечернюю молитву.
– А нам очень нужно обо всем этом болтать? – сердито сверкает глазами Амина. Вытирает пот со лба, отряхивает платье – собирается встать. – Наши родители – отстой. Вот и все. А теперь, если мы закончили обсуждать депрессивные темы, предлагаю поискать симпатичное местечко, где поесть. – Она уходит, окутанная волной парфюма и жаркого воздуха. Ее глаза ни на миг не отлипают от телефона.
– Ей до сих пор тяжело об этом говорить? – Смотрю в сердитую спину Амины, пока она не исчезает за поворотом.
– Она как наша мама. Упорно делает вид, будто ничего плохого не происходит. Меня эта черта раздражает. – Айша всматривается в мой браслет. – Однако не желает прикасаться ни к чему, что подарил ей отец. Выбросила все не глядя, говорит, там дурная энергия или что-то в этом роде.
Мы замолкаем, задумчиво глядя на гавань, где покачиваются на якорях лодки. Несколько человек катаются на каяках. Болтая ногами в воздухе, упорно вдумываюсь, подсчитываю, снова и снова прокручиваю в голове то, что сказала Айша, и наконец больше не могу держать это в себе. Я должна спросить.
– Как ты думаешь, она не хочет прикасаться к этим вещам, потому что… Потому что думает, что есть места, где прячется история?
– Что? – выгибает бровь Айша.
– Ты сказала, Амина все выбросила, потому что рядом с подобными вещами ей плохо. Может быть, на это есть причина. Например, такие вещи несут для нее связь с мгновениями, которые хочется забыть. Может… – К ней тоже возвращаются воспоминания. Как в Самнере. Как возвращаются ко мне.
Я прокручиваю воспоминания о порванном платье, об искре, пролетевшей между биби и мной в темноте ее кладовки, о золотом с сапфирами ожерелье, которое я никак не могу найти, о трепещущих огоньках и о язычках дыма, упрямо вьющихся, подобно теням, вокруг тех, кого я люблю.
– Тебе тоже трудно хранить отцовские вещи? Потому ты и завела этот разговор? Из-за бумаг о разводе? – спрашивает Айша.
Мои пальцы кругами бегают по браслету. Я размышляю. Что, если я достану всех своими расспросами и все равно буду получать такие же обтекаемые ответы? Что, если биби спрятала секреты так далеко, что раскрыть их невозможно, пока не прикоснешься к вещам, которых касалась она?
– Сара!
Что, если единственный способ добраться до истины лежит не там, где я его ищу? Я хочу раскрыть тайну Малики и для этого изучаю сегодняшнюю реальность нашей семьи…
Айша машет рукой перед моим лицом.
А если для этого надо окунуться в день вчерашний?
– Эй! – Айша хватает меня за запястья и разводит их в стороны.
Я вздрагиваю и шарахаюсь. Она отпускает меня, и ее брови сдвигаются.
– Прости, – лепечу я, глядя на телефон со вспыхнувшим именем Амины. – Кажется, нас вызывают.
– Куда ты уходишь в такие минуты? – Айша помогает мне подняться. Я бреду прочь, но она упорно стоит на берегу.
– В какие?
– Ты словно уплыла куда-то. Провалилась в свои мысли, – говорит Айша. – Только что задала мне вопрос, а через секунду тебя уже как будто и нет.
– Я… – Вытягиваю руки по бокам. Я должна с ней поделиться всем, что знаю. Лицо у нее такое открытое, готовое выслушать.
Хочу рассказать ей, что на нас лежит проклятие, что, возможно, нам самой судьбой суждено идти по стопам наших матерей, которые заплели сказку так туго, что в ней скрылась реальная история семьи Амани. История, от которой, по мнению нашей бабушки, следует нас защищать.
Во многом, очень во многом мы похожи на наших матерей, но сейчас это не кажется преимуществом.
– Ну? – Айша выжидательно смотрит на меня.
– Просто мне трудно работать над этим проектом по семейной истории, – ощетиниваюсь я. – И, кажется, чем глубже я погружаюсь, тем сильнее задаюсь вопросом, кто мы такие на самом деле.
– Как это? – За плечами Айши небо постепенно темнеет, над волосами сгущается красная тень. – Расскажи мне, выговорись, может быть, станет легче. И, честно говоря, я бы с удовольствием отвлеклась от нынешних дел.
Я пытаюсь сказать: «В этом доме что-то есть», – и в воде отражаются темные сердитые глаза.
Я умолкаю и вижу, как эти глаза смотрят на мою двоюродную сестру, а она смотрит на меня. Сердце начинает колотиться чуть-чуть быстрее.
– Попозже. Я тебе все расскажу, – говорю я вместо этого, отводя Айшу подальше от воды. Тени становятся еще темнее, ползут по ее следам. – Обещаю.
У меня в голове сгущается знакомый туман, опять зовет меня. «Еще всего на одну ночь».
Ну ладно, так уж и быть. Еще одну ночь. А потом я ей все расскажу.
Глава 14
Ки асти?
Моя бабушка повторяет этот вопрос по десять раз на дню. «Кто ты?» – спрашивает, когда я умываюсь по утрам. «Кто ты?» – когда наливаю ей чай на завтрак. «Кто ты?» – когда я смотрю, как она перед зеркалом старательно подводит брови. Ее глаза не отпускают меня ни на миг. Следят, как я мучительно пытаюсь найти ответ.
Кто я?
Я – Сара Рахмат. И да и нет.
Я американка. И да и нет.
Я афганская узбечка. И да и нет.
Я плод величайшей истории любви. И да и нет.
Я есть, и меня нет.
Мой баба-джан часто повторял: «История – это то, что создает нас», – и без нее мы обречены снова и снова сбиваться с пути. Но, когда сквозь окно в мои мысли врывается лунный луч, я осознаю, что как раз эта самая история и отбросила нас далеко-далеко с проложенного курса.
Хотя, к счастью, ненадолго.
Я верну нас на предначертанный путь. Сотру слова падара «наши общие интересы». Раскрою тайну, которую скрывает моя бабушка, и, может быть, этого хватит, чтобы развеять мрачное чувство