— Погружаться на глубину пятьдесят метров!
Так проходит весь день. Темнеет, перископом пользоваться невозможно, и мы идем по счислению.
Сижу на разножке, обтянутой парусиной, и прислушиваюсь к учащенному дыханию людей. Кислорода не хватает. Одуряющая углекислота вызывает в голове ощущение тяжести и тупой боли, в ушах слышится звон. Движения становятся замедленными.
Оглядываю окружающих: давно знакомые, родные лица. Своим видом они стараются показать, что все нормально. Меня всегда восхищает выдержка экипажа. Ведь люди знают, что мы находимся теперь в логове гитлеровцев, до моря далеко…
Впервые в походе матрос Петренков. Когда он пришел на лодку, я поговорил с ним. Оказалось, что он не знал обстановки, в которой ведется подводная война. В его представлении с выходом в море подводная лодка беспрерывно ведет бой, в ней стоит страшный грохот, кругом рвутся бомби, в пробитый корпус поступает вода и матросы своими толами закрывают пробоины. Я постарался доказать ошибочность такого рода взглядов.
И вот Петренков стоит в двух шагах от меня. Неподвижное лицо, покрытое мелкими бусинками пота, показывает, с каким трудом матросу удается сдерживать свое внутреннее волнение. Нет, он не трусит, напротив — рвется в бой, но ему не по себе от гнетущей тишины, от тяжелого, спертого воздуха, от той обстановки, которую он не ожидал встретить. В его глазах светится решимость бить врага, но не так. Ему хотелось строчить из автомата, бросать гранаты… Иначе говоря, он чувствовал потребность в физической нагрузке, а ее теперь не было.
Глядя на матроса, я еще раз убеждаюсь, что в моменты опасности тишина переносится труднее, чем шум и гвалт. Кричать легче, нежели зажать рот. И не случайно в рукопашном бою солдаты неистово орут. Так с древних времен. Только люди огромной силы воли действуют молча.
Замечаю — на Петренкова поглядывает и Новожилов. Он подзывает к себе молодого бойца и вполголоса начинает ему объяснять, почему необходима тишина и какое значение имеют минные постановки.
— Товарищ капитан третьего ранга, — обращается ко мне Башкинов, — глубина не соответствует счислимому месту. Нас сносит…
Гляжу на часы. Что ж, наступает полная темнота. Время всплывать.
— Прослушать горизонт!
— Вблизи шумов нет!
При всплытии лодки в стане врага командир рискует первым. На всякий случай предупреждаю старпома, чтобы он был ко всему готов.
Условливаюсь с Горчаковым: если пойдем под дизелем, то целесообразно продуть часть балласта, чтобы оголить газоотводные отверстия. Дело в том, что эти отверстия, окажись они под водой, издают выхлопы — глухие, но далеко слышимые удары, которые легко обнаруживаются гидроакустическими станциями. Правда, при продувании части балласта корпус лодки подвсплывет — кроме рубки на поверхности покажется палуба, от форштевня до кормы. И все же я выбрал этот вариант.
— Всплывать!
Отдав команду, я тут же поднимаюсь по трапу к рубочному люку. От резких движений сердце работает учащенно, дыхания не хватает, но я думаю только о том, что меня ждет наверху.
Сильно ударяет по барабанным перепонкам — это сняли через шахту вентиляции излишнее давление в лодке. Значит, мы уже на поверхности. Развертываю кремальеры, выжимаю, как штангист, тяжелую крышку люка вверх и выскакиваю на мостик.
Осматриваясь, глубоко вбираю в себя пьянящий чистый воздух. Сплошная темнота. Но заснеженные берега с темными пятнами и прожилками на крутых склонах выделяются четко. Горят маяки: очевидно, гитлеровцы считают себя в безопасности. Неужели их ничему не научили прорывы наших лодок в фиорды?
Выясняется, что нас снесло совсем немного. Лодка ложится на курс, ведущий на середину пролива; это между островом Стуре-Тамсё и восточным берегом фиорда. А для определения места штурман берет один пеленг на островок Лилле-Тамсё, а другой — на мыс Эстре-Порсангнесег.
Я наклоняюсь к люку и передаю сразу несколько приказаний:
— Товсь левый дизель… Провентилировать отсеки… Сигнальщика наверх!
Сигнальщик мгновенно выскакивает из люка.
— Наблюдение вести внимательно, — напоминаю я ему, хотя понимаю — Владимир Митрофанов не подведет.
Подправив курс, мы снова двигаемся на юг. Работает левый дизель, с тем чтобы выхлоп был направлен в сторону малообитаемого берега: вряд ли там могли находиться вражеские посты.
