— Эх, водички бы еще!.. — вздохнул Скачков. Мы все, как по команде, подняли головы вверх: нет, навряд ли дождемся мы сегодня водички. Небо и горизонт совершенно чистые, словно кто-то тщательно, с особым рвением прочистил его. Чтобы ни одной тучкой не запятнать ослепительно голубой фон… И горизонт тоже чист. Как вчера и позавчера. Ни одного силуэта. Пусто…
Трубка после завтрака подняла настроение еще выше. Мы сидели на брезенте вокруг груды обглоданных костей, жабер и плавников. Мы курили прекрасный табак "Золотое руно" и, ощущая в животах приятную тяжесть, бессмысленно улыбались. Никто не икал: рыба была превосходной. А на мачте сухо постукивали друг о друга еще десяток распластанных, сочащихся жиром тушек…
Вот только пить хочется. Очень. Бомбар и Хайердал писали в своих книгах, что человек может привыкнуть к соленой морской воде… Свесившись за борт, я подцепляю ладонью воду, делаю глоток… Тьфу, черт. Горечь невообразимая… тридцать процентов растворенной соли. Б-рр, попробуй-ка привыкни! Пить хочется еще больше. Во рту горит. Язык толстый и неповоротливый. Он еле помещается, хочется высунуть его наружу по-собачьи, проветрить. А ведь это только первый день без воды! А что будет дальше? Если застрянем здесь и ливни пройдут стороной? Воды бы, водички… Сколько на земле холодных, прозрачных озер, рек, ручьев! Сколько снега, льдов, которые можно растопить, превратить в воду. Напротив нашего дома по утрам всегда появляется тележка с газированной водой. Такой холодной, шипучей, И тетка льет, льет ее в стаканы. В стаканы и мимо. Прямо на асфальт. Из-под тележки всегда бегут темные ручейки… На берег! Скорее бы добраться до берега…
С усилием отогнав от себя навязчивый образ десятков, сотен, тысяч стаканов, в которых пузырится шипящая, холодная как лед вода, я поднимаю глаза на Скачкова и читаю в его взоре то же, что мучит и меня…
— Водички бы, — Скачков облизал языком распухшие, кровоточащие губы, — или компотику.
Вдруг Корин вскричал не своим голосом:
— Человек за бортом!..
Он резко крутнул руль, мы попадали на брезент, потом вскочили; действительно, метрах в шестидесяти от «Корифены» плыл человек.
— Аквалангист, — сказал Скачков.
Вот уже хорошо видны большие выпуклые очки, желтая шапочка, натянутая на голову. Блестящий горб за спиной. Наверно, баллоны особого вида. Человек плыл брассом. На руках его желтели какие-то полосатые перчатки.
— Корин! Подворачивай круче! Обороты прибавь… — Валя перебежал на самый нос лодки. Мы последовали за ним,
— Выдыхается, бедняга… — прошептал Петр, — замучился, наверно…
Действительно аквалангист все медленнее разгребал руками воду, его голова и горб-баллоны все глубже уходили в волны.
— Об-бороты, Корин! — крикнул Валентин. — Тонет! Аквалангист… Откуда он? С какой-нибудь подводной лодки? Или отнесло в океан течением от берега? Или… но что это? Я напрягаю зрение. Так это же…
— Ребята… так это же черепаха!
Ну конечно же! Это не очки, а ее большие выпуклые глаза; не руки в перчатках, а ласты. И не баллоны за спиной — панцирь. И нет у животного никакой резиновой шапочки: это голова такая. Блестящая, желтая. Издали действительно как купальная шапочка на человеческой голове… Еще десяток метров, еще немного. И вот мы уже хорошо видим ее морду, похожую на клюв хищной птицы.
Валентин торопливо привязывает к бамбуковому древку гарпуна капроновую веревку. Встает на носу лодки, заносит руку над головой. Черепаха перестает плыть, чуть шевеля ластами, она качается в мелких волнах, высунув голову, внимательно всматривается в нашу лодку, Валентин поднимает руку выше, надеясь попасть в мягкие части ее тела. Р-раз! Гарпун, сверкнув лезвием ножа, ударился в панцирь и со звоном отскочил, плеснулся в воду. Черепаха наклонила голову вниз, загребла под себя воду ластами и нырнула.
— Вот она! Вот, парни! — Корин, свесившись за борт, тыкал пальцем вниз. Там, на глубине метров шесть, неторопливо проплывал наш «аквалангист». Движения его были плавны и неторопливы. Как видно, черепаха превосходно чувствовала себя в этих водах и не очень-то испугалась ни лодки, ни гарпуна.
— Разворачивай… Сейчас вынырнет…
Валентин вытянул из воды свое оружие и опять принял позу гарпунера конца прошлого столетия.
— Как в книжке «Моби-Дик», — сказал Скачков.
Но зря Валька принимал живописную позу. Черепаха не всплыла. Она глубже и глубже уходила в воду, пока ее силуэт совсем не растворился в фиолетовом сумраке.
Корин вновь переложил руль, и лодка пошла прежним курсом. На норд-норд-ост. В направлении к африканскому берегу.
А солнце жжет, прокаливает наши тела. Лучи огненными спицами вонзаются в кожу, мышцы, кажется, в самый мозг. Поверхность воды ослепительна. Миллионы солнечных бликов дрожат и Дробятся в мелкой волне. Жгучие, солнечные зайчики скачут по нашим лицам, настойчиво, упрямо лезет под распухшие веки, в глаза… прорва света… Разящего, жгучего света. И духота. Потрясающая, неподвижная духота. Перегретый воздух дрожит и колеблется. Горизонт кажется не ровным, а волнистым, зыбким. Дождя бы! Ливня… холодной пресной воды!
Радостное возбуждение от сытного завтрака и встречи с черепахой прошло. Ребята опять приуныли, сникли. Нет, так нельзя. Нужно чем-то заняться, развеяться. Впереди еще много трудностей, испытаний. Впереди еще высадка на берег. И надо быть бодрым. Надо быть…
Я окидываю взглядом воду. Вот там еще черепаха. Корин тоже заметил, чуть изменяет курс, направляет лодку к ней…
— Валя, черепаха, — говорю я.
— Ну ее к черту… — машет рукой «адмирал», — пускай плывет.
— Может, искупаемся? — предлагает Скачков.
Валентин молчит. Мне кажется, что ему сегодня просто немного нездоровится. Или не выспался: ночью он дежурил.
— Двигатель надо немного остудить. Перегреется… — . настаивает Скачков. Валентин смотрит за борт: нет, нигде не видно акульих плавников. Пожалуй, действительно нужно искупаться.
— Корин, глуши… двоим следить за водой, двое в воду…
Вместе с Петькой они валятся в волны. Натянув ласты, я сижу на носу лодки, свесив ноги вниз. Валя и Петр плавают около лодки, ныряют под нее и выскакивают с другой стороны.
Потом настала наша очередь. Вода теплая. Градусов двадцать восемь. Она совершенно не остуживает перегретых тел. Я плыву, усиленно работая ногами, и чувствую, как на теле выступает пот.
Раскинув руки и ноги, повисаю над фиолетовой бездной. Вглядываюсь в ее глубь, отдыхаю. Там пусто. Никого не видно. Потом я чувствую, как что-то липкое и жесткое прикоснулось к моей спине. Я испуганно перевернулся, и мимо моей маски проскользнула черная, со светлой продольной полоской головастая рыбина. Прилипала!