Проходит около двух часов. Время от времени в фиорде появляются катера, мотоботы. Мы следим за их движением, но они, точно слепые котята, не видят нас на фоне берега, покрытого снегом.
Незаметно приближаемся к району военно-морской базы фашистов. Но тут неожиданно налетает» снежный заряд, и все скрывается в вихре белых хлопьев. Снежный заряд на Севере явление особенное. Он начинается внезапно, без каких-либо предисловий. Снежинки не падают, а пляшут в каком-то диком, необузданном танце, и кажется, они никогда не долетят до земли или воды, так и будут беспрерывно крутиться в воздухе.
— Стоп дизель, левый электромотор самый малый вперед, акустику внимательно слушать!
Объявляется боевая тревога. Мы идем, как незрячие, хотя смотрим во все глаза, рискуем разбиться о приглубые берега, островки и скалы или столкнуться с неприятельским кораблем. Стопорить двигатель нельзя: без хода лодка становится беспомощной.
Проходит полчаса, а пурга не унимается. В лицо больно ударяют снежинки, глаза слезятся, а мы продолжаем, не отрываясь ни на секунду, напряженно всматриваться в белесую мглу.
— Курсовой ноль градусов шум винтов! — докладывают снизу.
И почти одновременно впереди по носу появляются отличительные огни. Видны оба бортовых, зеленый и красный, значит, судно идет прямо на нас. Расстояние дьявольски мало, времени на обдумывание — доли секунды. Вот когда буквально применимо выражение: промедление смерти подобно.
— Срочное погружение!
Людей с мостика как ветром сдуло, за ними и я прыгнул вниз. Лодка стремительно нырнула под идущий навстречу корабль.
Безмолвно стоим в центральном посту и, затаив дыхание, прислушиваемся к глухим стукам двигателя проходящего над нами судна. И каждый мучительно думает: жизнь или смерть? Заметили лодку или нет? Если да, то по всей базе немедленно будет объявлена тревога, набегут корабли, и нам вряд ли удастся вырваться в море: мы слишком далеко втянулись в фиорд.
Ритмичный шум винтов доказывает, что нас не заметили. Еще раз настороженность и готовность экипажа к решительным действиям спасают лодку.
Звуки судового двигателя затихают. Лодка снова всплывает. К нашей радости, снежный заряд прошел, показались берега. Запустив дизель, мы двигаемся дальше.
При входе в пролив между островом Стуре-Тамсё и восточным берегом фиорда снежный заряд с новой силой набрасывается на нас. Погружаться здесь опасно, не лучше и находиться на оживленной трассе. Лодка развернулась и спряталась за островом.
Прикидываю: скоро полная вода, на этот момент рассчитана минная постановка. Где же ее осуществить? Начальник штаба бригады капитан 1 ранга Б. И. Скорохватов рекомендовал поставить заграждение в проливе между островом Стуре-Тамсё (за которым мы сейчас находимся) и западным берегом фиорда. Там и поставим, только чуть выше — перед бухтой Странбукта.
Вскоре, как по заказу, снегопад прекращается. Становится светлее. На полуострове, недалеко от нас, отчетливо просматривается селение Репвог. В некоторых домиках светятся окна. Кто там? Фашисты, враги, или мирные жители — норвежские рыбаки?
На мостик поднимается старпом Новожилов и, подойдя ко мне, приглушенно говорит:
— Команда давно поднята по боевой тревоге. Может быть, поставить вахту? Или дадим отдохнуть хотя бы одной смене?
— Нет. Скоро начнем минную постановку. Будем выполнять ее в надводном положении.
Евгений Васильевич пожимает плечами.
— Чему вы удивляетесь? — спрашиваю его.
— Не припомню случая, чтобы мины ставили внутри фиордов в надводном положении, да еще так далеко от входа…
Да, мы находились почти в 24 милях от моря. Ставить мины в надводном положении — это, конечно, риск. Однако ночью под водой невозможно определить границы и положение заграждения, а ведь в минном деле самое важное — точность.
— А у вас есть основания для возражения? — снова спрашиваю Новожилова.
— Нет, только не изловили бы нас на этом. Башкинов докладывает:
— До полной воды остается двадцать пять минут.
Еще раз прикидываю: места здесь приглубые, и суда держатся вплотную к берегу. Следовательно, к нему надо подойти как можно ближе. Сразу же после разворота и начинать. Границы постановки штурман засечет по компасу на мостике.
Лодка проходит недалеко от островков Липле-Тамсё и Шехольмен, направляясь к западной стороне фиорда.